Саломея застыла в ожидании.
– Убийца – двенадцатилетняя девочка. Орудие преступления, – палка, в него вбит остриём наружу ржавый гвоздь длиной десять сантиметров, шириной, – семь миллиметров. Ходила эта девочка по сёлам. Жалели, – ребёнок, ведь! Кормили, одевали. Первыми её жертвами стали приёмные родители. Вначале мы решили – дело рук банды, промышлявшей в то время. Бандиты действовала после войны таким оригинальным образом. Поезд останавливался на полустанке, в небольших населённых пунктах, а «пассажиры» ходили по сёлам «за добычей», кого грабили, кого убивали.
Девочка рассказала тогда о себе. Потерялась, мол. В те времена это было очень даже просто, многие отставали от поезда. Росла в детском доме, что находился в райцентре, – в двадцати километрах от села Куприно. Шла гулять, брала с собой палку с гвоздём и убивала. Вначале била тяжёлым предметом, любым, что был под рукой. Вы спросите: как это? В стужу, мороз, ребёнок проходит столько километров? Немыслимо! Потому и топталось следствие на месте!
Саломея прикрыла глаза. В ушах зазвенел детский голосок:
– … А когда тётя падала, не дышала, я её палкой, с гвоздиком!
– Зачем ты это делала? Тебе не страшно было? – спрашивали сурово.
– Страшно! Я хотела к маме! Почему она не приезжает за мной?!
– Но ведь ты убивала чужих тебе женщин! За что?!
– Я злилась на маму! – горько плакал ребёнок. – Все эти тёти сильно походили на неё!
Саломея встрепенулась. Константин Григорьевич серьёзно и пристально смотрел ей в лицо.
– Видения? Понимаю! Вы весьма восприимчивый человек!
Удивилась в который раз прозорливости собеседника, не ответив, спросила:
– А дальше? Что стало с девочкой?
– Стыдно вспомнить! Мне потом рассказали. Если бы она попалась в руки родственникам убитых, её бы просто растерзали. Несмотря, что, – ребёнок. Не представляете, что тогда творилось у нашего отделения. Люди готовы были ломать и крушить всё вокруг, чтобы забрать её и расправиться. Поговаривали, её держали в холодном сарае, не кормили…
– Ужас! – не выдержала Саломея. – Девочка погибла?
– Сложный вопрос!
– То есть?
– Не знаю точно, не скажу!
Удивлённая, она взглянула в лицо старика. Тот задумчиво:
– Видимо, нашлась добрая душа… Отпустили! Возможно! – Отвернулся, дёрнул головой. – Не скажу, не знаю!
В комнате повисло тишина. Затем Константин Григорьевич поднялся, подошёл к тумбочке, где стоял музыкальный центр, нажал на клавишу. Она услышала что-то знакомое. Убавил громкость. Вспомнила. Бетховен. «Ода радости». Тоже поднялась.
Поняла, – в разговоре поставлена точка. – Милая Саломея! Помог вам чем-то? – Константин Григорьевич сутулясь, и, уже тяжело опираясь на палку, направился к входной двери. – Помогли! Очень помогли! – В знак благодарности, слегка коснулась его плеча. «Одиночество в старости! – подумала. – Врагу не пожелаешь!». Улыбнулась. – Разрешите мне вас навещать?
Старик сделал неудачную попытку выпрямить спину, уловив в её голосе жалость. Холод промелькнул в живых, умных глазах.
– Милости прошу, детонька! – Затем, вдруг, чёрствое, – честь имею!
«Ну и, слава богу! – подумала, – характер демонстрирует! Значит, проживёт долго!»
В коридоре подъезда полутёмно. Осторожно спустилась по лестнице, стараясь не прикасаться к выщербленным деревянным перилам. Лавка была пуста. Местные алкоголики видимо, собрали нужную сумму. Свидетельством чего служили песни в исполнении нестройных пьяных голосов, внезапно раздавшихся откуда-то сверху. Не доходя до машины, щёлкнула брелоком. Вдохнула лесной вечерний воздух.
