Курмахама

Елена ахнула и стиснула ладони. Увидев, как помертвело лицо девушки Бэлла, похоже, чуточку размякла и постаралась сгладить сказанное. Начала Павлова сестра с разъяснений, что же произошло с братом.

– В общем, Пашка влип по полной, подруга. Кто-то настучал, что он помимо фарцы своей долбанной приторговывал краденым. Плюс валютные операции… Короче, надавили на него в ментовке, он и расклеился совсем. Подписал всё, что ему подсунули. Как мать ни старалась, обратный ход бумаге уже не дали. Видно кому-то хотелось свести счёты с нашей семьёй. Сейчас мать подключила лучшего адвоката – Немировича, может слышала? Да только даже такой атлант как Немирович, узнав прикуп, развёл руками, мол, единственное, могу помочь получить вашему непутёвому сыну минимальный срок. Уж очень резонансное вышло дело…

Елена вслушивалась в Бэллины слова, но уже после второго предложения из-за обилия незнакомых выражений полностью потеряла всю нить рассуждений. Но продолжала слушать и покорно кивать в такт сказанному золовкой. Единственное, что ей было совершенно ясно – её дорогого Павла она теперь не увидит очень долго.

– Такие вот пирожки с котятами, – наконец, заключила Бэлла, пододвинулась ближе к Елене и заговорила о самом главном.

– Тебе надо линять отсюда, да поскорее, усекла? Матери сейчас не до тебя, как и мне. Пашку не скоро отпустят, так что, как ни крути, ты нам только обуза. Не до тебя нам, Ленчик. Поэтому, давай, собирай вещички, мать тебе деньжат немного подбросит на первое время. А дальше – сама, не обессудь.

Бэлла без лишних слов поднялась с кресла и оставила Елену в одиночестве. Но перед самым выходом задержалась и бросила через плечо:

– Кстати, готовься, меня и мамулю к следаку уже таскали. Не иначе, теперь твоя очередь.

Кроме родительского дома идти бедной Елене было некуда, и на следующий вечер, закончив учёбу, она потащилась туда, сжимая в руке маленький чемодан с немногочисленными пожитками. Бэлла не обманула, напоследок Ирина Львовна сунула невестке четвертак – 25 рублей. Перед знакомой дверью Елена ненадолго задержалась – ей отчаянно не хотелось возвращаться вот так, женой преступника, но делать было нечего, и, собрав нервы в кулак, она позвонила. Открыла ей Иришка

– Глядите-ка, – дурным голосом на весь дом заверещала Иришка при виде смурой старшей сестры с чемоданом в руке, – Алёшик-ублюдошек явился. С чемоданом!

– Тише, дурындалетка, – по привычке цыкнула на сестру Елена, но сразу осеклась.

– Пусти, дай пройду, – буркнула она и, отодвинув Иришку, вошла в прихожую.

Через секунду там появился отец, вытирая руки полотенцем, видимо, только что вышел из ванной.

– Каким судьбами, вспомнила, наконец, про мать с отцом? – поинтересовался он и тут увидел чемодан.

– Цыц! – прикрикнул он на Иришку, которая строила рожицы старшей сестре, – Иди к себе.

Иришка поупрямилась пару мгновений, но всё же уползла в свою комнату.

– Что-то случилось? – уже серьёзно спросил отец.

И Елена, давясь слезами, периодически захлёбываясь ими, рассказала папе о своих злоключениях.

– Тебе надо разводиться и немедленно! – отец даже пристукнул кулаком по стене от избытка чувств, – Говорил я тебе, предупреждал, скажешь, нет?! Пока тебя Пашка этот грязью совсем не замазал, так что не отмоешься, подавай на развод. А то ещё и ты под шумок загремишь. И нас матерью подставишь. Как мы будем теперь на завод ходить, как в глаза людям смотреть? Об этом ты подумала?!

Елена опустила голову вниз и заплакала, ей было невообразимо стыдно, горько и уныло.

– Прости, папочка! – выдавила она из себя между всхлипами.

– Ладно, не реви. Обои от сырости отстанут, – при виде слёз дочери, отец как обычно слегка оттаял и говорил теперь не рассерженно, а скорее ворчливо, – вызывали тебя на допрос или еще нет? Если ТАМ тебя о чем-нибудь примутся спрашивать, говори, мол, ничего не знала. Только что поженились, ни в какие мужнины дела не лезла. Никаких разговоров не слышала. Откуда вещи появлялись в доме, не знаешь. Денег тебе никто не давал. Все отрицай. Прикинься дурой круглой. Слышишь?

Елена с облегчением закивала, чувствуя, что самое плохое уже закончилось.

– А как же я? Розенблаты меня выгнали, – вспомнив о разговоре с Бэллой, украдкой вставила она, стараясь говорить как можно жалобнее.

Отец вздохнул и, не глядя на дочь, проскрипел:

– Что с тобой сделаешь? Оставайся. Твоя главная задача, учебу закончить, да на работу устроиться. Поможем на первое время…

Благодарная Елена чмокнула отца в щёку и с чемоданом в руках засеменила к двери в свою бывшую комнату. Узнав о возвращении сестры, Иришка закатила скандал.

– Убирайся отсюда, живи где хочешь, а здесь тебе места нет! – орала она до тех пор, пока не вмешалась мать.

– Уймись, Иришенька, места в доме на всех хватит, – сказала мама тихо, но внушительно, и надутая Иришка принялась освобождать Еленин диван. А потом с недовольным видом вообще ушла из дома и вернулась только в одиннадцать вечера.

– Наверное, правда, надо тебе с Пашкой этим развестись, – подсев на диван к дочери, осторожно заговорила мама, – зачем тебе муж-уголовник?

