Скабинея

– Знаешь, в этом есть зерно истины, я как-то не подумал. И ещё, мне пришла в голову мысль, что таракан может тут и не чужой. И кто-то его знает. Или знал, когда он другим ещё был. Ты понимаешь, не может такого размера существо жить, если ему никто не помогает. Он должен чем-то питаться. Это раз. Второе, зимы холодные у нас, а ему, скорее всего, тепло нужно. Он ведь не может, как обычный таракан незаметно за печкой жить и крошками питаться. И я просто уверен, что кто-то его в этом посёлке потерял.

– Поехали. – Сказал Илья – Вот ты этим и займешься, отыщешь его родословную.

Мы вернулись к машине, и Илья проехал задом до ближайшего свободного места, развернулся там, и мы поехали обратно к посёлку. Как только мы выехали на улицу, на нас чуть не налетел пожилой мужчина, летящий на своём старом велосипеде в посёлок. Он зло зыркнул на нас и поехал дальше.

– Он был прав, у него главная. – Миролюбиво сказал Илья – А может, это он ищет нашего таракана? Вон как стремительно ногами крутит педали.

– Здесь хорошо будет искать, все компактно живут, в двух всего домах, все рядом. – Подумала вслух я – И знают всё друг про друга. Обязательно кто-нибудь, да проговорится.

– Или у них тут круговая порука. – Предположил Илья.

– Поедем сейчас все ко мне. – Сказал Сакатов – Я сказал мамуле, чтобы она нам что-нибудь вкусненькое приготовила. И я вам кое-что расскажу.

– Ну да, ты расскажешь! – Илья засмеялся – Потом после твоего рассказа неделю кусок в горло не полезет. Нет, я вас довезу и поеду домой. Ольге рассказывай, она это любит.

Он довёз нас до дома Сакатова, и мы поднялись к нему. Я сразу же кинулась в ванну и долго мыла руки, применив все средства, которые увидела у них на полке. Его мама, Лидия Афанасьевна, невозмутимая, как египетский сфинкс, провела нас в столовую к накрытому столу.

Она принесла из кухни великолепную супницу и поставила на середину стола. Только она открыла крышку, я сразу поняла, что за вкусняшку она приготовила. Суп-пюре из шпината. После тех колбасок в приямке, для меня это следующее по аппетитности блюдо.

После обеда мы прошли в кабинет Сакатова. Он достал исписанный блокнот и спросил меня:

– Готова слушать?

– Сакатов, такое впечатление, что ты только и делаешь, что читаешь разные сказки.

– И что плохого в этом?

– А то, что люди кроме чтения ещё чем-то занимаются.

– А я и занимаюсь.

– Чем?

–Тебе потом эти сказки пересказываю. Эту историю, кстати, я давным-давно ещё прочитал. И видишь, пригодилась. Слушай.

Глава 2. Проклятие Ксхе.

Все три сына у Макара Демьяновича были как на подбор – высокие, красивые, почтительные. В его родню. Да только, как говорится в русских сказках, двое были умными, а третий… Нет, Василий не был дураком, даже наоборот, он был очень смышленым, любознательным, не ленивым. Только очень уж своенравным он был, непокорным, всё норовил супротив всех пойти. Вся семья собирается вечером к ужину – а он оделся и во двор убежал, вся семья идёт на прогулку на бульвар – он в библиотеке сидит над книгой. Маменька его, Мария Ивановна, уже давно отступилась от него, никакие её уговоры на него не действовали, от её укоров он только упрямо склонял свою непокорную голову, выслушивал, а сам так и продолжал всё по-своему делать. Макар Демьянович, тот построже маменьки, так и наказывал его не раз, да только упрямства в его сыне было с лихвой, на троих таких Василиев бы хватило, да одному досталось. Больше всех Василию доставалось от старших братьев, которые поколачивали его, пока маменька не видела, благо, что он на них никогда не жаловался. Но потом и они на него рукой махнули.