Отъехав недалеко от этого, как его окрестила, «зелёного» квартала, заметила постер: «Медицина с человеческим лицом: урология, гинекология».
На душе было скверно. Из головы не выходил беспомощный гордый старик. А то, что поведал, не давало покоя, будоражило воображение. И всё же, немного пугающий слоган заставил усмехнуться. Саломея внезапно почувствовала жажду. И тут, справа от трассы, заметила торговый павильон. Он работал круглосуточно, об этом вещала круглая красно – белая вывеска на плоской крыше – «24».
– Бутылку минеральной! Без газа! – обратилась к улыбчивой женщине. Одновременно услышала со стороны, где тусовались трое молодых людей:
– Да знаю я, эту красавицу! – Саломея оглянулась.
К выходу направилась стройная длинноногая девушка. Даже со спины выглядела как модель, сошедшая с глянцевой обложки журнала.
– Её Мишка, из нашего дома, бычара такой, весь из себя, трахает! – Парень осклабился, поднёс банку пива ко рту.
Девушка остановилась. Длинные, светло-русые, блестящие волосы веером взмыли в такт поворота, неожиданно, растянув губы в ироничной улыбке, коротко спросила:
– Тоже хочешь?
– Хочу! – заржал грубиян.
– Ну, так приходи часам к двенадцати, он и тебя трахнет!
Парень застыл. Двое его друзей, немного постояв, прыснули, схватились за животы, даже присели от смеха. Стеклянная дверь захлопнулась, оставляя по другую сторону ту, что в карман за словом не лезла. Саломея усмехнулась. «Отчаянная!». И сама поспешила к выходу. За спиной раздалось:
– Ну, ничё себе! – опомнился хам, – во, тёлка! Рамсы попутала!
– Заткнись! – беззлобно подал голос кто-то из компании, – нормальная девчонка! Сам напросился!
Молодые люди не были похожи на выходцев из неблагополучных семей. Однако, если есть деньги, как она считала, нет необходимости заглядывать сюда, в такое время за пивом! Заметила перед входом припаркованный белый «Феррари» с открытым верхом. Вероятно, автомобиль принадлежал одному из компании. Саломея догадалась, – тому самому грубияну! Незадолго, перед тем, как въехать в район ветхих, отживших беспокойный век, пятиэтажек, увидела слева от трассы несколько жилых домов. «Европейская» дорога, что вела к ним, шлагбаум, будка с охраной, архитектурный стиль застройки, – всё говорило за себя, – дома элитные. Молодые люди, видимо, проживали там, и были частью этой среды, – нашей современной, что причудливо сочетает дремучую дикость с внешним лоском, варварство с видимостью просвещения.
Надежда Лиманская. Бездна смотрит на тебя.
Незримая граница между людьми. Благополучие, высокое материальное положение. Часто, связанное с ним, – стяжательство, нажива, беззаконие.
Всего пятьсот метров вперёд. И – нищета, бесправие. Верные спутники – безысходность, депрессия, алкоголизм. «Зелёный» квартал.
Пятьсот метров. Граница между белым и чёрным, – пропасть, бездна…
Бездна. Она поймала себя на мысли, – думает о тех снимках.
Глава 3
Россия. Сибирь. 1947 год.
Натужно урча мотором, машина остановилась у одноэтажного, деревянного с обледенелыми окнами, строения. Районное отделение милиции.
В груди его до сих пор всё клокотало. Ну, как? Как так? Он, Захар, попался как последний, желторотый пацан? Подёргал связанными за спиной кистями рук. Не слушались. Онемели от холода.
– Вперёд! – Конвоир, тыча прикладом автомата в спину, открыл дверь ногой. Из помещения повалил пар. Вошли в узкий коридор. По обеим сторонам несколько дверей. Деревянные, некрашеные. Запертые кабинеты. Кажется, опять фортуна улыбнулась ему. Посмотрим!