Рыбка по имени Ваня

***

На забор крови нужно было успеть втиснуться и просочиться с 7 до 9 утра. Дядя Ваня рассчитывал, что летним утром бабульки должны вкалывать на огородах, а значит, очереди не будет. Однако не он один был такой умный: в коридоре народу набилось – дышать нечем.

За дверь выглянула процедурная сестричка. Она сегодня уже взяла кровь из вены у полста больных. Руки онемели, хоть плачь. А впереди ещё полдня работы: десятки закатанных рукавов и спущенных штанов, голых гладких, молодых и старых, сморщенных локтевых сгибов и задниц… И десятки витаминных, «горячих» и прочих чудодейственных уколов.

Зарплата у медсестры была одиннадцать тысяч. Это на троих: она одна поднимала двоих детишек.

Ей стало до слёз жалко себя. И горько и обидно, что за счёт неё, последнего звена в медицинской цепочке, поликлиника решают проблему обслуживания населения.

Тут её осенило, что последним звеном в цепочке является-таки не она, а больные. Снова высунулась и крикнула в коридор:

– Принимаю ещё пять минут – и ни человеком больше!

И ей сразу полегчало, вот прям отпустило. Она даже повеселела. Даже силёнки откуда-то взялись в онемевших пальцах, и она под нос песенку замурлыкала.

Но что творилось в коридоре… Какую панику произвели её слова!

– Куда без очереди?!

– Мы из деревни, специально приехали!

– Я уже полтора часа отстоял!

– Не пущу-у-у-у!!

Дядя Ваня цеплялся за девушку впереди себя. Его крутило в человеческой воронке, давило, шмякало…

***

Сутки после сдачи крови дядя Ваня отлёживался, пил лекарства. Готовился покорить очередной и главный, ледяной, сияющий и неприступный Больничный Пик: приём у доктора.

Три минуты врач осматривал дядю Ваню. И двадцать минут, посапывая толстым носом, молча и стремительно писал что-то в его карте. Дядя Ваня уважительно следил глазами за дешёвой шариковой ручкой. Хотя понимал: в данную минуту врач заботился не о дяде Ване, а сугубо о себе самом.

В нём, во враче, говорил опыт предыдущих ошибок коллег и инстинкт самосохранения. Он заранее страховался. Если, не дай Бог, дядя Ваня помрёт, окочурится, даст дуба, сыграет в ящик, отбросит коньки – набежит комиссия. А врач – хоп! – повертит под носом у комиссии мелко, плотно, обстоятельно и исчерпывающе исписанные страницы.

Всё это время, напротив, за столом, сложив ручки с маникюром, откровенно скучала медсестра. Она посматривала то в окошко, то на кончики своих туфель, то позёвывала в ладошку. Дважды выходила в коридор и делала променад, стуча каблучками. Навестила такую же скучающую подружку за стеной, пощебетали, похихикали. Сходила в буфет, принесла оттуда в промасленном кульке что-то пахнущее тестом и варёной капустой, сунула в стол.

«Третья лишняя», – неприязненно думал дядя Ваня. Он бы много чего о своём самочувствии рассказал доктору —но только с глазу на глаз, без свидетельниц.

Болезнь – дело двоих: сугубо тонкое, интимное, не требующее присутствия посторонних ушей и глаз. Он стеснялся надушенной и накрашенной, юной фифы-медсестры. Впрочем, стеснялся бы пожилой и равнодушной.

В пять секунд она начиркала рецепт, который ей продиктовал врач. Всё. В соседних кабинетах сидела армия таких же сестричек и смущала пациентов своим необъяснимым присутствием. Пациенты уходили, унося в себе нераскрытые тайны болезней.

«Вот её бы зарплату за ничегонеделание – отдать врачу, – думал дядя Ваня. – Может, тогда он бы подобрел взором, оттаял. Отвлёкся от бумаг, вскинул утомлённые, красные от писанины глаза – и увидел, наконец, робкого дядю Ваню на кончике стула.

И ещё подумал: «А этих бы бездельниц – да в процедурный кабинет. Туда, где бьётся как рыба об лёд одна-единственная медсестричка. Или они в вену попадать не умеют?!».

