Хроники Нордланда. Пепел розы
Смайли кружил по широкому двору Блэксвана, горяча своего роскошного гнедого мерина-олджернона, подарок Элоизы. Он был, как обычно, слегка пьян, зол и весел – а вот весел прямо-таки через чур, как никогда еще. Элоиза, выскочившая встречать господина своего сердца во двор, сама разулыбалась при виде его радости, приписав ее окончанию тягостной разлуки. Но у Смайли был и другой повод для веселья.
– Иза! – Он единственный называл ее так, и женщине очень это имя нравилось. – Ты смотри-ка, с каким я презентом! Смотри-смотри! Сам младший Хлоринг, собственной потрепанной персоной, один и без охраны!
– Смайли, ты что, дурной?! – Элоиза увидела, что высокий гость пожаловал к ней не добровольно: оба глаза Гэбриэла украшали синяки, какие бывают при ударе по переносице, губа разбита, руки связаны и крепко привязаны к луке собственного седла. – Это же Хлоринг! Ты что, совсем ничего не понимаешь?!
– Не-ет, Иза, я не дурной. – Смайли спешился, подошел к ней и смачно поцеловал. – Он сам мне под ноги свалился, ехал, придурок, по тропе, глаза закрыв, и лбом о ветку и хряпнулся. Один ехал, даже без собаки! Дурной я был бы, если б не воспользовался случаем чудесным!
Он был счастлив до того, что хотелось приплясывать и расхвалять себя: «Ай, да Иеремия, ай, да сукин ты везунчик!». О том, что Гэбриэла нужно любой ценой и как можно скорее уничтожить, он думал неустанно с той самой минуты, как узнал о его побеге. В отличие от других своих подельников, Смайли не верил ни в то, что Гэбриэл не помнит, кто издевался над ним, ни в то, что он предпочтет забыть и затаиться. Щенок даже тогда, связанный и истерзанный, истекающий кровью, огрызался, сопротивлялся и отказывался покориться и просить пощады. И Смайли твердо знал, как только услышал, что тот жив и свободен, что Гэбриэл им отомстит. Все было просто: или он их, или они его. В сущности, как только барон увидел его на тропе, потерявшего сознание от удара о дубовый сук, он тут же подумал, что нужно его прирезать. Прямо так, бессознательного, и бросить на тропе, обобрав. Тогда его смерть спишут на грабителей, тех же Птиц, к примеру – уж Смайли бы позаботился о свидетелях, которые видели Птиц именно в этом месте и в это время! Это был отличный шанс и отличный план. Но не та была натура у садиста-Смайли, чтобы отказаться от возможности потешить свои самые сильные страстишки, коли уж подвернулся такой случай! Чтобы не покуражиться над бывшей своей жертвой, посмевшей вообразить себя свободной и сильной. Доказать этому спесивому щенку, что он по-прежнему никто перед ним, Иеремией, по-прежнему его удел – стонать, терпеть и бессильно яриться. Именно предвкушение этого развлечения горячило его кровь и заставляло аж искриться от шального веселья. От Элоизы он ждал полнейшей поддержки и горячего участия – знал, что его дорогая подруга в жестокости не уступает ему самому. Смайли намеревался как следует унизить Гэбриэла, и прежде, чем убить, поиздеваться над ним всласть!
– Никто точно не знает, что это ты его подобрал? – нахмурилась Элоиза.
– Никто, только мои люди, они народ проверенный! – Похлопал ее по заднице Смайли. – Не боись! Карл! – Он махнул рыцарю, которого мгновенно узнал бы Вепрь, и которого так же быстро опознал и Гэбриэл. – Нашего дорогого гостя нужно устроить со всем почетом! Приготовь его к нашей с ним пирушке, хорошо приготовь! Где бы нам с ним устроиться, Иза? – Он вновь жарко поцеловал свою любовницу. – Ты же выдумщица у меня, и озорница! Тебе понравится наше веселье, обещаю!
Элоиза все еще хмурилась, но распоряжения отдала. Мельком окинула взглядом спешившегося Гэбриэла, которого тут же скрутили несколько человек во главе с Брэгэнном, чуть прикусила губу… Красивый.