Семейство Макара Демьяновича Крюкова, купца первой гильдии, проживало в славном городе Твери. Каменный двухэтажный дом их стоял на Миллионной улице, рядом с Соборной площадью, и по утрам малиновый колокольный звон будил всё семейство, зазывая к заутрене. Старшие сыновья Макара Демьяновича, Алексей и Пётр, окончив Мариинскую гимназию, пошли учиться в Юнкерском училище, и отмечены успехи их бывали не раз благодарственными письмами отцу, чем вызывали его немалую гордость. Василий, который был значительно младше своих старших братьев, учился в той же гимназии, которую блестяще окончили его братья. Да только при всей его расположенности к разным наукам, вследствие своего неспокойного нрава, частенько бывал наказан за своё вольное поведение, и даже порот. Любил он убегать на Почтовую площадь, а там, на понтонный мост. Он мог часами смотреть на Волгу, мечтая о дальних странах, да об опасных кругосветных путешествиях на гордых парусниках, открытых всем морским ветрам. Став постарше, в последнем классе гимназии, Василий увлёкся археологией, особенно трудами Забелина, который организовал раскопки скифского кургана Чертомлык. Василий внимательно рассматривал рисунки найденных там артефактов. Особенно его заинтересовала находка пятидесяти конских уборов, которая подтверждала рассказ Герадота о жертвоприношении пятидесяти коней и пятидесяти скифских юношей, после смерти одного из скифских царей. Среди остатков погребального кортежа были и десять таинственных наверший, выполненных в зверином стиле. Он с лупой в руках вглядывался и вглядывался в необычные звериные морды, и, казалось, только одному ему в эти мгновения открывались все тайны загадочных артефактов. Это было так интересно, так манило своей неразгаданной тайной! Василий часто засыпал прямо в библиотеке, положив голову на книги, и маменька, приходившая утром разбудить его, видела многочисленные его рисунки, которые были раскиданы и на столе, и на полу. Чаще всего на рисунках была изображена гривна с фигурками лежащего льва, которая, по версии Забелина, принадлежала какому-то божеству. Василий даже начал писать историю на основании найденных артефактов, но никому её не показывал, а потом, когда она была дописана, неожиданно сам сжёг её. Но интерес к археологии у него не пропал. Он даже выписал из Москвы издание Стемпковского «Мысли относительно изыскания древностей в Новороссийском крае», но потом забросил его, на вопрос маменьки ответил, что пишет Стемпковский скучно, неинтересно.

Василий, неожиданно для всех, окончил гимназию с золотой медалью, к великому удивлению всех домочадцев, и твёрдо заявил отцу, что семейным торговым делом он не намерен заниматься. Он поедет поступать в Имперский Московский университет. И показал вырезку из Вестника, где было написано, что по новому уставу одна тысяча восемьсот тридцать пятого года, плата за обучение составила сто рублей. Макар Дементьевич чуть дара речи не лишился, за сердце своё схватился, узнав в какую копеечку станет ему учёба сына. Но маменька, женщина экономная и разумная, после всех семейных скандалов, выделила из своих сэкономленных на ведении хозяйства денег нужную сумму, и Василий отправился в Москву. С Василием в Москву был отправлен Путят Иванович, его нянька, учитель и соратник всех его игр с самого его рождения. Василий поступил на философский факультет, который являлся предварительным для последующего обучения на юридическом факультете, на кафедру умозрительной и практической философии.

Поселились Василий с Путятом Ивановичем в двух съёмных комнатах на Моховой улице, рядом с университетом. Их домовладелица, вдова Прасковья Павловна Тихонова, была доброй и сердечной женщиной, и за обеды у них брала совсем небольшие деньги, а кормила их вкусно и сытно. За это Путят Иванович всю мужскую работу по дому взял на себя, благо у него руки были проворные. Он хорошо знал и столярное дело, и кузнечное, да и хватка хозяйская у него была, соображал он быстро и ловко.

В университете Василий сразу подружился с Уваровым Денисом, таким же мечтателем и любителем приключений, сыном помещика Уварова Алексея Сергеевича. Они, после занятий в университете, вместе гуляли по Москве, между высоких чопорных особняков, по зелёным и широким бульварам, но мыслями были далеко отсюда. В своих мечтах они продирались сквозь душные непролазные дебри Амазонки, скакали на сильных жеребцах, уходя от погони свирепых индейцев. Или шли с караваном в жарких песках Аравии, на гружёных восточными шелками верблюдах, изнывая от палящего солнца, высушивавшего белую бескрайнюю пустыню. Или летели под парусами в Тихом океане, где они заряжали тяжёлые пушки, чтобы отбиться от преследовавших их флибустьеров, размахивающих весёлым роджером.

