Хроники Нордланда. Пепел розы

Теперь он видел пятерых мужчин, которые отбивались от толпы вооруженных людей. Один из пятерки был серьезно ранен, остальные четверо прикрывали его. Их противники теснили их прочь от моря и от большой рыбачьей шхуны, видимо, ожидающей их. Нападающих было втрое больше, и если бы не стрелы эльфа, помощь в самом деле не успела бы, но Кину выцеливал и снимал убийц с виртуозной и невероятной точностью, ухитряясь даже в общей свалке не задеть кого не следовало. Гэбриэл запрыгнул на борт по другую сторону от носовой фигуры, изображающей конскую голову, повис на одной ноге и одной руке, обнажив меч, готовый прыгнуть в море и броситься на помощь. Теперь и Дэн с его людьми присоединились к Кину, осыпая стрелами спешащий на подмогу к первым нападающим большой вооруженный отряд. В предвкушении схватки вскипела кровь, Гэбриэл уже выбрал себе противника, весь устремившись на залитый кровью прибрежный песок.

– О-э! Хлориди!!! – Крикнул хрипло, прыгая в воду первым. Бой вышел обидно коротким – услышав древний боевой клич Хлорингов, увидев, сколько человек готовятся к высадке на берег, Верные – теперь Гэбриэл хорошо рассмотрел черные кресты в завитушках, означающих огонь, на их белых вамсах, – бросились бежать. Того, которого выбрал и догнал первым, Гэбриэл все-таки завалил, снеся голову, но больше ему противников не осталось.

– Кому обязан… – Тяжело дыша и с трудом держась на ногах, спросил его совсем молодой светловолосый юноша, одетый, как и остальные его спутники, школяром, – своим спасением?

– Граф Валенский, Гэбриэл Персиваль Хлоринг. – Ответил тот. – А я кого выручил? Только не говори, что контрабандиста какого-нибудь!

– Я Марк Эльдебринк, пятый сын их светлости, герцога Анвалонского. Со мной Гарольд Еннер, сын покойного эрла Фьёсангервенского, и Кирнан Бергквист… И двое наших друзей.

– Гарри! – Воскликнул Кирнан, подхватывая рухнувшего на песок друга. Гарри перенесли на корабль, и капитан, услышав, кого они выручили, принялся вновь нещадно подгонять своих матросов, уверенный, что без погони не обойдется. И оказался абсолютно прав: не успели они выйти из-за островов на открытую воду, как со стороны Фьёсангервенского порта показались три большие шхуны, на всех парусах спешившие за ними. Ястреб крикнул и снялся с реи, а внезапный порыв свежего ветра наполнил парус и придал кораблю ощутимое ускорение.

– Они нас не отпустят. – Со спокойствием отчаяния произнес Марк, стоя рядом с Гэбриэлом. – Если Гарри спасется, Рону Гирсту конец. Он этого не допустит!

– У меня нет времени, – оскалился Гэбриэл по-волчьи, – с этими недоносками возиться. Меня брат ждет. Но и до них очередь дойдет в свое время.

Солнце уходило за прибрежные скалы, и «Нарвал» еще был залит его лучами, а преследовавшие его шхуны пока держались в густой тени. Кину вновь запрыгнул на борт, прицелился, что-то прошептал по-эльфийски, прикрыв глаза, и, не глядя, пустил стрелу. Та попала в верхушку мачты первого судна, которая неожиданно занялась огнем. Огонь охватил парус, который чернел и скукоживался прямо на глазах, порывы ветра порой доносили отчаянные крики команды, которая пыталась бороться с огнем. Вторая шхуна задержалась подле первой, чтобы принять на борт команду, если понадобится, но третья продолжала преследование. Гэбриэл спокойно смотрел на нее. С этими-то они справятся. Ему хотелось, чтобы их догнали. С того момента, как он очутился в подвале, связанный, перед Брэгэнном и Смайли, в нем копилась и бурлила злоба, он не мог пережить случившееся и отпустить его. Он настолько поверил, что к прошлому возврата нет! Что он теперь недоступен ни для унижения, ни для насилия! Поверил в свою силу, в свое мужество, в конце концов! И все это едва не пошло прахом, он вновь очутился на волосок от унижения и позора, теперь – куда худшего, куда более невыносимого. Гэбриэлу казалось, что в нем поселился страх, но он ненавидел трусов и трусость, и боялся возненавидеть себя самого. А где еще, как не в бою, можно доказать себе самому свою доблесть, так ему казалось. И Гэбриэл рвался в бой, рвался – хоть и боялся признаться в этом самому себе, – убивать, выплескивать кипящее внутри бешенство.