Гэбриэл все еще пребывал в легком тумане. Удар он сам себе обеспечил такой, что в голове до сих пор царил хаос. Виной всему его рост: другие всадники проезжали по этой тропе без малейшего ущерба для своей головушки. Связывая, люди барона Смайли его еще хорошенько помяли, когда он попытался сопротивляться, и по голове ему еще пару раз прилетело, и теперь, сквозь звон в ушах и сильную головную боль Гэбриэл воспринимал все слегка заторможено и нечетко. Прежде всего, ему не верилось, что все это наяву. Время, что он прожил с братом и отцом, метаморфоза, которая с ним произошла за это время, позволили ему верить, что прошлое ушло навеки, что он уже никогда не станет жертвой, не будет вынужден терпеть унижения и боль. Гэбриэл поверил в свою силу и власть своей семьи абсолютно… И вдруг все вернулось в каком-то дурном сне – он связан, и вокруг знакомые ненавистные рожи…
– Помнишь меня, чельфяк? – Сэр Карл Брэгэнн подошел к нему, накрепко привязанному к решетке в каком-то просторном подвальном помещении. Приблизил свое лицо к его вплотную. – Вспомни-ка, регулярно, одну затраханную чуху, которую ты отказался мне дать. Я обещал тебе, что мы еще это обсудим? Я держу. Свои. Обещания.
– Хорошо, что напомнил. – Тихо ответил Гэбриэл, глядя ему прямо в глаза. – Теперь не забуду, и обязательно тебя убью. После Смайли.
Ноздри Брэгэнна раздулись. Он помедлил, закипая от бешенства, потом обманчиво-спокойным тоном пригрозил:
– Я обязательно попрошу моего барона, чтобы он оставил мне тебя живым. Напоследок. – Ножом вспорол камзол на груди Гэбриэла и содрал с него, потом пришел черед рубашки. Гэбриэл рванулся, стиснув зубы от бессильной ярости, напряг руки, пытаясь освободить. Брэгэнн рассматривал его кольцо с печатью, его рыцарскую цепь и другие кольца, кроме кольца Мириэль – то он снять не смог, и пригрозил, что отрежет палец:
– Какой, однако, регулярный подарок судьбы! – Произнес насмешливо. – Какие приятные сюрпризы в придачу к главному блюду! Думаю, – он потер о рукав перстень с топазом, подарок Гарета, полюбовался игрой света в камне, – я возьму это себе. В память о нашей незабываемой встрече.
– Крысячишь, холуй? – Ощерился Гэбриэл. – Господин-то не против будет? Может, ему самому сгодится?
– Заткнись! – Не выдержал Брэгэнн, наотмашь ударил его по лицу и тут же нанес удар под дых, и еще один, схватил за волосы и ударил лицом о поднятое колено:
– Заткнись, заткнись! Забыл, кто ты?! – Задышал яростно, запрокинув голову Гэбриэла, скривившегося от боли, – забыл, кто ты есть, кто ты был, и чем занимался?! Возомнил себя графом и крутым, ты, жалкое ничтожное дерьмо, ты, сраный траханый щенок?!
– Карл! – В помещение, гремя шпорами, вошел Смайли, с ним оруженосец, Элоиза и несколько ее людей. – Я тебе сколько раз говорил: ты второй после меня! Не забывайся.
Элоиза остановилась позади него, прямо-таки пожирая Гэбриэла глазами. Не смотря на шрамы и ожоги, тело полукровки оставалось красивым до умопомрачения. Смайли был здоровяк, что есть, то есть, но Гэбриэл, стройнее и суше него, был куда совершеннее. Элоиза ощупывала глазами его обнаженный торс, и в теле ее возникала сладкая истома, а из сердца со стремительностью сквозняка испарялась любовь к Смайли. Увы! Такой уж она была – ее страсти исчезали так же стремительно и бескомпромиссно, как и возникали.
Брэгэнн, все еще тяжело дыша, бледный от злости, отошел от Гэбриэла к длинному дубовому столу, с которого уже невозможно было ни смыть, ни соскоблить следы крови, и совсем старые, и почти свежие. Сейчас на этом столе стоял поднос с кувшином можжевеловки и несколькими бокалами. Можжевеловки Брэгэнн и выпил, смиряя гнев и страстное желание расправиться с Гэбриэлом немедленно.