В отличие от своего друга, Василий учился легко, отлично, его хвалили преподаватели, отмечая его цепкий ум. Ему было всё интересно, он с жадностью впитывал знания, а так как у него была хорошая память, он мог сразу повторить без запинки преподавателям всё, что они говорили на лекциях. Денис учился с ленцой, стоило ему только посмотреть в окно, сразу его мысли улетали из аудитории, и возвращаться обратно не торопились. Василий, видя, с каким трудом даётся учёба Денису, не бросал в беде своего друга, помогал ему, не считаясь со своим временем.

К зиме в Москву приехала семья Дениса, и они стали устраивать пышные приёмы и приглашать на них не только знать, но и творческих людей. По средам у них в салоне собирались поэты, писатели, композиторы и артисты. Василий несколько раз приходил на эти вечера, садился в самый угол гостиной и внимал каждому слову, которое звучало в зале. Но больше всего ему нравились вечера, когда к Уваровым приходили путешественники, вернувшиеся из далёких и экзотических стран. Он их слушал, и картины так живо представлялись ему, что он словно сам побывал со всеми рассказчиками в их нелёгких, а порой и очень опасных походах.

В один из таких приёмов и произошла судьбоносная встреча Василия с венгерской графиней из дома Кобург-Кохари, поставившая всю его последующую жизнь с ног на голову, похоронив под обломками его сомнительного счастья надежду на спокойную и размеренную жизнь в кругу семьи.

Графиня Са?рика Кобург-Кохари была сияюще великолепна от кончиков её ногтей до гордо вскинутой кудрявой головки. Она ворвалась в салон, словно вихрь посреди спокойного дня, моментально приковав к себе все взгляды мужчин, да и женщин тоже. Шелковистые, иссиня-чёрные волосы, обрамляли её высокий лоб, словно императорская корона, а глаза цвета оливы сияли как две звезды на ночном небе, яркие и холодно-надменные. Стройная её фигура в алом платье словно парила над блестящим паркетом, не касаясь его. Она откинула тонкой изящной ручкой упавшую на лоб прядь и дерзко оглядела присутствующих. И в этом взгляде было всё – и то, что она знала, насколько она красива, и то, что её родословная, берущая своё начало в двенадцатом веке, давно уже определила её место среди самых высоких и родовитых семей Европы. И только одно невозможно было увидеть в её взгляде, её тайну, которая и пригнала её из милой и родной её сердцу Венгрии в холодную и далёкую Москву.

А тайна её была в том, что графиня была отвергнута своей семьёй за поведение, которое никак не вязалось с её высокородным рождением. Но не смирилась. Она приехала в Россию за богатым женихом, которых много водилось на необъятных просторах этой великой страны. В её родной, но бедной Венгрии, у Сарики уже не было ни одного шанса подцепить себе отпрыска богатой фамилии. И ей к тому времени уже исполнилось тридцать лет. Её взбалмошный и непоседливый характер, вместо того, чтобы, как и все порядочные наследницы, сидеть дома и ждать женихов, погнал её за красавцем камер-юнкером в далёкий поход в Османское царство, когда ей исполнилось всего семнадцать лет. Прожили они там, в счастливом радужном сне, шесть лет. А потом камер-юнкер неожиданно взял, да и женился на дочери венецианского доджа. Сарика была растоптана, унижена, она хотела наложить на себя руки, пришла даже в порт, чтобы утопиться, но там встретила хозяина шхуны «Донея» Ра?слана Ви?шке. Откуда он, кто он, она не имела представления, но потеряв моментально от него голову, снова окунулась в новые отношения, забыв своего камер-юнкера. Четыре с половиной года она плавала по тёплым морям, и ветер трепал её волосы под старой треуголкой, надвинутой на самый лоб, когда она стояла на баке, вглядываясь вдаль. Она не хуже любого матроса знала назубок всё – от фок-мачты и грот-мачты до бизань-мачты, от крамболов до шканцев. И могла даже закрепить стеньгу, если в этом была необходимость. Но, придя однажды в один захудалый порт в тропическом море, её возлюбленный капитан вернулся с берега в сопровождении знойной мулатки, приказав Сарике убираться с его корабля. Сарика была вне себя от бешенства. Она кинулась с ножом на новую избранницу, но Раслан Вишке имел под своим началом два десятка головорезов, поэтому жизнь его научила всегда держать ухо востро. Он выбил пинком из рук Сарики нож, а для верности ещё раз пнул её по ногам, сломав ей одну ногу и кисть. Сарика ползком покинула корабль под хохот и улюлюканье членов команды. Корабль ушёл в своё очередное путешествие, а голодная и обессиленная Сарика осталась лежать на тёплом песке возле бедной деревни, в затерянном в бескрайних водах океана небольшом острове.