– Мама! Как ты можешь такое говорить? – вскочила с места Елена, уж очень обидными для Павла показались ей слова матери.

Когда отец впервые заговорил о разводе, она не спорила, потому что, во что бы то ни стало, хотела остаться в родительском доме и не желала перечить папе, а к этому щекотливому вопросу хотела вернуться после, когда страсти улягутся. Но теперь, вновь обретя дом, Елена была далеко не так уверена в необходимости развода с Павлом. А вдруг всё образуется, муж вернётся к ней в самое ближайшее время, и её сказочная жизнь у Розенблатов продолжится?!

– Как могу, как могу! – мама с раздражением передразнила Елену, – А вот так и могу! Нечего было Пашке твоему преступными делами заниматься. А тебе ему потакать – вещички его поганые надевать. Я ведь еще в школе тебя предупреждала, а ты мне не поверила! Конечно, ты же у нас умная, а я – дура необразованная. Сиди вот теперь у разбитого корыта. Жизни красивой захотела? Так получай!

Целый вечер родители без устали обрабатывали Елену, пытаясь – то увещеваниями, то натиском, то обходными путями – внушить старшей дочери простую мысль: немедленный развод с Розенблатом сейчас для неё не только самый правильный, но и единственно возможный вариант. Но Елена всё же мешкала с принятием решения. Чем больше давили на неё отец с матерью, тем сильнее крепло внутри неё желание сделать по-своему, вызванное природной строптивостью. «Посмотрим, – нашёптывал куда-то прямо в среднее ухо Елены вкрадчивый внутренний голосок, – пусть мать с отцом надрываются, доказывая неизбежность развода. Пусть Бэлла и Ирина Львовна тебя выгнали. Ты же знаешь, Павел любит тебя и скоро вернётся к тебе. Посмотрим!»

Решение о разводе созрело у девушки лишь спустя два дня, когда, задержавшись в училище, она возвращалась в родительский дом уже в темноте. Несмотря на летнюю пору, в Серпске в тот день было непривычно зябко, мрак густел в промежутках между редкими фонарями и казался ещё чернее после яркого света. Елена всю дорогу ощущала некую смутную угрозу, но гнала неприятные предчувствия, уверяя себя, что ей всё только чудится. Вот и спасительный подъезд родного дома, девушка чуть перевела дух и открыла входную дверь.

И едва не захлопнула её обратно, слишком плотной, затаившейся в неясной угрозе теменью повеяло изнутри. «Наверное, лампочка перегорела, обычное дело», – попробовала успокоить себя Елена и, затаив дыхание, ступила во мрак. Начала осторожно пробираться к ступенькам лестницы, как вдруг из-за спины раздался сиплый мужской голос, говоривший с такими интонациями, что девушка сразу поняла, неприятности неизбежны.

– Не спеши, красотуля, – процедил некто из мрака, судя по шорохам, заходя при этом за спину Елены, – базар есть. Ты что ли Розочкина жена?

– Чья? – не поняла Елена.

– Ну, Пашки Розенблатного, кого ж еще? – голос за спиной стал более раздражённым от её непонятности.

– Да, – немного хрипловатым, пересохшим от страха голосом выдавила из себя Елена, стараясь одновременно медленно продвигаться по стенке в сторону спасительной лестницы. Потому что обратная дорога была отрезана говорившим.

Но путь ей преградил еще один человек. Елена даже не подозревала о его существовании, пока кто-то с силой не толкнул её обратно к входной двери. Девушка едва не упала, чудом удержавшись на ногах. Глаза её постепенно привыкали к темноте, из которой она смогла выделить три силуэта. Эти трое взяли Елену в плотное кольцо, лишив ее всяческой надежды на побег.

– В общем, так, – продолжил тот, кто начал разговор, – твой Розенблатный задолжал мне круглую сумму и не отдал в срок, счетчик я уже включил. Сечешь о чём я?

– Нет, – пробормотала Елена, которая и вправду ничего не понимала.

Говоривший приблизился к ней вплотную, навалился на нее тяжестью своего тела и, дыша Елене в лицо кислым и тошнотворным перегаром, громким шепотом начал бросать злые и притом малопонятные для неё слова.

– Я из-за этого … (тут мужчина грязно выругался, Елену передёрнуло) попал на баксы, ну, доллары, то есть. Штукаря три бакарей, если быть точным. Розанчик наш теперь в другой клетке поёт, поэтому советую тебе помочь мужу и вернуть должок. Пока по-хорошему прошу, но это в последний раз. Когда придём снова, разговор будет другой, и я не рекомендую никому узнать его прелести. Усекла?

– Павел мне не оставил денег, – пропищала бедная Елена, спиной вжимаясь в холодную стену.

Она зажмурилась от страха и отвернула лицо подальше, так как боялась сблевнуть от вони изо рта говорившего. Живот девушки уже начало крутить от этого жуткого запаха. А может это была реакция на животный ужас, охвативший её.

– Незнание не освобождает от наказания, – хмыкнул говоривший, – кажется, так вас в школе учат, а? В общем, я тебя предупредил.

И мужчина еще сильнее прижал Елену к стене так, что у нее перехватило дыхание. В темноте чиркнула и зажглась спичка, осветив тусклым светом замкнутое пространство. Елена инстинктивно зажмурилась.

– Зырь, Чапа, – раздался слева другой голос, более высокий, – заготовка нам втирает, что у неё деньжата кончились, а джинсики-то на самой – фирмА.

– Так ты нам шутки шутить вздумала? – свирепо прошипел первый голос, – Ну ничего, сейчас мы тебя немного поучим уму разуму.