Взгляд из-за прицела. Ира в сердце войны

– Ну… еще не до конца, все же на это нужно время, но… Тимур подходит для души. Хотя… с Игорем, я еще не общалась. Возможно, что Тимур будет как раз для тела. Восточные парни… они… горячие… Кстати, откуда он родом?

– Из Казани, – прошептала я, стараясь не выдать своих чувств. Теперь пылали не только щеки, но и уши. Да и вообще все тело. Как же мне было стыдно! – Все, кончаем разговоры, – и добавила чуть громче. – Всем спать, отбой давно уже был.

Галя тихо рассмеялась, а я отвернулась к стенке. Сон не шел. В голове крутилось то, что только что мне сказала Галя. Для тела и для души. Как можно быть такой… Такой… развратной. Нет, это неправильно. Так не бывает. Так не должно, так не может быть! Я покрепче зажмурилась, но тут подсознание мне изменило. Перед глазами возник образ. И это было совсем не то, к чему я привыкла. Довольно часто, особенно после писем мне снился Дима. Иногда снился Кощей, все же его смерть на всю жизнь впечаталась мне в память. Но сейчас… Сейчас перед глазами стоял Максим. Я снова и снова смотрела в эти глаза удивительного цвета, вроде бы синие, именно такими они показались мне за ужином, однако только сейчас я поняла, что не могу дать название этому оттенку.

Каким же он был все-таки красивым! Я смотрела в лицо разведчика и не могла им налюбоваться. Одновременно с этим пришла совсем непрошенная мысль: “А как же Дима?”. Эта мысль хоть и была сейчас не к месту и не ко времени, но подействовала ушатом холодной воды. Р-раз и черты лица, смотрящего на меня изменились. Теперь передо мной стоял Йося. И его взгляд… В серых глазах была грусть.

– Дима, прости! – вскрикнула я и… проснулась. Хорошо хоть никого не разбудила… вроде. Посмотрела на Галю, но та лишь слегка вздрогнув, повернулась на другой бок и продолжила спать.

Вздохнув, легла на спину, глядя в темный потолок. Судя по свету, который еле-еле пробивался через занавешенные окна, еще только раннее утро. Своих часов у меня не было, однако, оглядевшись повнимательнее, я увидела настенные. Половина пятого. Если все пройдет тихо, то до подъема у меня есть еще полтора часа. Можно поспать. Но… сон не шел, поэтому, взяв сапоги в руки и, стараясь идти максимально тихо, чтобы никого не разбудить, вышла из дома и замерла на крыльце.

И куда мне идти? Далеко -нельзя: город находился на военном положении, по улицы ходили патрули, около стратегических объектов стоят караулы. Если поймают, может и до трибунала дойти. Вздохнув еще раз, решила никуда не ходить, а просто посидеть на крыльце и насладиться тишиной. Одиночеством. Я совершенно не тяготилась такими мгновениями, привыкшая к частым отъездам отца в командировки, но с тех пор как я добровольно пошла в армию, такие минуты покоя и тишины были настоящей редкостью.

Сидя на крыльце я задумчиво наблюдала за тем, как встает солнце. Море отсюда видно не было, однако я представляла, насколько оно должно быть сейчас красивым. Ведь небо же красивое: еще не такое светлое, как это бывает днем, но уже и не серое, а горизонт окрашен в розовые с желтым цвета восходящего солнца. На небе не было ни единого облака, а с моря тянулся прохладный бриз. Я вдохнула полной грудью. Мы с папой были однажды на море, когда он был в командировке в Одессе, но это было давно, мне едва исполнилось восемь, и я не могла ощутить всю эту красоту. А сейчас природа, которая окружала меня ощущалась по-особому. И после всех звуков войны, к которым я уже привыкла, тишина, окружавшая меня сейчас, практически оглушала, не давая думать. И это ощущение мне нравилось. Как хорошо!

Я бы сидела и дальше, однако время шло неумолимо. Часы в доме пробили шесть утра. Вздохнув, встала и вернулась в дом. Да, хотелось посидеть еще немного, но дисциплина есть дисциплина, особенно в военное время.

– Мы вчера так поздно приехали, неужели нельзя было дать поспать нам подольше, – попыталась поныть Галя.

– Отставить, – коротко сказала я, но, не удержавшись, вздохнула. – Я тоже не люблю такие ранние подъемы, но делать нечего. А накажут в случае чего не вас, а меня.

Девушки вздохнули, но спорить никто не стал. Наведя порядок в доме, отправились к месту построения нашей роты – как девушкам, нам выделили отдельный дом, благо место расположения полка позволяло это сделать. Солдаты нашей роты уже построились и громко переговаривались, однако, когда мы подошли ближе, все разговоры стихли.

– Ну надо же! – присвистнул один из красноармейцев. – А слушок-то оказался правдой.

– Детский сад какой-то прислали, – послышался другой голос. – Девочки, вы школу-то закончили?