Бедные люди в этой деревне и сами жили впроголодь, но несчастную девушку подобрали и накормили. Её поселили в небольшую хижину к семье, где жили муж с женой, две старых бабки, один старый дед, и шесть ребятишек, один другого меньше. Но она, стиснув зубы, терпела все неудобства, стараясь быть вежливой и благодарной. Она питалась какой-то похлёбкой с жирными гусеницами, ела несолёную рыбу на свёрнутых и зажаренных листьях, но терпела. Она выучила их язык, который был простой и не сложный. Так она прожила четыре месяца, до прихода следующего корабля. К тому времени кости её срослись, она резво бегала по берегу, собирая рачков, выброшенных на берег ласковыми тёплыми волнами. Ей не составило большого труда обольстить капитана шхуны «Луцения» Тома Бёрна, и он взял её с собой, направляясь в Портсмут, английский порт. Оттуда она через полгода вернулась в Венгрию, но её семья не собирались порочить из-за непутёвой дочери своё честное имя. Они поселили её, под надзором злой карги Тазии, в маленьком доме на краю Будапешта. Но недолго она сидела у маленького окошечка своей крохотной комнатки и смотрела на перебегавших с криками улицу грязных ребятишек. Она влюбила в себя хозяина пекарни, и в один прекрасный день выгребла все его накопления и отправилась в модный салон, заказав себе целую гору платьев, шляпок, туфелек, в общем, всё, что должно было её вывести в мир богатых и влиятельных мужчин. Но надеяться на хорошую партию в маленькой Венгрии ей уже не представлялось возможным. Она познакомилась с русским интендантом Бирюковым Ильёй Дмитриевичем, и поехала с ним на его родину, в Россию. Сначала она выучила русский язык, потом бросила не очень богатого интенданта и вышла на настоящую охоту. Путь в высший свет ей был закрыт, но были и другие богатые женихи. Те, у которых не было громких имён, зато в карманах их стоял такой золотой звон, что от него у неё горели глаза, и бешено стучало сердце. Вот, с одним из таких миллионщиков, и появилась прелестная графиня в салоне Уваровых. Графиня от природы своей была хорошо воспитана и достаточно образованна, чтобы вести милые светские беседы, а остроумием своим она могла бы затмить даже самых умнейших завсегдатаев салонов. Поэтому вокруг неё сразу образовался кружок, который весело смеялся над острыми фразами, брошенными ею. А она звонко смеялась, стреляя глазами по своим потенциальным жертвам, выбирая себе достойного, чтобы можно было закрепить свою победу перед алтарём. Нынешний её воздыхатель, хоть и воздыхал, глядя на неё, но в законные супруги звать её не собирался.

Василий сидел в своём углу, не дыша, и не отводя глаз от прекрасной Сарики. Всё, чем он жил до этого дня, что думал, о чём мечтал, всё утонуло в её бездонных глазах, и во всём мире осталась только она. Сарика заметила, как на неё смотрит из угла залы молодой красивый юноша, как он вспыхивает каждый раз, когда её взгляд коротко останавливался на нём. О загадочное женское сердце! Кто знает, когда оно перестаёт слушать рассудительные доводы своей хозяйки!

Сарика, сколько могла, боролось со своими чувствами, ставя во главу угла свои далеко идущие планы. Но незаметно для себя, она с замиранием сердца ждала каждую субботу, чтобы снова увидеть тот пламенный взор, устремлённый на неё, и услышать стук сердца, долетавший до неё из-под бедной одежды незнакомого юноши. И, конечно же, случилось то, что и должно было случиться. Весной Василий пошёл провожать Сарику до её дома. Они шли пешком, рядом, они молчали, но никаких слов и не надо было. Всё уже сказали за них их глаза и сердца. А через неделю они обвенчались в маленькой церкви на краю Москвы. Василия не смущала большая разница в возрасте между ним и его избранницей. Ему исполнилось только-только девятнадцать лет. А у графини был солидный опыт и большой багаж воспоминаний. Но это всё было не важно. Важно, что они вместе и рядом. Денис, сколько мог, отговаривал своего друга от такого опрометчивого шага, хотя весёлая графиня ему тоже нравилась.

