Оценить:
 Рейтинг: 0

Чудеса села Ругачёво

<< 1 2
На страницу:
2 из 2
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Он встанут на стаже любви,

А весною, себя не помня,

запоют вокруг них соловьи.

***

Маргарита появилась в Рогачёве внезапно, как обычно в наших широтах наступает зима, с узорами на окнах и блестками на выпавших в мороз снегах. Или буйство цвета осени. Так нежданно-негаданно она появилась пару лет тому назад. Поговаривали, что жила она в Москве. Была замужем за поэтом. Но не сложилось, и они развелись. И приехала она сюда с сынишкой Маратом, потому что малец приболел легкими и доктора велели «жить на воздухе». Вот так они с мужем и разменялись: однокомнатная в Москве – ему, а небольшой старинный кирпичный домик бывшего директора школы, с палисадником, в нашем Рогачёве – ей с сыном.

Выбрала Маргарита наши места потому, что из наших мест ёе предки. Здесь же в своем доме на первом этаже она устроила салон шляп – ателье «Маргарита». А на втором этаже в двух комнатках устроилась с сыночком Маратиком. Она модистка, прежде даже работала художником-модельером «Кузнецкого моста», о чём с гордостью сообщала изредка заходившим в ее ателье посетительницам. Её многочисленные шляпки, шляпы и теплые меховые шапки пестрели на полках вдоль стен, как грибы в осеннем лесу. Но посетители были редки. Да и заходили они в основном поглазеть и померить шляпки. Но Маргарита в течение каждого дня мужественно ждала настоящих посетителей в своем салоне, при полном параде, старательно причесанная, в туфельках, с подведенными глазами и накрашенными пунцовыми губами. В надежде, что праздно любопытствующие и глазеющие больше на нее, чем на шляпы, окажутся не просто посетителями, а покупателями.

Так и текли её дни. Она, сидя на стуле перед большим зеркалом, вышивала тюбетейки. Её бывший муж, отец Марата, был намного старше Маргариты. Он – выпускник литературного института – был известным в советское время таджикским поэтом, переводившим на русский язык национальных поэтов Таджикистана, – Нарзикул Давронов. Тогда он был знаменитым поэтом «солнечного советского Таджикистана». И к тому времени, когда Маргарита еще только шла в первый класс, а он уже был знаменитостью: его песни звучали по радио, по ТВ, даже украшали «Голубой огонек». Он был и весьма успешным переводчиком, для которого русский язык был настолько родным, что, устав от поисков самородков у себя в Таджикистане для дальнейшего перевода их виршей и напевов на русский язык, просто писал свою поэзию под чужими именами им же вымышленных соплеменников. Джанибек Умалтуй, Джавжет Джамбаев и другие, чьи имена свидетельствовали о крепнущей дружбе народов, тоже были его творческими псевдонимами. Дружбе, без которой и песни не пелись, а потому лились из радиоприемников их песни, сочиненные одним автором – мужем Маргариты Нарзикулом Давроновым. Потому что он отлично понимал, что занятая им ниша переводчика поэзии тепла и надежна. А главное – была востребована в те времена советской дружбы народов. Но вот пробиваться со своей авторской поэзией в издательском мире означало бы начинать жизнь с нуля, а тратить силы на эту борьбу с непредсказуемым исходом и отвлекаться от поэзии ему было жаль. Поэтому жила его поэзия, как опытный рецидивист, под разными, а порой и откровенно вымышленными именами.

А после перестройки стало совершенно все равно, переводит ли он поэзию других авторов на русский язык или пишет сам, потому что классическое «поэтом можешь ты не быть, а гражданином быть обязан» приобрело особый смысл бессмыслицы. Потому что поэзия перестала быть голосом времени, публикация стихов осуществлялась лишь на средства авторов. И померкли все приоритеты, престиж и значимость былой иерархии ценностей Союза писателей СССР. И он почувствовал себя в этом новом наступившем дне уже не поэтом, не переводчиком, а просто старым, чужим всему новому, ничем внешне не отличавшимся от нового этноса с немецким звучанием – «гастарбайтер». А главное, невольным обманщиком своей молодой жены – Маргариты, которая выходила замуж за известного и успешного, публикуемого поэта, а вышло вот как.

