Метод поползня

Ее дружок вернулся, он стоял рядом с девушкой и смотрел как будто сквозь меня.

– Что они с вами сделали, ваши друзья? – спросил он и, сев рядом с Линой, обнял её.

Я закрыл лицо руками и опустился на бревно.

– Они меня предали. Разбили моё сердце. Уничтожили всё самое дорогое, что у меня было.

Я опустил руки и посмотрел на парочку. Слёзы застили мне глаза, их лица расплывались и, как мне казалось, изменились и приобрели смутно знакомые черты. Но мне было плевать на это.

– Что вам нужно?! – крикнул я.

– Мы хотим помочь, – спокойно, без эмоций ответила Лина.

– Да кто вы такие? Я не просил никакой помощи! Отстаньте, отстаньте от меня, – я продолжал истерить.

– Мы, в некотором роде, охотники за привидениями, – парень встал. Мне показалось, что он хочет подойти ко мне, и я, вскакивая, заорал:

– Не подходи!!! – я почему-то боялся увидеть близко его лицо.

– Да прекрати же, успокойся. Никто тебя не тронет. Это, так сказать, невозможно, – девушка внезапно перешла на ты. Интонации её стали какими-то насмешливыми. Смотрела она всё так же куда-то мне за спину, отчего у меня пропало желание не то что бежать в том направлении, но и оглянуться, чтобы посмотреть туда. Я снова сел на бревно.

– Послушай, если ты хочешь уйти, тебе нужно вспомнить всё что произошло, – мягко произнёс парень.

В голове у меня немного прояснилось, и я подумал, что розыгрыши мне устроила эта парочка маньяков. Я судорожно искал причину того, почему именно я стал объектом этой дурацкой игры. Что они хотят от меня узнать? Я снова уткнулся лицом в ладони, изображая глубокую печаль и как бы показывая, что мне трудно начать рассказ. Но тут же вздрогнул и чуть не вскочил. От палатки раздался тот же рингтон, что и вчера.

– Узнали мелодию? – услышал я вопрос Лины.

Я молчал, но посмотрел из под раздвинутых пальцев сначала на парочку – они сидели в обнимку, как приклеенные, потом перевёл взгляд на палатку. Телефон продолжал звонить, музыка меня так же тревожила, но эта тревога отошла на второй план, когда я увидел то, что в первые секунды принял за какую то новомодную селфи палку. Но это была не она. Это был металлоискатель.

Они ищут какой-то клад, может быть, считают меня конкурентом и хотят, чтобы я не мешал? Мысли мои скакали в бешеном темпе. Тогда зачем останавливают и не дают уйти? Думают, что я что-то знаю об этом? Что мне известно, где спрятан клад?

А не слишком ли сложный у них план? Я не мог собрать в кучу свои соображения и спросил прямо:

– Вы ищете какие-то ценности?

– В каком-то роде да. Но не мы. Это ты их ищешь. Мы просто хотим тебе помочь. – парень помахал мне рукой, в которой была фляжка.

– Окунёмся?

Теперь уже зазвенел планшет в моем рюкзаке. На полную громкость звучало "Невидимое солнце".

И я окунулся. В обморок.

Когда я пришёл в себя, в окно, как и прошлой ночью светила луна. Я сел. Теперь я уже точно знал, что всё происходящее сном не было. И хотя меня снова колотила дрожь, и сердце тряслось, как овечий хвост, я приказал себе не устраивать истерику, а во что бы то ни стало свалить отсюда и больше никогда не возвращаться. Для этого нужно было попытаться понять, что происходит, найти этому логическое (или не логическое) объяснение и продумать путь выхода из ситуации. Я включил планшет. Проверил, какой рингтон установлен на звонок. Посмотрел список установленных рингтонов. Никаких песен группы 'The Prodigy" среди них не было.

И вдруг из какого-то закоулка памяти вынырнуло воспоминание. Мы едем к Островкам, у Игоря звенит телефон. Он почему-то не отвечает на звонок, а Алька заднего сиденья подпевает песне.