Первым пришёл в ступор от его женитьбы его верный Путят Иванович, когда Василий пришёл с Сарикой после церкви, чтобы собрать свои немногочисленные вещички и переехать к своей молодой жене. Путят Иванович так и простоял молча, глядя на светившегося от счастья юного жениха и на опытную, как он сразу и понял, и уверенную в себе новоиспечённую жену. Этим же вечером полетело письмо к батюшке Макару Демьяновичу, и через неделю тот уже был в Москве.

Макар Демьянович подкараулил Василия после занятий, и тому стоило немалых усилий, чтобы его батюшка не кинулся сразу в жандармерию, чтобы вывести на чистую воду авантюристку и совратительницу, каковой и считал его жену батюшка. Они пришли в его прежнее жилище, а там уже к нему присоединился негодующий Путят Иванович, пришедший в себя после недели сердечных переживаний, и они оба накинулись на Василия. Да где там! Василий был непреклонен. Чем только не стращал его батюшка, и то, что лишит его наследства, и выгонит из университета, и отречётся от него, и отрекутся от него все родные, но ничего не могло образумить его непутёвого сына. Василий любил свою жену искренне и бесповоротно. И торговаться не собирался. Пусть его лишат всего, пусть его выгонят отовсюду.

Макар Демьянович в сердцах вернулся в Тверь, забрав с собой несчастного Путята Ивановича, во всех падежах проклинавшего венгерскую вертихвостку, но всё-таки оставил сыну пятьдесят рублей на жизнь.

А Василий и без его денег был счастлив, счастье ведь не деньгами измеряется. И Сарика была счастлива. Только она, в отличие от своего юного мужа, с мечтой о богатстве не распрощалась. И тогда она рассказала Василию историю про таинственный тропический остров, где у вождя аборигенов есть одна вещь, которая приносит богатство. Это она сама видела. Конечно, подробности того, как она очутилась на том острове, Сарика не открыла. Но то, что та вещь прямо из воздуха добывает драгоценные камни, этому Сарика сама была свидетельницей. Вождь хранил этот бесценный предмет где-то в скалах, которые подступали к океаническому побережью, словно зубы дракона. Он принёс на праздник в деревню небольшого медного жука, отливающего всеми цветами радуги. Вся деревня долго смотрела, как вождь танцевал вокруг высокого костра. Потом он поднял кверху этого жука, что-то там крикнул, и ему под ноги упал огромный красный рубин. Сарика была поражена. Нет, не самим этим фокусом, а размером рубина. А потом вся деревня пошла на высокий утёс и вождь выкинул рубин в океан, в набегающую свирепую волну. Жена хозяина хижины сказала Сарике, что этот амулет подарил их племени великий Нунду, покровитель гор. И раза три-четыре в год, на праздник духов они получают красивые камни, чтобы задобрить морского властелина, чтобы он не топил их лодки и помогал им с уловом. Сарика два месяца после этого прочёсывала скалы, но так и не нашла следы пещеры, где хранился этот жук.

Сарика не знала, где находится этот остров, даже не знала, как он называется, но она знала, кто мог сказать ей об этом. И у неё созрел план. Безумный, как и вся её жизнь, но он уже не отпускал её от себя, она знала, что у неё всё получится. А теперь у неё есть муж, который будет защитой и помощником в её компании. Её план лёг словно свежее семя на благодатную почву. Василия манили и притягивали невероятные приключения где-то в тропических морях, а рядом будет его любимая женщина! Никогда ещё фортуна так не улыбалась ему, и он окунулся с головой в сборы перед дальней дорогой. Он оформил академический отпуск в университете, сославшись на плохое самочувствие. Они продали всё, вернее Сарика продала всё, все подарки от благодарных мужчин. Они собрали немалую сумму, и отправились навстречу своей мечте. Дорога была легка и прекрасна, как и их любовь. Они уже в своих мечтах построили огромный белый дворец на берегу моря, с золотыми колоннами и большими зелёными террасами, и жили там, окружённые кучей ребятишек.