Она, долгое время полагая, что он должен взбодриться, найти новую тему, зазвучать, старалась уговаривать его больше писать, сочинять. Постараться увлечься творчеством, искать новые формы, рифмы, темы. А он понимал, что прежде всего он должен не мешать ей жить своей жизнью – отступить, но не предать.

Тут всё и само так сложилось. Как-то после гриппа у Марата случилось осложнение – пневмония. Лечили долго, пытаясь вытянуть из сильного воспаления. Малыш едва выжил, но последствия остались – астма. Доктора советовали жизнь на свежем воздухе. Вот так и закрутилось все, придумалась идея со своим ателье шляп. Но аренда в Москве заоблачная, и неожиданно возникшее предложение купить домик в Подмосковье – но не дачку, а именно домик в городке – оказалось очень кстати. То есть Маргарита и не разводилась, и не обсуждали они с мужем свои дальнейшие отношения. Словом, получилось нечто похожее на «хрустальный развод», полный благородного компромисса. На каникулах Марат жил у отца, да и Маргарита задерживалась порой на недельку в Москве, откармливая старого Нарзикула Давронова после разлуки, приводя в порядок дом, с грустью отмечая полное отсутствие рукописей, даже хоть каких-то обрывком бумаги с беглыми записями рифмованных строк, как в былые времена. Корзина для бумаг пополнялась только газетами да листовками рекламы, которыми забивали их почтовый ящик. Но теперь эти ее наезды-приезды в Москву воспринимались не так буднично и суетно, а как значительное событие, наполненное сильными впечатлениями от походов на выставки или поэтические вечера, на которые она всякий приезд старательно выкраивала время. Да и в воскресенье Марат частенько гостил у отца, среди заставленной книгами квартиры. Время от времени в подарок Маргарита привозила ему тюбетейку, которую вышивала с большим мастерством, расшивая разноцветным бисером-стеклярусом, тем более что времени у нее в ателье «Маргарита» для этого было предостаточно.

Подаренные Маргаритой тюбетейки были не только красивы, но и обладали чудесной особенностью. Об этом Нарзикул Давронов рассказывал всем московским знакомым. Стоило надеть такую тюбетейку на голову, все плохое из головы отлетало прочь, забывалось на время. Поэтому бывший муж Маргариты даже на улице не снимал ее и всем знакомым рассказывал об этих удивительных свойствах вышитых Маргаритой головных уборов. Уверял всех знакомых, что даже головную боль как рукой снимает, едва наденешь тюбетейку Маргариты.

Марат тоже ходил в расшитых Маргаритой тюбетейках. И это не осталось незамеченным в Рогачёве. Вскоре в ателье стали заглядывать не местные дамы, жаждущие изыска ее шляп, как надеялась Маргарита, а жены и дочери гастарбайтеров. Они приходили покупать именно ее целебные тюбетейки, не обращая особого внимания на роскошество, размещенное вдоль стен, украшенное стразами, перьями, бантами, булавками и пряжками. И слава о том, что от ее тюбетеек голова не болит, и всякую боль они усмиряют, разлетелась по всему Рогачёву. Да так, что и местные потянулись к Маргарите, чтобы дома ходить в цветастых тюбетейках вместо глотания таблеток «от головы». Так что чуть не впавшая в отчаяние от малочисленности продаж шляпок Маргарита нежданно-негаданно обрела другой источник дохода – тюбетейки.

Словом, ежели кто и не верит в прилет инопланетян, то это зря! Потому что появление Маргариты – по ее полной инородности точь-в-точь как НЛО посреди улицы Мира в Рогачёве в праздник Первомая.

***

Свое в самое сердце ранение после встречи с Маргаритой Юрка ощутил тотчас. Всё вокруг: небо, деревья, стая пролетающих птиц, – все стало для него воплощением и отражением дивной красоты Маргариты. Всё красивое в его глазах – было красиво, как Маргарита. Поднимет голову к небу, и смотрит оно на него настороженно, как Маргарита тогда в Сельпо. И пугливо вскрикивает стая в небе – точно, как тогда настороженно вплыла Маргарита в спёртый воздух магазинчика, огибая его, замершего на пороге старого Юрку. Но любовь, как дорога, общая, а направления разные – то она двусторонняя, то, опять же, односторонняя. То есть бывает взаимная любовь, навстречу друг дружке, а случается и безответная. Вот в чем беда! Юрке выпала та сама безответная, вернее, даже «без вопросная любовь».