Но Валена стремительно приближалась, уже можно было различить залитые светом заходящего солнца башни и крепостные стены, мачты и реи в большом порту. Тучи чаек, крачек, нырков, тупиков и прочих пернатых, населяющих неприступные скалы, вились над кораблями и причалом, сидели на мачтах и кранах.

– Ушли! – Весело сплюнул капитан, отпуская наконец-то рукоять меча и привычно цепляясь за ремень большими пальцами. Верные и в самом деле не посмели приближаться к Валене. С руссами у них были давние счеты, еще с того провального июньского похода к еретикам. Одна оставалась надежда: что Гарри Еннер тяжело ранен и не выживет. Но и то, что уцелели Эльдебринк с Бергквистом, было весьма скверно само по себе…

Два приятеля, с которыми Гэбриэл еще не познакомился, оказались двумя студентами-бакалаврами, Джоном О’Мелли и Оззи Джареллом. Оба были из Лионеса, из семей однощитных рыцарей, оба выбрали для себя духовную стезю.

– Поп всегда будет и сыт, и пьян, и без грелочки в постели не останется. – Легкомысленно заявил Гэбриэлу Оззи. – Надоело мне, ваше сиятельство, наравне с крестьянами в поле горбатиться, стога метать да зерно молотить. Мой папаша уж и забыл, как меч в руках держать, все с вилами, мотыгой да цепом.

– А мой родитель мельницу поставил. – Заметил Джон, веселый, кареглазый, веснушчатый паренек. – Зарабатывать начал, деньги появились. Есть стали досыта. Так весь город, что там, вся округа взъелась: как не стыдно, рыцарю мельником заделаться? Папаша говорит, что ему, мол, позорнее, что у него дети голодают, но ни с ним, ни с мамашей нашей, никто и разговаривать теперь не хочет, а сестра, наверное, никогда за ровню замуж не выйдет, не возьмет ее никто. Вот папаша и отправил меня в универ, стань, говорит, священником, все лучше и почетнее, чем мельником.

– Что с ним? – Гэбриэл, слушавший их краем уха, следил за Кину, колдующим над Гарри, которого уложили прямо на палубе, под парусом. И едва эльф отошел от раненого, обратился к нему.

– Жить будет. – Коротко ответил эльф. – Но ему нужен покой, рана тяжелая. Ключица сломана, рукой он пользоваться не сможет несколько недель.

– Куда мы? – Взглянул на Гэбриэла Дэн.

– Ну… – Гэбриэл почесал в затылке, глядя на город. – Раз я граф Валенский, то какая-никакая халупа-то у меня тут должна быть, нет?

– Что ты и есть Гэбриэл Хлоринг, граф, или, как здесь говорят, эрл Валенский, тебе нужно будет еще доказать. – Тихо сказал ему Кину, встав рядом. – Не забыл?..