Они проехали через всю Европу – Австрию, Германию, Францию, и прибыли в порт Дюнкерк. Там они переправились через Ла-Манш, и добрались до первоначальной цели своего плана – Портсмута. Но там их ждало первое разочарование. Судно « Луцения» со своим отважным капитаном Томом Бёрном было в дальнем плавании, и ближайщие три месяца его можно было не ждать. Василий и Сарика поселились в небольшой гостинице, и каждый день гуляли возле порта, или уходили гулять по живописным горным тропам. Холодные ветра гуляли по равнине, огибая невысокие горы, и улетали дальше, к вечным льдам Северного полюса. Сарика учила Василия языку, на котором разговаривало племя, куда они направлялись.

Прошло три долгих месяца, но судно «Луцения» не возвращалось к своим родным берегам. Сарика и Василий каждый день, с утра, отправлялись в порт, с надеждой вглядываясь в морскую даль. Прошёл ещё один месяц. Потом ещё один. И, наконец, паруса «Луцении» показались на горизонте. Судно хорошо потрепало за рейс, но обветренное лицо капитана Тома Бёрна лучилось радостью от встречи с родным домом. Пока матросы и старший помощник занимались разгрузкой ящиков, Сарика уже почти уговорила капитана ещё на одно плавание. Но капитан не согласился вывести судно через неделю, как на том настаивала Сарика. Команде надо отдохнуть, и капитану тоже. Обговорили дату выхода – через три недели.

Через три недели, изрядно погулявшая команда собралась на корабле, капитан тоже был не в самом лучшем расположении духа, но корабль готовился к отплытию. Погрузили припасы и питьевую воду. Сарике и Василию выделили небольшую каюту старшего помощника капитана и «Луцения» подняла паруса.

Василий стоял на корме, и его переполняла ни с чем несравнимая радость от бесконечного простора, от сильных ветров, наполнявших их паруса и от безграничной свободы. Капитан Бёрн рассказал Василию, что когда они последний раз пришвартовывались к тому острову, куда сейчас они направлялись, таинственно исчезли пять матросов, а остальные готовы были сами сигануть через борт, так угнетающе подействовало на них пребывание на том острове. Но Василию было наплевать на суеверные рассказы капитана. Через шестнадцать дней их с Сарикой отправили на шлюпке к большому скалистому острову, окутанному густым туманом. Угрюмые матросы даже не стали выходить на берег. Василий подхватил вещи, и они с Сарикой прошли по воде к маленькому ровному пятачку между двумя большими скалами. Шлюпка скрылась в тумане, а они остались вдвоём, вслушиваясь в тревожную тишину, и стараясь отыскать незаметную тропу среди больших валунов. Том Бёрн обещал забрать их через три недели, на обратном пути, сказав, что будет ждать их ровно сутки, и если они не появятся на берегу, судно уйдёт без них.

Они поднялись на большое плато, тумана там не было, и перед ними открылась живописнейшая долина, окружённая огромными деревьями-исполинами. Изумрудная зелень переливалась под солнцем, тысячи диковинных птиц поднимались в воздух, и шумно опускались на ветви, раскачивая их. Слева от них, со скалы, низвергался в долину двойной водопад, окружённый круглой радугой, и словно бриллиантовая пыль искрилась над ним. «Хороший знак!» – сказала ему Сарика. У Василия захватило дух от всего увиденного. Даже в самых своих смелых мечтаниях он не мог представить себе, какие яркие краски может родить природа, не заключённая ни в какие рамки своих фантазий.

Посредине долины была деревня. Десятка три хижин были рассыпаны по ней, словно жуки на траве. Среди них кипела жизнь, женщины готовили свою нехитрую пищу на кострах, кучи ребятишек носились по деревне, размахивая руками. Мужчины чинно сидели кру?гом, и из одежды у них были только повязки на бёдрах. На женщинах были тоже повязки, но они были сплетены из каких-то тонких верёвок, и походили на сети, наброшенные на туловище. Ребятишки бегали абсолютно голые.

Они спустились в долину, и Сарика направилась к хижине, в которой когда-то она обрела такой сердечную заботу о себе. Они привезли с собой подарки, дешевые безделушки, стеклянные украшения, деревянные свистульки для детей, и ножи для мужчин. Вся деревня собралась вокруг них. Вождю Сарика привезла красный плащ, украшенный серебряными пуговками. Все были довольны, и в честь них устроили настоящий праздник, с песнями и плясками вокруг костра.