Вернее просто выкрикивает:

– Невидимое солнце, я спотыкаюсь в темноте…

Я тут же открыл их профиль, чтоб посмотреть в сохраненной музыке эту музыку. С аватарки на меня смотрели лица Лины и её парня. Выронив планшет и тупо уставившись в окно на луну, я уверился, что схожу с ума или уже сошёл и, возможно, нахожусь не в заброшенном доме, а психиатрической больнице и галлюцинирую.

Я поднял планшет, вышел на улицу, сел на развалившееся крыльцо и снова посмотрел на фотку друзей, ожидая увидеть там что угодно, хоть чертей и монстров. Но с неё улыбались мне Алька и Игорь. Я зашел в комментарии, всё было без изменений, кроме того, что вместо белого квадрата на значке авы Призрака было что-то еще. Я ткнул на него пальцем и открыл профиль. На аватарке была моя фотка с совершенно дикими глазами, сзади меня темнел лес. Я сделал скрин и увеличил картинку. Позади на ветке что-то было. Я вырезал кусок с непонятным предметом и увеличил уже его. Прямо у меня за плечом среди листьев сидела заводная птичка.

Терять сознание я больше не собирался. Я зашёл на кухню, открыл вискарь и выпил одним махом половину бутылки. Мне надоело бояться, я не хотел ни о чём думать, меня разбирала непонятная злость. Напьюсь и усну, а там хоть камни с неба. Как говорится – утро вечера мудренее.

Спал я не видя ни единого сна. Утром проснулся без всякого похмелья, умылся остатками воды и, стараясь не вдариться в пугающие размышления, отправился к озеру. На подходах к нему был родник. Я запихнул в рюкзак полотенце, металлическую кружку и пятилитровую пластиковую бутылку. Вымоюсь в озере, а на обратном пути наберу воды. Потом приготовлю завтрак, наемся, спокойно соберусь и отправлюсь к машине. Почему-то я решил, что у озера никого не будет. А если парочка и окажется на месте, то самое время будет выяснить с ними отношения. Все мистические составляющие и странные нестыковки я до поры решил тупо игнорировать. Я шёл и нарочно громко насвистывал какую-то примитивную мелодию, бодро и подчёркнуто небрежно. Почти у выхода из лесочка к озеру я снова увидел поползня, который висел на ветке.

– Привет, заводная птичка! – я махнул ему рукой.

Он перебрался на ствол берёзы и полез вниз, нисколько меня не боясь.

Я вышел к озеру. Берег был пуст, никаких следов стоянки и костра на нём не было. Как собственно и ожидалось. Я сбросил одежду и полез в воду, захватив гель для душа. Открыв крышечку и вылив на ладонь немного мыльной субстанции, я не удержал пузырек и выронил его. Намылив голову, как следует, я нырнул за пузырьком, который прижал ногой. Вынырнув его, я смыл одной рукой остатки пены с лица и открыл глаза. В другой руке у меня была фляга с буквами И.Д. На секунду я замер, но не дав разразиться панике, быстро швырнул эту дрянь подальше в озеро. Потом несколько раз глубоко вздохнул и, помывшись водой без геля, выбрался на берег, вытерся, натянул одежду и отправился к роднику. Пока шёл, всё искал поползня глазами, он казался мне дружественным существом, и главное, настоящим, а не галлюцинацией. Но поползень, видимо, улетел по своим птичьим делам. Родник бил из старой проржавевшей трубы, неизвестно когда и кем приспособленной сюда, вода из неё падала в углубление в земле, напоминавшее маленькое озерцо. Я налил первую кружку и тут же уронил её. "Растяпа безрукий," – с досадой и некоторым испугом подумал я. Лезть рукой в темноту озерка мне не хотелось. Но пришлось. Я сунул руку в ледяную воду, и она наткнулась на что-то гладкое небольшое, и как мне подумалось, металлическое. Я тут же отдернул ладонь и, схватив свою кружку, выдернул её наружу. Наполнив бутылку и запихнув её в рюкзак, я было тронулся от родника, но отойдя от него на несколько шагов, снял свою ношу со спины, поставил на землю и вернулся. Секунд десять я смотрел в воду на своё отражение, лицо казалось мне осунувшимся и чужим. Но это не раз со мной случалось, когда я смотрел в зеркало, поэтому и ничуть не удивило. Я вообще крайне редко разглядывал себя в отражениях, ненавидел это занятие. Проведя по поверхности озерца рукой, я резко сунул её в воду и схватил маленький твердый предмет.