Вепрь в Светлом прижился как-то сразу, в большей степени – благодаря Зяблику и своим отношениям с нею. Это даже прикольно было: отдавать ей деньги, и приходить домой на все готовое, есть домашнюю еду, надевать чистую постиранную и залатанную одежду, слушая ее нескончаемый щебет, хоть и, по его мнению, пустячный, но приятный. Драйвер понятия не имел, каким боком вылезет его воспитание, а на самом деле воспитанный на Красной Скале Вепрь оказался идеальной парой такой девушке, как Зяблик. Да, она была легкомысленной и пустоголовой девчонкой, но Вепрь-то иного от девок и не ждал, ему и в голову не приходило презирать ее или попрекать глупостью, для него это было нормально и вполне себе приемлемо. По его глубокому убеждению, все они были дурами и второстепенными, по сравнению с парнями, существами, и главным в них были, во-первых, привлекательность и сексуальность, а во-вторых, отсутствие злого норова, как, к примеру, у Совы, доброта и покладистость – а все это было у Зяблика в избытке, вместе с веселым и легким нравом. Она вечно была весела, как птичка, то напевала что-то небольшим, но приятным и звонким голосом, то хихикала весьма приятно, то смеялась, заливаясь звонким колокольчиком. Вепрь быстро понял, что она очень многим парням нравится, и многие хотели бы отбить ее у новичка, и загордился даже. Он был ревнив, и время от времени порыкивал на Зяблика, если ему казалось, что она слишком уж вольно ведет себя с каким-нибудь Дроздом или Козодоем, а бывало, что и грубо оттаскивал ее и отправлял домой, придавая ускорение хорошим тычком. Обижалась Зяблик тоже ненадолго. Максимум, полчаса – и снова она поет или смеется. Хорошая девка! А секс с нею был!.. Горячая, страстная и умелая, она и Вепря постепенно отучала от грубости и натиска, привычных ему с прошлой жизни, учила новым отношениям и приемам, показывала такое, от чего у него крышу сносило ко всем чертям. В общем, Вепрю нравилась его новая жизнь. Нравились налеты на торговцев и людей фон Берга и Бергстрема, тем более, что он был отважен и дерзок, мастерство его росло с каждым разом, а с ним и уважение со стороны других Птиц. И когда он понял, что Ворон не забыл разговор о фермах и ищет возможности отправиться туда, у Вепря противно засосало под ложечкой. Никогда еще и ничего он так не боялся потерять, как свою новую жизнь и свою девчонку!

В свободное время он взялся помогать в кузне Беркуту, и быстро втянулся: ему и это понравилось. Теперь Вепрь пропадал в кузне сутками, Зяблик даже завтрак, обед и полдник ему туда приносила. Как-то, занимаясь подковами, Вепрь заметил Сороку, делающего ему какие-то знаки, и, оставив ненадолго молот, подошел к нему, облив водой голый вспотевший торс и с наслаждением растираясь полотенцем.

– Чего тебе? – Спросил хрипло.

– Ворон в Коневы Воды подался. – Заговорщицким тоном сообщил ему Сорока, оглянулся воровато. – А мы с пацанами прознали, что некий Карл Брэгэнн направляется в Ейсбург. Ты, вроде, им шибко интересовался?

– И что? – насторожился Вепрь.

– Он что-то ценное везет, нам пришла весточка. Что-то такое, что его сопровождают аж двадцать кнехтов.

– Ворон шею нам свернет. – Подумав, заметил Вепрь.

– Не свернёт, если с удачей вернемся. Пошумит, погрозится, и простит. Ну, штрафанет, в первый раз, что ли?

– Я крысячить не стану, и добычу от него прятать – тоже. – Предупредил Вепрь. Он не мог отказаться. Брэгэнн был его личной идеей фикс. Ох, как хотелось Вепрю с ним поквитаться за Очень Большую Боль! Аж скулы сводило от злости.

– Короче, идем вдесятером. – Развивал мысль Сорока. – Жаль, Конфетка с Вороном и Совой, но Грач не хуже с луком и стрелами управляется. Ну, ладно, хуже, но тоже неплохо. Для кнехтов фон Берга сойдет. Твоя Зяблик как, с нами?