Смайли, куражась, встал перед Гэбриэлом и обнажил Виндсвааль, любуясь им:
– Поверить не могу: знаменитый меч, подарок какого-то там языческого божка, а?.. Хорош! Я его припрячу, пока не сгинет вся твоя семейка, а это вопрос не такого уж и далекого времени, парень. А потом сделаю его своим. И жеребца твоего тоже пока припрячу – приметный жеребец, но шикарный. Кто бы мог подумать, когда ты на соломе сидел и жопу салом смазывал, что у тебя будут такие шикарные игрушки?.. Увы, Хлоринг. От судьбы не уйдешь. Вот она, петля судьбы: откуда ушел, туда и пришел: подвал, цепь, ошейник и кусок сала для жопы… Ты какое предпочитаешь: свиное или гусиное? – Смайли заржал своей остроте.
– А может, как мужик, поступишь? – Хрипло спросил Гэбриэл, глядя на него исподлобья. – Освободишь меня и будешь биться? Не ссы, Смайли, я безоружный буду. Если так хочешь, даже голый. Против тебя во всей броне.
– Легкой смерти ищешь?! – Воскликнул Смайли, но тут произошло то, чего он не ждал никак.
– Парень прав, Смайли. – Раздался холодный голос Элоизы. – Дерись, как мужик!
– Чего?! – Он резко обернулся. И словно споткнулся о взгляд Элоизы и взгляды ее людей, которые отметил краем глаза. В запале, в своей эйфории он забыл один нюанс: отношение непосвященных к содомии и содомитам. Даже Элоиза, не брезговавшая забавами с женщинами и девицами, испытала шок и легкую дрожь отвращения при словах своего бывшего – уже – кумира. И уж тем более, не понравилось это ее бандюганам, которые насупились, помрачнели и поглядывали на Смайли угрожающе. Запоздало сообразив, что увлекся и спалился, выдал себя, барон понял и то, что есть только один способ исправить ситуацию. Скривившись, сказал:
– Хорошо, Хлоринг, без оружия, так без оружия! Карл! Освободи его! – И пошел по периметру, в раздражении пиная скамейки и все, что попадалось по пути, расчищая себе пространство. Оруженосец, Майкл, принес щит, а меч Смайли, все так же куражась, взял своего врага. И сразу почувствовал, что оружие не по его руке – как говорил Гарет, Виндсвааль словно сковывал запястье и предплечье, тормозил о воздух. Барон повернулся к Гэбриэлу, растирающему запястья, занемевшие еще во время скачки к Блэксвану, и, поколебавшись, все-таки подумал, что это не важно – безоружного и хорошо стукнутого по башке щенка он одолеет и так. Очень будет поучительно: убить Хлоринга их фамильным священным мечом!
– Держи, полукровка! – Неожиданно воскликнула Элоиза и бросила Гэбриэлу охотничий нож. – Уравняем шансы!
– Да что ж ты, с-с-с…сударыня, творишь-то?! – Еле сдержался Смайли. – Это наше дело с ним!
– Неужто ты ножичка против меча испугался, Смайли? – Насмешливо прищурилась Элоиза, и ее люди слитно загудели, ухмыляясь. – Не, не верю! Ты ж, вроде… мужик? Нет? Может, лучше я с ним схлестнусь? – Тут ее и вовсе поддержал дружный гогот. – Дам ему меч, и того… один на один?
Гэбриэл утер кровь с лица, ловко перехватил в правой руке пойманный нож. Как всегда, охваченный боевой яростью, боли и дискомфорта он больше не чувствовал. И никого, кроме своего врага, не видел. Он до того их всех ненавидел, что не нуждался даже в ноже. Смайли, Кенка, Бергстрем, Гестен… Все эти упыри, издевавшиеся над ним, унижавшие, кромсавшие и калечившие его, были сейчас здесь в лице одного Смайли, и ярость его была такова, что одного меча против нее было слишком мало. Молча он двинулся в сторону своего врага, следя за каждым его вздохом, как когда-то следил за ощерившимися псами, и Смайли с его мечом и щитом сейчас был для него не страшнее оскаленных зубов и не опаснее разъяренного пса. Стремительно ушел от выпада и удара, извернулся и пнул противника в спину. Смайли покачнулся вперед, но на ногах устоял и меч не выпустил, ловко развернулся и атаковал умело и зло. Гэбриэл присел так быстро и так низко, как никто не ожидал от бойца его роста. Меч просвистел над затылком, и потянул руку Смайли за собой, заставив на секунду даже потерять равновесие и сделать маленький шажок вперед, чтобы устоять. Гэбриэл в этот миг пнул его под колено, одновременно уворачиваясь и выпрямляясь в стремительном винте. Удар был так силен, что барон упал на одно колено, и тут же получил по хребту сцепленными вместе кулаками так, что рухнул на вытянутые руки. Элоиза азартно закричала:
– Ножом, ножом его в спину, парень! – Но Гэбриэл отступил, поигрывая ножом, перекидывая его из одной руки в другую. Глаза его горели золотисто-алыми огонечками расширившихся на всю радужку, как у кота, зрачков, и выглядели нечеловечески-бешеными. Смайли взвился, ревя от злости, бросился на Гэбриэла. И вновь его подвел проклятый меч: непонятно, каким образом, но неудобно вывернулся в руке, уйдя совсем не так и не туда, куда направлял его умелый мечник. Подумав, что нужно перехватить его двумя руками – слишком, зараза, тяжелый, – Смайли заслонился от Гэбриэла щитом, и тот вмазал в щит кулаком так, что тот хрустнул, а рука, державшая этот щит, на какие-то мгновения отнялась. Зрители слитно охнули, кто выругался, кто зашипел, не веря своим глазам: Гэбриэл вырвал из онемевшей руки барона щит, и этим же щитом плашмя огрел Смайли по голове. Здоровый и сильный, тот устоял на ногах, правда, глаза осовели, он даже пошатнулся, повел головой, как оглушенный бык. И получил второй удар, уже кулаком, в челюсть. Теперь он рухнул бы, если б Гэбриэл не поймал его за грудки и, придерживая одной рукой за волосы, другой не принялся бить кулаком в лицо изо всех своих нечеловеческих сил. Очевидцы явственно слышали противный хруст, когда ломались нос и лицевые кости, зубы и челюсть. Смайли давно не подавал признаков жизни, а Гэбриэл бил и бил, превращая его лицо в кровавую мешанину костей и зубов. Лопнули и вытекли даже глаза.
– Стоять! – После первого же удара крикнула Элоиза, когда Брэгэнн и Майкл дернулись на помощь своему господину. Ее люди схватились за оружие, раздался слитный звук вынимаемых из ножен клинков, и те были вынуждены в ужасе и недоумении созерцать, как голова их господина превращается в мясо-костное пюре. Гэбриэл остановился сам, отшвырнул от себя бездыханное тело, обернулся, нашел глазами Брэгэнна. Его красивое лицо в этот миг, искаженное, в брызгах крови, с оскаленными по-волчьи зубами и полыхающими глазами было так жутко, что все, кто был ближе всего к нему, подались назад, ощетинившись оружием, а Брэгэнн, на котором остановился взгляд красных глаз, чуть не поседел от ужаса.
Но Элоиза испытывала совсем другие чувства. Полукровка в единый миг стал ее кумиром. Вот, какого мужчину она ждала всю свою жизнь! Смелый, прекрасный, как бог, жестокий, сильный, как дракон! Ее охватило такое вожделение, что она без колебаний отдалась бы ему прямо сейчас, прямо так, потному, окровавленному, бешеному после расправы… Она прямо-таки видела, прямо-таки физически ощущала, как он рвет на ней кожаную броню голыми руками, как овладевает ею прямо на столе для пыток, с рычанием, как дикий зверь! И ее тело плавилось и корчилось в экстазе.
Гэбриэл же, не видя по-прежнему никого, кроме очередного своего врага, поднял с плит пола Виндсвааль, крепко сжал его рукоять в левой руке – правая, хоть боли он по-прежнему и не чувствовал, почему-то отказывалась повиноваться. И пошел на Брэгэнна, который побелел, как мел, пятясь и пытаясь заслониться от него другими людьми, закричал не своим голосом:
– Убейте его, убейте черта бешеного, стреляйте в него! – И, не выдержав, ринулся к выходу.
– Не сметь! – Заорала Элоиза, когда кто-то из ее людей и в самом деле поднял арбалет. – Бой честный был, вашу мать! Хлоринг! – Она бесстрашно выступила ему навстречу, и Гэбриэл очнулся, увидев перед собой ее лицо и горящий взгляд. – Очнись, слышал?! Я Элоиза Сван, хозяйка этого замка, мы верные вассалы Хлорингов! Да стой же ты! Тебе никто здесь не угрожает! Ты ранен… Я позабочусь о тебе и дам знать твоему брату… Стой!