Галя недовольно уставилась в сторону говорившего, однако прозвучала команда: “Командир, смирно!”. Мы поспешили встать в строй, все разговоры разом стихли, как отрезало.

К нам подошел мужчина лет тридцати-сорока на вид. Выше меня, но роста он был невысокого, Дима, Алексей, да и наш командир Лис точно были выше, чем он. Полноватый, на округлом лице видны следы оспы. Увидев нас в строю, он нахмурился, явно думая о том, где место представителям слабого пола в этом время.

– Как я вижу в составе нашей роты пополнение, – произнес он. Голос у мужчины был высоким и каким-то неприятным, скрипучим. – Что ж позвольте представиться, я командир пятой роты капитан Ямогуров Владимир Михайлович. Обращаться ко мне строго по уставу. А сейчас напра-во! Вперед шагом ма-арш!

Как и полагалось, строем, мы пошли на завтрак. Как и вчера сели с девочками рядом, на этот раз в окружении своего взвода, хотя старшину Зубова я тоже заметила – он сидел в своей роте, среди разведчиков. Леднева не было, капитан Ямогуров тоже ушел – для их трапезы была отдельная, офицерская столовая. нам присоединиться к ней не предлагали, хотя, в самом начале, когда мы с Димой после курсов радистов прибыли в запасной полк, у меня возможность такая была. Тогда я отказалась сама – слишком боялась быть оторванной от друга. Теперь девушек в полках, в том числе и в стрелковых стало больше, некоторые привелегии сошли на нет.

Завтрак прошел во вполне дружелюбной обстановке. Мы познакомились с ребятами из нашей роты. Приняли нас довольно радушно, если не считать мелких подколок и замечаний. Переглянувшись с девочками, решили, что будем переубеждать всех недоверчивых. Ведь не зря же во время курсов, когда мы ходили в увольнительные в Москву, солдаты и офицеры патрульных служб, с которыми мы сталкивались, удивлялись и восхищались нашей выправке. Параллельно, завтракая, мы также узнавали как и чем сейчас живет полк.

Хотя мы и находились в обороне, однако полк, как и дивизия, как и вся сорок седьмая армия, под началом которой мы служили, были в полной боевой готовности. Солдаты попеременно несли боевые дежурства в окопах. Обменивались редкими визитами авиация, устраивали друг другу “салюты” и артиллеристы, ходили также друг к другу “в гости” разведчики. Такими же визитами предстояло обмениваться и нам. По соседству справа в такой же обороне стояла пятьдесят седьмая армия. В остальном распорядок дня был знакомым. Регулярные занятия: как стрелковые, так и тактические, и политические, обязательные караулы около схронов с оружием, складов с боеприпасами, утренние и вечерние поверки, обязательное наведение порядка в домах, где мы жили, а также патрули как по поселку, где мы сейчас находились, так и по самому городу. Изредка бывали и увольнительные, когда можно было съездить в Новороссийск и отдохнуть.

Сразу после завтрака капитан Ямогуров, повел меня, Галю и Лену на передовую, дав нам лишь немного времени, чтобы подготовиться: надеть маскхалаты и взять оружие. По пути к окопам, Шпала, как ласково называли капитана в роте, сказал, что, согласно приказу командира, у нас есть три дня, чтобы как следует изучить наш участок обороны, участок обороны противника и выбрать удобные позиции для ведения огня. Едва только мы оказались в окопе, у меня по телу прошла дрожь. Я испытывала одновременно и страх: все же опять буду рядом с противником, случиться может всякое, а память услужливо и, как всегда, четко показала знакомую до боли картину смерти Кощея, но и предвкушение. Наконец-то я снова на передовой. Теперь-то и поквитаюсь с гадами. За все поквитаюсь.

Обратно в дом мы вернулись затемно. И тут меня ждал сюрприз. Женя, которая оставалась дневальной, сообщила, что заходил незнакомый ей фельдшер и передал мне письмо. Чувствуя радость, я сменила девушку. Да, по званию в обычное время, в дневальных бы я не стояла, однако во время войны приходилось это делать всем, и не важно кто ты: старший сержант, старшина или, например, младший лейтенант. И, хотя это многим и не нравилось, но необходимость все понимали. Во-первых, дисциплина, а, во-вторых, самая банальная гигиена, которой в армии также уделялось немало времени, особенно если была возможность, как сейчас.

С делами я закончила ближе к утру. Мыть неокрашенные деревянные полы, особенно так, как этого требовал устав дело нелегкое. До подъема оставалось еще немного времени. Как и вчера, я вышла из дома на крыльцо, однако красота южного рассвета сейчас волновала меня меньше всего. Все мои мысли занимал аккуратно сложенный треугольник в нагрудном кармане гимнастерки. Устроившись на крыльце, я достала письмо, развернула его и погрузилась в чтение строчек, написанных таким родным аккуратным мелким почерком. Почерком Димы.