На следующий день мужчины взяли с собой на охоту Василия. Предметом охоты были животные, напоминавшие кабанчиков, только с длинными носами. Василию не удалось самому подстрелить ни одного, но вождь ободряюще похлопал его по плечу, выразив надежду, что это просто неудачная попытка.

Сарика не тратила время зря, и узнала у Будбы, так звали хозяйку хижины, куда племя разместило гостей, что праздник духов будет на большую луну, то есть через восемь дней. И Сарика с Василием начали каждый день разведывать окрестности с южной части острова, откуда, как помнила Сарика, и вернулся в прошлый раз вождь с медным жуком. Скалы стояли сплошной стеной, и только неприметные тропы, узкие и опасные, вели куда-то вглубь их, иногда заканчиваясь обрывом над самым океаном. Некоторые тропы, особенно крутые и опасные, Василий обследовал один, а Сарика ждала его у подножья. Раз за разом, они отходили всё дальше от деревни, но нигде не было никаких входов в пещеру, где мог быть тайник вождя племени.

И вот наступила ночь, когда вождь должен был принести жертву морскому духу. Василий ещё с первыми лучами солнца спрятался в расщелине, которая была ближе всех к деревне, чтобы незаметно проследить за вождём. Он прождал его до полудня, и вот, наконец, увидел внизу, среди тонких стволов, как мелькнул красный плащ вождя. Вождь шёл не спеша, весь погружённый в свои мысли и молитвы. Каждые десять-пятнадцать шагов он останавливался, наклонял голову, и поднимал руки к небу, что-то бормоча. Василий тихо двинулся за ним. Кругом сновали птицы, распевая свои трели на все голоса, поэтому Василий не боялся, что вождь услышит его.

Они прошли километра полтора, и вождь подошёл к отвесному и ровному склону, над которым нависал огромный каменный зуб, закрыв скалу от солнца. Вождь отвязал от пояса небольшой кожаный мешочек, развязал его и достал какую-то сероватую массу. Он натёр ею лицо, потом всю голову и руки. Потом он опустился перед скалой на колени, вытащил из-за пазухи треугольный камень и поместил его в углубление возле самой земли. Скала задрожала, посыпался песок на вождя, но тот стоял на коленях, не шелохнувшись. Скала рухнула вглубь, образовав ровную площадку. Гулкое эхо отдалось среди гор, и Василий почувствовал, как под ногами дёрнулась и замерла земля.

Вождь сидел не шевелясь, низко склонив голову. В открывшемся проёме серебрилась и оседала пыль, а потом стали слышны шаркающие приближающиеся шаги. Лёгкое свечение, словно от одинокой свечи, откуда-то из глубины, маленькой точкой приближалось к вождю. Рука, держащая свет, была чёрной и чешуйчатой, длинные когти подрагивали в такт мерцающему свету. Василий сжался и затаил дыхание. Тот, кто приближался к вождю, был не человек. Вождь не поднимал на него головы, только вытянул вперёд обе руки, ладонями вверх. Из полумрака проступила неясная сероватая фигура, метра два роста, и закачалась, извиваясь. Послышался горловой звук: «У-у-у-у-у». И тут же, из пещеры эхом ему откликнулись десятки голосов, повторяя этот звук. К этому долгому звуку добавился бой далёких барабанов. Свет, который держало в лапах неведомое существо, растянулся и превратился в пылающий символ со стрелой внутри. Тонкие линии завязывались в узлы, которые отлетали и лопались в воздухе. Раздался громкий протяжный клич: «Вахаранена!» Вождь повторил: «Вахаранена Нунду!» Символ сжался до небольшого сияющего шара и отлетел от существа. Потом шар задрожал в воздухе, выпустил крылья и опустился на ладони вождя. Василий видел, как у него в ладонях зашевелилось что-то яркое, а потом оно затихло, убрав крылья. Существо отступило во мрак пещеры, и скала встала на место. Вождь, не опуская рук, поднялся, и снова трижды выкрикнул: «Вахаранена!» Потом он аккуратно убрал яркий предмет себе в заплечный мешок и пошёл в обратный путь.

Василий сидел, ни жив, ни мёртв. То, что он увидел, можно было назвать чудом. И тому, кто живёт в скале, не понравится план, который собирались реализовать они с Сарикой. Нет, нельзя гневить того, чьи силы несоизмеримо больше, чем у человека. С этими мыслями Василий вернулся в деревню.