– Я должен его убить. – Хрипло сказал Гэбриэл, и в самом деле, чувствуя вдруг, как устал, и как ему больно. – У него мои вещи…
– Не уйдет далеко, не волнуйся. – Элоиза, поддерживая его, только что не терлась о него, как влюбленная кошка, и не облизывала. Вывела его из подвала во двор, и Гэбриэл зажмурился от яркого света. Покачнулся. Руки со сбитыми костяшками распухали чуть ли не на глазах, особенно правая, на которой он ухитрился вывихнуть пальцы. Рыцари и оруженосцы Элоизы спокойно созерцали, как их госпожа обхаживает очередного возлюбленного. Большое дело! Сколько у нее их было, и каждый плохо кончил – надоев Элоизе, почти все они теперь либо червей кормили в каком-нибудь лесном овраге, либо раков в Зеркальном. По-настоящему Элоиза принадлежала только им, своим преданным бойцам, почти каждый из которых был с нею не меньше одного раза. И все, в отличие от официальных амантов, живы, нужны ей и имеют шанс в любой момент вновь обладать ее великолепным умелым телом.
Сван, кузен Элоизы, услышав, что даже его чокнутая сестрица сообразила, что убивать Хлоринга или участвовать в расправе над ним нельзя, возрадовался. Но смерть проклятого Смайли обрадовала его куда сильнее. Что не помешало ему помочь побегу Брэгэнна. Дав ему коня и выпроводив, он отправился к себе: праздновать. Хлоринг-то уж точно на Элоизе не женится ни при каком раскладе, а значит, его положению и жизни пока что ничего не угрожает.
Поначалу охота протекала так, как и положено, то есть, очень азартно и весьма приятно. Дитишем оказался отличным лесником, досконально знал повадки лесных обитателей, любил их, и умел организовать охотничью забаву идеально. Гарет даже затосковал, думая о том, какого великолепного профессионала губит пьянство! И с юношеским максимализмом считал, что сможет справиться с этим, призвав лесника к порядку. Молодой бычок был отделен от стада и загнан, пока остальные ревом и мычанием звали его, стремясь и не смея броситься на помощь.
– Было б нас поменьше, – увлеченно говорил Дитишем, в азарте протрезвев и как-то даже помолодев и расправив плечи, – ей-Богу, кинулись бы и отбили! Такой зверь это, зубр, ваше высочество, великий зверь! Они и волкам отпор дают, а как! Телят и молодняк в центр сгоняют, а по периметру только взрослые быки и коровы, и никакая стая им не страшна! – Говоря, он ловко помогал свежевать тушу. – Королевский зверь, истинно, королевский!
– Браконьеров много? – Спросил Гарет.
– Нет… Не много. – Помявшись, сказал лесничий. – Зверь опасный, малым числом и плохо вооруженным на него не пойдешь. И собаки нужны особые, которые его не побоятся. Птицы разве…
– Птицы? – Удивился Гарет, в первый миг подумав о реальных пернатых.
– Банда Птиц. – Пояснил лесничий. – Бьют, кого хотят, и оленей, и зубра, и лосей. Наглые, до изумления полнейшего. Под носом у барона Смайли орудуют, коров, овец из его стада крадут, лошадей угоняют. Посевы травят. Возьмут, и загонят стадо зубров на выпасы или на поля. И гоняют их там. Или стадо свиней на зеленя запустят. Говорят, подруга их атамана, Ворона, девка по имени Сова, сильно барона ненавидит. Ну, а он, соответственно, их.
– А что… – Гарет запнулся. На миг потемнело в глазах, в ушах поднялся такой звон, что он света невзвидел, пошатнулся, схватившись рукой за переносицу.
– Младший… – выдохнул, бросая нож для свежевания.
Примчавшись в охотничий дом, и узнав, что Гэбриэл там не появлялся, Гарет словно обезумел. Он чувствовал, что брат в опасности, что ему плохо, и с трудом сдерживался. Ему необходимо было мчаться на помощь, рвать и метать, пока брат жив, – а этой жизни грозила реальная опасность, и Гарет ощущал ее холодное дыхание всем своим существом.
– Ваше… ваше высочество… ваше вы… – трогал его за рукав лесничий, но Гарету было не до него, он метался, не зная, куда кинуться, и чувствуя, как нарастает опасность. «Я не вынесу, не вынесу этого опять! – Кричало все внутри. – Да где же эльф-то этот теперь?!!».
– Ваше высочество! – Почти повис на нем Дитишем, и Гарет заорал на него:
– Чего тебе?!!
– По следу пустить надо волкособа-то его. – Сказал лесник, и Гарет, обнадеженный, выдохнул:
– Точно… Гор! – заорал громко, и тот ответил басовитым лаем из комнаты, где был заперт.