– Не фиг ей там делать. – Чуть помрачнел Вепрь, представив Зяблика и Брэгэнна в шаговой доступности друг от друга. И ведь знал же, что Зяблик девчонка лихая и саблей вертит даже лучше него самого! Но инстинкт вожака, защитника, требовал оградить свою женщину от опасности. Ну, и от флирта с другими парнями во время рейда, не без того. С тех пор, как Зяблик замутила с Вепрем, она стала втройне интересна остальным Птицам, включился азарт соперничества. Но Вепря остальные Птицы научились уже и уважать, и опасаться. Не смотря на некоторые перемены и корректировку жизненных ценностей, в целом-то он остался таким, как был: суровым, безжалостным и скорым на расправу. Как и Гэбриэла, и остальных, прошедших Конюшню, жизнь научила его прежде всего главному: не бояться, не давать слабины, не просить помощи или пощады, и не сдаваться, не отдавать своего и драться до последнего вздоха даже с теми, кто в разы сильнее тебя. Все уже знали, что в драке Вепрь страшен и не боится ни хрена, что его можно только убить, но сломать, заставить сдаться и покориться нереально. Слов нет, все Птицы так или иначе прошли суровую школу жизни, и все-таки, с Красной Скалой не могло сравниться ничто. Сколько уже было дружеских стычек, и даже почти серьезных драк, и всегда Вепрь одерживал верх, потому, что шел до конца там, где другие отступали так или иначе. Такими были все, кто выжил вместе с ним.

Чтобы без палева свалить на дело, следовало занять Зяблика чем-то так плотно, чтобы она не заметила его сборов и отсутствия хоть какое-то время. Вепрь был парень не глупый, и сборы начал открыто, под видом ревизии инвентаря и амуниции.

– И чем моя девка, интересно, занимается? – Дожевывая охрененно вкусный пирог, спросил он, сам незаметно порвав шнурок на куртке. – Куртка драная, как я в такой на дело бы пошел, если че?!

– Я смотрела, она целая была! – Огрызнулась Зяблик. Вепрь кинул ей куртку:

– Сама смотри, э! Ну-ка, посмотрю щас, че там еще… – И в полном праве принялся перетряхивать свои кожаные доспехи, ворча и придираясь к каждой мелочи. Нагрузив Зяблика требующими, по его убеждению, немедленной чистки и стирки вещами, Вепрь все, что нужно было для налета, сложил отдельно и принялся, взяв оселок, точить и править меч покойного Свана, ворча себе под нос.

– Какая хрень тебя за жопу цапнула?! – Фыркнула Зяблик, но перечить не стала: отправилась приводить в порядок вещи своего господина и повелителя. Вепрь быстро и бесшумно перенес все необходимое в заросли лопухов за околицу, туда же утащил седло. Потом, вернувшись, сообщил Зяблику, что пойдет купать коня в озере, и сам поплавает, «грязный стал в кузне, как падла какая». В общем, в результате всех его ухищрений, он смог, не возбудив у Зяблика никаких подозрений, в сумерках встретиться с остальными Птицами у брода через Омь. Глянув на тех, кто с ним и Сорокой собрался в набег, Вепрь вдруг впервые подумал о том, сколько Птиц осталось в поселке, и нахмурился. Перейдя вброд небольшую речку, служившую границей с эльфами, Вепрь продолжал упорно думать о том, что они затеяли, и беспокойство нарастало.

– Сорока, эй! – Не выдержал он. – Кто тебе рассказал про Брэгэнна?

– А какая разница?

– Не трепись, разница есть. – Не отставал Вепрь, остановив коня. – Сколько Птиц в Светлом осталось? Ворон, Сова, Конфетка и еще пятеро наших в Коневых Водах, так? Нас одиннадцать. Там пятеро парней осталось и семеро девок. Не нравится мне это.

– Брось. Дайкины на эльфийскую территорию не сунутся!

– Брэгэнн та еще тварь отмороженная. Он сунется, не сомневайся.

– Да брось! – забеспокоился Сорока. – Что ты, как этот! Зассал, так и скажи, без тебя поедем!

– Езжайте. – Решительно ответил Вепрь и развернул коня.

– Эй, стой! – Заорал Сорока в неожиданном приступе ярости. – Стой, рожа трусливая!

