Против течения. Том 2

Объехали всю стену.

– Посланцев Стеньки ведут сюда, – сказал, подъезжая, Виовский.

– Где они?

– А вон этот поп и этот холоп, – отвечал Виовский, указывая на приближающихся к воеводе священника и бедно одетого человека.

– Да это холоп князя Львова! – сказал один пристав воеводе.

– Где их поймали? – спросил воевода сопровождавших их стрельцов.

– Нас никто не поймал, мы сами пришли к тебе от атамана. Он приказывает тебе сдать город, – отвечал холоп князя Львова.

– Мне приказал? – возвысил голос воевода, однако ответа не дал.

– А ты зачем, поп? – обратился он к священнику.

– Я астраханский поп, меня казаки захватили в полон, – отвечал священник.

– А, и ты посланец Стеньки? – сказал воевода. – Ну, хорошо. Взять их в губной приказ и обоих пытать крепко, – обратился он к приставу.

До полудня воевода пробыл на городской стене. Подъезжая к своим хоромам, он встретил Фрола, возвратившегося с разведки.

– Стенька с своими стругами вошел в Болдинский проток, оттуда в проток Черепаху, а из него в реку Кривушку и теперь стоит там, – доложил Фрол.

– Поскорее проберись к мурзе Ярмурчею, что стоит над Астраханью, и скажи, чтобы он со всеми своими улусными людьми перебрался в город, – приказал воевода. – А то и он, пожалуй, как немецкие мастера, тягу даст, – добавил он, обращаясь к Видеросу.

– Да, боярин, я не чаял того от моих мастеров, что они сделали, – отвечал Видерос.

– Боярин, дай мне какое-нибудь назначение, – сказал Александр.

– За назначением дело не станет. Я тебе поручаю, вместе с Бутлером, защиту Вознесенских ворот, – отвечал воевода.

Александр поехал к воротам и встал там. Перед вечером его пришел сменить Бутлер. Александр поспешил к Анжелике. На дороге, близ воеводских хором, он встретил Фрола.

– Ну, что мурза Ярмурчей? – спросил он.

– Если уж немцы бежали, то ему, бритой башке, чего делать? В степь убежал со всем улусом, – отвечал Фрол.

– Это что? Кого-то ведут, кажется, – Александр присматривался к приближавшейся толпе.

– Э, да это здешний нищий, Тимош безногий, за что его взяли? Другой тоже нищий, – отвечал Фрол.

Несколько человек под предводительством Лукошкина вели к воеводскому двору двух нищих.

– Что, или вновь посланцы Стеньки явились? – спросил Александр Лукошкина.

– Хвалились эти нищие зажечь город, как только начнется приступ, вот я их и захватил, – отвечал Лукошкин.

Нищих провели на воеводский двор. Александр пошел к Анжелике.

– Говорят, казаки под городом? – был первый ее вопрос.

– Да, но ты ничего не бойся, город взять трудно. А если, сверх чаяния, он и будет взят, то тогда мы бежим. Я достал казацкое платье и лошадей.

Прошло три дня, три тревожных дня ожидания приступа. Александр почти все время был на стенах города. Он только заходил на несколько минут к Анжелике успокоить ее да к воеводе. На квартире бывал редко.

Купленных лошадей Иван держал наготове.

В это самое время по Тереку плыла лодка. Четыре гребца с усилием боролись с бурными волнами, подымающимися высоким гребнем.

– Плохо, сотник, – говорили сидевшие в лодке татары своему начальнику, сотнику Тарлыкову.

– Как-нибудь переедем, – отвечал Тарлыков, – греби сильнее, – обратился он к гребцам.

Он почти не видал волн, он видел только себя в полковничьем кафтане с пятьюстами рублями в кармане.

Но лодка накренилась, и неустрашимый сотник вместе с провожатыми упали в воду. Через несколько минут татары – проводники и гребцы, плававшие как рыба, выбились из пенных волн и выскочили на берег.

– А где же наш сотник? – спросил один татарин.

– Она там, видно, – отвечал другой, указывая на бушующую реку.

– Надо бы его тащить: его деньга есть, – сказал третий.

– Какой тащить, моя сам шапка и тюбетейка терял, – отвечал его товарищ.

– Куда же теперь? – спрашивал татарин.

– Куда? Назад в Астрахань пойдем, там теперь, чай, казаки, – отвечал ему его товарищ.

V

Было около пяти часов вечера. На площади, перед домом воеводы, стояла рать, готовая к бою. Красулин верхом разъезжал по рядам стрельцов. Стрельцы, конные и пешие, построены были сотнями. Боярские дети, дворяне, дьяки и подьячие, составляющие свиту воеводы, стояли на самом воеводском дворе. Они также были вооружены и стояли кучками, но в их рядах не было такого строгого порядка, как в рядах регулярных стрелецких войск. На крыльце воеводского дома стояли два офицера – Виовский, занявший у воеводы место Ружинского, и пятидесятник Горнов. Неподалеку от крыльца расположился отряд конных стрельцов, человек в сорок, под началом Фрола Дуры.

Сам воевода, князь Прозоровский, одетый в боевые доспехи, сидел в своей большой избе. Рядом с ним помещался брат его, Михаил Семенович, и митрополит Иосиф, а по другую сторону жена, княгиня Прасковья Федоровна. Тут же стояли оба сына воеводы.

Грустным был вид всех присутствующих. Посторонним лицом в комнате был только старый холоп князя, Васька – седой старик. Он стоял молча, прислонившись к косяку двери. Княгиня и дети плакали. Митрополит утешал их.

– Поборемся ноне за государя и, если Бог поможет, отобьем разбойников, – говорил митрополит. – А если побьют нас, то мы заслужим венец мученический. Не плачьте, дети, и ты, княгиня, не за злое дело, а за веру и государя будем биться с ворами.

– Да, грустно подумать, может быть, мы в последний раз сидим здесь, – сказал воевода.

– Не падай духом, боярин: благость Божия велика, не унывай, отчаяние грех великий.

– Посмотри, отец, сколько рати стоит на площади! С такой ратью можно побить воров, – сказал старший сын Борис.

– Нам не страшны воры, – сказал князь Михаил Семенович, – с такой ратью как не справиться с ворами! Нам страшны свои изменники.