Потому что он понимал «что к чему». И кто он? И кто она! Что все ни к чему, было для него совершенно очевидно. Что и не решится он испугать ее своими признаниями, что самое великолепное и сказочное счастье – это только изредка полюбоваться ею издалека, притаившись за витриной сельпо. Как на чудо, как на диковинку.

А ведь в то утро только благодаря тому, что заснул по привычке советских времен под включенное радио, проснулся, услыхав, что «сегодня 13 октября». И старый Юрка вспомнил, что это день его рождения. С того дня в Юркиной жизни всё изменилось, хотя внешне всё оставалось по-прежнему.

***

– Зачем злые слова говоришь? Я даже сплю в её шляпке, в фетровой, синей. Пошла раз в ней мести. Но ветер поля шляпы задувал, и народ идет и смеется надо мной, что вот «выгнали барыню в шляпе улицы мести». Потому не ношу больше, только дома перед зеркалом повертеться. А тюбетейки, говорят, ещё сильней действуют! Да, в них сны добрые снятся. Все плохое улетает, – не останавливаясь и продолжая с сопением тереть полы магазинчика шваброй, рассказывала уборщица Клава:

– И чего маешься, раз голова болит? Всего два шага, вон напротив магазина ателье «Маргарита»! И стоит-то тюбетейка не дороже твоих Солпадеинов-Пенталгинов! Уж давно купила бы, и голова не болела бы! Пойди, купи! А я тут, в магазине, присмотрю, пока к ней сбегаешь!

Но продавщица Машка только фыркнула в ответ. Клавдия с досадой посмотрела в окно на ателье «Маргарита» и, глядя на играющего рядом с домом в песочнице Марата, продолжила:

– А её сынишка, Марат, рано встает, чтобы лепить дворцы в песочнице, пока другие дети не проснулись. В первый класс скоро, а он все в песочнице играет. Чтобы не смеялись, что он, как маленький, из песочницы не вылезает, рано-рано встает и в песочнице лепить начинает. Я выхожу полшестого, а он уже в песочнице. Вот ведь талант! Ну, все лепят, а он как-то особенно. Украшает свои дворцы! – рассказывала продавщице, не поднимая головы, глядя только на свою швабру, уборщица в тот самый момент, когда Юрка замер на пороге магазина, почему-то сразу поняв, что речь идет о Маргарите и её сынишке.

Но, видимо, продавщица Маша в этот день была не в духе и настроена поспорить. Она мрачно посмотрела через плечо в окно, поёжилась от утренней прохлады и ответила:

– Вот он – дворцы свои лепит. Только ничего хорошего от талантов этих! Всё плохо от таланта, все беды от талантов – мозги в раскоряку!

Юрка вошел и тоже посмотрел в окно. В окне была видна песочница. Шестилетний мальчонка лепил в ней причудливые замки и фигурки животных, украшая их ветвями, выкладывая узоры камушками.

– Так-то приехал с вокзала – стройка, ремонт, рынок. Понятно все! А талант – что с ним делать? На хлеб талант не намажешь! А он же парень! От таланта же не откусишь! Хоть в ту тюбетейку залезай с ногами от этой жизни. Ни Анальгин, ни Солпадеин не помогают, третий день голова болит! – передернула плечами раздраженная Машка. Но уборщица Клава не унималась:

– Зря смеешься над тюбетейками Маргариты! Зря плохие слова говоришь. Ну все наши знают, что они чудесные! Ну что ты упрямишься?! Надень! И все сразу хорошо станет! Все лучше, чем химию эту глотать, – от таблеток один вред!

Но Машка опять раздраженно одернула ее:

– Э… молчи! От глупостей легче не станет – только голова сильней болит! Сказок ты наслушалась! Тюбетейка на голову – и все пройдет?! Так и ведро присоветуют – так что ж, в ведре на башке ходить?

Юрка замер на пороге, слушая уборщицу Клаву. Она, почуяв внимательного слушателя, словно доказывая, что последнее слово не за Машей, переключила своё красноречие на Юрку:


Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
<< 1 2
На страницу:
2 из 2

Другие электронные книги автора Надежда Александровна Белякова

Другие аудиокниги автора Надежда Александровна Белякова