Мысленно пообещав себе позже разобраться в причинах такой Сорокиной настойчивости, Вепрь только пришпорил коня. Олджерноны были самыми резвыми бегунами на острове, и в быстроте бега порой даже соперничали с эльфийскими лошадьми, с которыми имели общую кровь. А дева Элоиза для племянника расстаралась, выбрала наилучшего. Уже на подступах к броду Вепрь увидел с холма цепочку всадников, пригнулся к конской гриве, весь во власти дурного предчувствия и холодного бешенства. Сорока ли предал, или тот, кто подкинул ему ложную информацию, но теперь Вепрь был уверен: их заманили в ловушку, а на Светлое готовили нападение. Элоиза, или Брэгэнн все устроили, или оба сразу, не важно. Пока – не важно. Он понимал, что нападать с тыла на стольких всадников сразу – самоубийство, и Светлое это не спасет. Единственный способ их спасти – это предупредить. Их мало, но драться они все умеют, даже девчонки. А чтобы предупредить, надо или обогнать незаметно налетчиков, или…

Иво до сих пор не любил Копьево, где его и Алису подобрал Нэш, избавив от крайне неприятной участи. Не любил, и все тут. Он тогда чувствовал себя бессильным и бесполезным, не способным что-либо сделать для спасения Алисы, которую его друг поручил ему, уходя на смерть. И до сих пор ему стыдно и больно было думать об этом – даже не смотря на счастливое избавление в тот раз. И даже не смотря на то, что теперь Иво не дал бы спуску ни тому противному белобрысому типу, ни всем его дружкам, вместе взятым. Он не любил занятия с оружием, но занимался прилежно и, в спарринге с Гэбриэлом и эльфом, поневоле стал отличным фехтовальщиком. Он не был амбидекстером, но был левшой, что тоже давало ему кое-какие преимущества в бою, не говоря уже о его эльфийских силе, гибкости и скорости. Нэш сразу согласился взять его в свою команду, и вот уже вторую неделю они обшаривали леса Поймы и ближайшие окрестности Королевской Дороги, в поисках остатков банды Псов – только не нашли еще ни самих Псов, ни их следов. Правда, как-то натолкнулись на четыре трупа в кожаной броне с фирменным знаком Псов, и Белка, эльф Элодис, следовавший с ними, сказал, что помимо полукровок здесь был убит эльф. Эльф Ол Донна. Но помимо этого ничего он добавить не смог, и оставалось только гадать: все ли это были оставшиеся Псы, которых уничтожили эльфы, или кто-то из Псов выжил, убив эльфа, или еще что? Белка определенно заявил, что крови эльдара здесь нет, а значит, Шторм, самая желанная добыча Нэша и Хлорингов, жив. Нэш уже подумывал сменить тактику поиска, когда из Копьево примчался гонец с сообщением о том, что там взяли троих полукровок, утверждавших, будто они якобы спасли нескольких крестьян от каких-то чудовищ. Вот только крестьяне, по словам гонца, это отрицают, и обвиняют полукровок в мародерстве и требуют их казни.

– Мы их совсем того, это, повесить хотели-то, – признался он, – но требовается это, по закону, чтобы, так как-то. Они в леднике сидят, ждут, это, казни-то вашей. Люди хотят, показательно чтобы, и это, по справедливости.

Так Иво вместе с Нэшем очутился во второй раз в своей жизни в Копьево, которое, как понял в тот же миг, как увидел знакомую харчевню «Толстый кот», все с тем же толстенным кошаком, занятым все тем же важным делом, ненавидит. Эта предвзятость с первых же мгновений заставила его посматривать на местных, среди которых был и знакомый ему трактирщик, который тогда так категорично заявил, что ему «этой дряни здесь не надо!», с недоверием и даже с враждебностью. Трактирщик, разумеется, в роскошном сквайре с гербами Хлорингов того парнишку не признал, но насчет полукровок мнения своего в целом не поменял, так как требовал, наряду со всеми, казнить проклятых чельфяков.