***

Один к одному. У дяди Вани после ЦРБ (на почве стресса, наверно) – покраснела и зашелушилась кожа на локте. Нужно к дерматологу. Мать честнАя! Уж если к терапевту попасть трудно, то к узкому специалисту – из области фантастики.

Продвинутая, шустрая соседка подсказала: есть такая волшебная штука: называется электронная запись. Но штука эта с норовом, капризная.

То страничка записи загружается еле-еле, как неживая. Загрузится – окошко нужного врача не отвечает на клик. Откликнется – талонов уж нет. А если всё удаётся – в последнюю секунду зависнет, или вовсе потухнет экран. Вот какая хитрая электронная очередь!

А локоть нестерпимо чесался, а розовое пятно разрасталось, а чешуйки осыпались дождём. Хочешь – не хочешь: снова милости просим в больничную нервотрёпку-мялку-давилку. Через десятых знакомых, по блату, за мзду достали талон.

Врач, даже в перчатках, побрезговала рассматривать, не то что трогать дядиванино пятно. Оскорбилась и почему-то обиделась на его робкую просьбу «про соскоб»:

– Что? Какой ещё соскоб? Вы меня учить будете, что мне делать? Так давайте поменяемся: надевайте белый халат, а я сяду на ваш стул. Умные все пошли.

Отчитала дядю Ваню. Поставила на место. Кинула беглый взгляд на локоть, помыла руки – села писать направления на анализы. На кровь, на кал, на мочу.

Господи Боже, взмолился про себя дядя Ваня. Снова больнично-лабораторные круги ада?! Снова круги очередей под номерами: 1, 2, 5, 7…

***

И шёл загрустивший Иван Кузьмич по тихой улочке со своим портфельчиком. И увидел в глубине двора, среди вековых деревьев, облупленный уютный особнячок. На ажурной калитке сверкала серебряная табличка: «Круглосуточно! Выезд на дом! Срочный забор анализов. ЭКГ. УЗИ. Рентген. Эхо. МРТ. Договорные цены. Скидки. Бонусы».

Дядя Ваня протёр глаза и ущипнул себя: не приснилось ли ему чудное видение? Пошёл по хрустящей, из розовых камушков, дорожке. Вокруг клумбы с дивными цветами.

А внутри, ишь ты. Ни тебе скукожившегося, рваного линолеума на полу, о который рискуешь споткнуться и сломать ногу. Ни инвалидных, астматически хрипящих ламп под потолком, как в муниципальной больнице.

Светло, чистенько, уютно. Пахнет хорошо: сосной и морским бризом – а не хлоркой и едкой мочой из туалета. Тихо, все вежливые. Никто не лезет без очереди, не толкается и не орёт друг на друга.

За стоечкой под розовой лампой сидит девушка, тоже в розовом. Вся расцвела и просияла, вся подалась навстречу дяде Ване: так обрадовалась! Будто всю жизнь сидела его, ждала как свет в окошке – и он вот он, дядя Ваня! Приветливая, участливая, неподдельно встревоженная.

– Здравствуйте! Что нас беспокоит?

– Да вот… – дядя Ваня засуетился. Стал перекладывать портфельчик в другую руку, чтобы задрать рукав и показать локоть. – Чешется, пятно… Кожа слезает… Никак не проходит, етить его.

Девушка защёлкала в компьютере.

– Это вы доктору покажете и всё расскажете. И кто к нам пришёл, такой хороший? Котик? Пёсик? Мышка?

«Ишь ты. Девушка-то какая игривая, ласковая. Или это у них новейшие методы: по китайскому календарю лечат?» – догадался дядя Ваня.

– Ры… Рыба, – с усилием вспомнил он год рождения по гороскопу.

– И как нас зовут?

– Ва… Ваня, – Иван Кузьмич забылся, совсем размягчился от ласкового приёма. Скинул три десятка лет, приосанился: – То есть, Иван Кузьмич.

– Даже так, по отчеству? – кокетливо заулыбалась девушка. – Так и запишем: рыбка по имени Ваня. Пожалуйста, проходите в третий кабинет.

На пухлом кожаном диванчике уже сидели два пациента. Заплаканная дама держала большую корзинку на коленях. У ног мальчика крутилась моська в вязаной, цыплячьего цвета, кофточке.

– Надо же, – про себя умилился дядя Ваня. – Даже с животными пускают. А в ЦРБ – так сразу штраф полторы тысячи.