Заводная синичка или это и не синичка вовсе, а поползень, лежала у меня на ладони. Сбоку нее торчал ключик. Я опустился с корточек на колени, хотел поставить птичку на камень, но у неё не оказалось одной лапки и она завалилась на бок. Без всякого завода она начала открывать клюв, как будто хватала воздух, и из него толчками начала выливаться вода.

– Спп оой мммне, – слабо проверещала пичуга.

Я стоял на коленях и смотрел на неё.

– Спппо мнее, – ещё тише пропищала птица.

А потом тихо, но отчетливо произнесла:

– Вспомни, – и затихла.

Я разрыдался как ребёнок. Вспомнил, как мы с Игорем подрались из-за его заводной птички. Лет по шесть нам было тогда. Не знаю почему она так мне нравилась, но я упросил маму купить точно такую же. А потом мы подарили их Альке, когда она ушла в другую школу. Я и не помнил бы эту историю, если бы мама не рассказывала её нам с Игорем время от времени, когда мы вспоминали свои детские приключения.

Я стоял на коленях у родника, гладил мертвую заводную птичку и заливался слезами.

Глава 05.

В какой момент заканчивается дружба? Когда любовь превращается в ненависть? Как получается, что доверие, близость и тепло в одну секунду рушатся, погребая тебя под обломками обид, разочарований, отчаянья, и ты выбираешься из-под них другим человеком? Почему любимые и дорогие люди внезапно меняются до неузнаваемости в твоих глазах. И смотрят на тебя, как на постороннего, чужими, жалеющими взглядами? Что переживают те, кто смог вольно или невольно предать? Вину или желание поскорее забыть того, кого предали? Почему так трудно забыть обиду и унижение? Тянешь, тянешь за собой эти разрушительные чувства, как прицеп, который намертво примагнитился к тебе. Пытаешься оторвать этот груз, сбросить, оттолкнуть его от себя и вроде вот, получилось – уговорил себя больше не думать об этом. И на тебе – непрошенное воспоминание, случайно услышанная песня, увиденные мельком знакомый предмет или картинка, ностальгический запах – и тут же твою секундную радость от приятных и волнующих воспоминаний накрывает горечь и боль. Или ты изначально был таким? И нужен был только триггер, что бы твоя эгоистичная сущность взяла верх над всеми эмоциями и позволила обидам, жалости к себе, гневу поглотить и уничтожить желание понять других?

Я лежал у родника на спине и смотрел вверх, но не видел ни яркой голубизны, ни облаков, ни сплетенных веток, через которые они проглядывали.

Я видел другое небо. Небо цвета вишен, слив и персиков.

Мы лежали на школьном стадионе, расположившись головами друг к другу в виде стрелы. Нам было одиннадцать лет, и мы играли в птицу. Алька была самой птицей. А я и Игорь – её крыльями.

Не помню какой был месяц лета, наверное, конец июля – начало августа. С сентября Алька шла в другую школу. Мы с Игорем восприняли это как трагедию. Нам казалось, что теперь наша дружба (мы уже тогда любили эту Вишневую девочку, но не то что говорить, думать об этом не умели) развалится и Алька нас забудет сразу же, как только придёт в новый класс.

– Не забуду, не забуду, – сказала она, – птица не может забыть о своих крыльях. Она не сможет жить без них.

Я и Игорь сомневались и молча смотрели на небо, окрашенное ярким закатом.

– Фруктовое небо! Небо, как сливы, персики и вишни! – закричала Алька, – полетели!