– Где они? – Спросил Нэш, спешиваясь. Иво остался в седле, невольно оглядываясь. Вон там они с Алисой вошли в поселок, уверенные, что это огромный город. Смешные! Вон там они с женщиной поговорили, она и сейчас стоит у своей калитки, смотрит на них. Каким все тогда казалось необычным, огромным, значительным! И какое же на самом деле маленькое, простецкое… Местные стражники вытащили к ним Волкодава, Клыка и Ветра, замерзших, покрытых синяками, обреченных. Клык и Волкодав от дайкинов ничего хорошего уже не ждали, если даже те, кого они, как-никак, спасли, их так предали; а вот Ветер глянул на Нэша, ужаснувшись его размерам и лицу, на Иво, и вдруг выпрямился:

– Эй, я тебя знаю! Ты Эрот! Ты тот, который с Гором сбежал! Ты это, скажи, что мы того, не Псы! Не знаем мы никаких Псов!

– Они не Псы. – Иво проглотил и Эрота, и Гора. Просто потому, что его бесили и эта деревня, и эти люди – кое-кого Иво узнал, это они тогда собирались изнасиловать Алису, обвиняя в воровстве. – Они с Красной Скалы.

– Еще того лучше. – Хмыкнул Нэш. – Лазутчики Драйвера?

– Мы сбежали от него, скажи им, Клык! – Ветер с силой толкнул своего повесившего голову приятеля в бок. – Там так хреново теперь, что крысы, и те деру дали, житья от них в округе не стало… Мы того, сбежали от него, в Гремячем поселились…

– И разбойничали! – Визгливо воскликнула бабка, которую они привезли сюда на одном из своих коней. – Грабили, крали и это, огороды шмонали!

– А что нам было делать? – Огрызнулся Ветер. – Жрать-то охота! Мы ж не трогали никого!

«Спасенные» тут же подняли невыносимый хай, перебивая друг друга и перечисляя, кого, когда и как трогали наемники с Красной Скалы. Поименно перечисляли изнасилованных мальчиков и девочек, женщин, реальных и созданных молвой, убитых крестьян и торговцев.

– Это не мы!!! – Возопил Ветер в отчаянии. Иво так явственно услышал самого себя, здесь же, перед этими же людьми, пытавшегося отрицать то же самое! А Ветер крикнул:

– Вы бы лучше, дураки такие, это, вспомнили бы, от кого мы вас спасли, да рассказали бы об этом, тупицы дайкинские!

– Он не лжет. – Вдруг сказал Белка. – Он, возможно, и вор, но не убийца. И не насильник.

– Я согласен. – Решительно сказал Иво. – Нэш, мы должны забрать их в Гранствилл, и хорошенько расспросить. Они многое знают про Драйвера, Красную Скалу и про то, что там происходит.

– О чем он говорит? – Обратился к священнику, стоявшему тут же, Нэш, в сомнении потирая подбородок. Он тоже прекрасно помнил произошедшее тогда в Копьево, и Иво понимал. Но понимал он и то, что впечатление на людей произведет негативное, если заберет полукровок просто так.

– Не знаю, – осторожно сказал тот, – уместно ли тут говорить о спасении… Но в нашей многострадальной деревне под названием Дичь, близ Найнпорта, и в самом деле вещи произошли чудовищные. Напали на нас страшные твари бесовские, рвали и терзали они тела людей и скота бессловесного, аки демоны из Преисподней… Нам неведомо, куда делись сии демоны, мы в церкви спасались, взывая к Господу и моля его о спасении. Эти полукровки уверяют, что убили такую тварь и спасли нас этим. Мы того не видели.

– А сюда как вы попали?! – Запальчиво воскликнул Ветер. – Напомнить, суки неблагодарные?! Мы вас сюда привели, и охраняли по дороге! И кормили, кстати, тоже! Или как, как вы сюда попали, как?!

Бабы опять расшумелись. Иво выхватывал отдельные фразы из их визгливых воплей, в том числе частое упоминание о «бесстыжей девке», на «похабство» которой «смотрели детки!».

– О какой девке они говорят?! – Воскликнул, перебив всех.

– О нашей. – Хмуро ответил Ветер. – С нами девчонка была, мы ее с собой забрали, из Девичника. И ничего она не бесстыжая, обычная девка… – Тут же опять поднялся страшный ор, и даже священник был возмущен.

– Эта Иезавель, – задохнулся он, – эта блудница Вавилонская, эта… срамница непотребная, на глазах у нас такое похабство совершала…

– Где она?! – Воскликнул Иво, ему стало аж жарко. – Что вы с нею сделали?!

– Спалить ее надо! – Завопила одна из женщин. – Ибо тварь нечистая, бесстыдная, тьфу, грязь чище, чем рот ее поганый! – И ее поддержали все женщины хором.

– А прежде они ею хорошо попользовались! – Огрызнулся Ветер. – Ничего, не побрезговали ею мужики ваши, всю ночь не унимались, нам хорошо все слышно было!

– Да как не стыдно?! – Аж побагровел стражник, и Иво ожег его гневным взглядом. – Никто и пальцем ее не коснулся, дряни эдакой…

– Где она?! – Иво почувствовал, как гнев туманит голову. Еще немного, и он бы бросился на них, но Нэш, заметив, как переменился в лице сквайр графа Валенского, чертыхнувшись про себя, потребовал немедленно привести девушку.

– Напомню, – зычно произнес он, мигом заставив замолчать всех крикунов, – вам закон нашего герцога: все полукровки являются королевскими животными. По закону о королевских животных, никто, кроме ее величества и принцев крови, не имеет права на них охотиться, ими пользоваться, причинять им вред или торговать, либо как-то владеть ими. Те, кто сей закон нарушает, объявляются браконьерами и караются за браконьерство соответственно. Я забираю это зверье, вместе с девчонкой, в Гранствилл, где их милостивое высочество, принц Гарольд Элодисский, самолично решит, как с этими зверюшками поступить следовает.

Толпа примолкла. Закон, карающий за королевских зверей, был суров. За зубра, королевского оленя или медведя ломали на дыбе до смерти. Двое, отправившиеся в ледник за девушкой, переглянулись, и Иво перехватил эти взгляды. Спешился, и бросился следом, за ним, по знаку Нэша, пара кнехтов.

И этим Иво спас Клэр жизнь: испугавшись, что она покажет на своих насильников, которых, не дай Бог, за это казнят или хоть как-то накажут, они решили быстренько ее удавить и сказать, что сама умерла. Выглядела девушка ужасно. Из одежды на ней остались обрывки рубашки, губы были разбиты, тело, особенно в паху и на груди, в синяках. Местные и в самом деле, наслушавшись от крестьян о ее «похабстве», насиловали Клэр всю ночь, поэтому теперь она не только встать на ноги, но даже голову поднять не могла, и Иво поднял ее на руки и вынес наружу, обернув в свой камзол. Он и ее узнал мгновенно. Это была та девочка, которая нравилась ему больше всех, и потому больше всех от него натерпелась. Несправедливость, чудовищная, циничная несправедливость происходящего обожгла его сердце каленым железом. За что?! Сначала ее ломали, били, запугивали, делали из нее послушную безмолвную рабыню, а теперь обвиняют в этом – ее же?!

– Стадо! – Крикнул он, выйдя на свет. – Тупое, долбаное стадо! Это вы – животные, а не мы! Никто ее не трогал?! Нет?! Она сама себя до этого довела?! Сама с собою это сделала?!

– Успокойся, парень, хватит! – нахмурился Нэш. Эх, и горячий же этот Фанна, и… театральный какой-то. Ну, к чему так-то? Черт, и как вот такое получается: его граф, Гэйб Хлоринг, тоже был бы в ярости, и даже, скорее всего, зарубал бы пару-другую насильников, не сходя с места, но у него бы это вышло естественно и правильно, никто бы и не пикнул. А этот из всего представление сделает, и все только хуже станет – хотя так-то прав парень, у Нэша у самого кулаки сжались при виде запрокинутого личика и глаз, обведенных темными кругами. Девочка совсем, тоненькая, как прутик, в чем душа держится. Нэш таких не то, что тронуть, он их и за женщин-то не считал, приравнивая к детям и относясь соответственно.