– Где эльф?! – Спросил Гарет, заметив испуганную Ингрид. Та заломила руки:
– Он умчался полчаса назад, ничего никому не сказал… Боже мой, что случилось?! – Но ответа не услышала. Гарет взял Гора на поводок, и с лесничим и своими людьми помчался на то место, где поругался с братом – как он проклинал сейчас себя за это!.. Гор мгновенно взял след и побежал по тропе, натягивая поводок и хрипя от усердия. «Сам убью. – Бесился Гарет, яростью пытаясь изгнать из сердца дикий страх. – Сначала спасу придурка, а потом сам убью, чтобы не мучиться!».
Умытый, переодевшийся, Гэбриэл отказался от постели, в которую пыталась уложить его Элоиза, настаивая, что ему просто необходимо отдохнуть.
– Брат меня потерял. – Пояснил он. – И с ума сейчас сходит…
– Я отправлю к нему человека, – обещала Элоиза, – он скоро будет здесь! Все в порядке, твое высочество, все нормально! Мы, Сваны, всегда были верными вассалами Хлорингов, Смайли сам все это затеял, и я рада, что он поплатился за свою дурость и подлость.
– Я благодарю тебя за помощь. – Возразил Гэбриэл. – Мы этого не забудем. Но к брату лучше поехать мне самому, и прямо сейчас.
– Послушай, Хлоринг… – Элоиза уже не в силах была сдерживаться, – клянусь сиськами Святой Анны – свои-то у меня не ахти, – я ведь для тебя горы сверну! Ты только скажи, и я Папу Римского с престола сволоку и о колено сломаю! Пальцем шевельни и я твоя; и рыцари мои – твои, и дом мой – твой! Хочешь, я бошки врагов твоих тебе приволоку, хочешь?! – Смутив и даже слегка испугав его, она опустилась перед ним на колени, глядя ему в лицо и любуясь им с восторженной тоскою. – Я не вру, Хлоринг! Я не абы кто, я Элоиза Сван! Стоит мне свистнуть, и сорок рыцарей встанет под мои знамена – и все они твои, коли хочешь!
– Не хочу обманывать тебя… – Гэбриэл тяготился этой женщиной. Она ему не нравилась, и в то же время он чувствовал себя обязанным ей, и это требовало обойтись с нею деликатно. Но Элоиза перебила его страстно:
– А ты обмани! Не жалей, ври мне, помыкай мною! – Схватила его руку и пылко расцеловала, прижав затем к щеке и к сердцу. – Мне ведь совсем мало надо-то, Хлоринг! Смотреть на тебя, любоваться тобою, всего-то делов! А трахать меня можешь, когда хочешь, я потерплю, лишь бы любоваться тобою! Можешь даже других баб трахать, я сама тебе их подгоню, хочешь?! Только скажи, которую, каких любишь, хочешь, малолеток, хочешь, тощих, хочешь – смачных, каких пожелаешь! Пользуйся всем моим, мне – за счастье это будет! Цепной собакой твоей буду, сон буду твой сторожить, вещи твои за тобой носить, вино тебе наливать! Не гони меня только от себя, молю!
– Элоиза… – Ее пафос и страсть, кажущаяся ему нелепой, смущали и даже немного пугали Гэбриэла. «А она вообще-то как, с головушкой-то дружит?». – Опасливо думал он, подбирая деликатные слова. И снова она его перебила:
– О-о-о! – Простонала в восторге, еще сильнее заставив его сомневаться в своей адекватности. – Когда ты мое имя называешь, это словно звук ангельский! Ты вот сказал, и я обмерла вся… – Гэбриэл попытался отнять руку, которая, кстати, зверски болела, но Элоиза стиснула ее сильнее и вновь принялась целовать:
– Нет… не отнимай, не отнимай! Скажи, прикажи мне, что хочешь – я все исполню!
– Приказать? – Не выдержал Гэбриэл. – Тогда слушай: оставь меня в покое и дай уехать. Я благодарю тебя за помощь, и готов отплатить любой ответной услугой, но только не тем, что ты хочешь. У меня в августе свадьба, я люблю свою невесту, и твои жертвы мне не нужны. И это… не надо так. Ты же первая и возненавидишь меня теперь. А мне бы этого не хотелось.
– Ты прав… – Медленно поднимаясь с колен и сильно потемнев лицом, произнесла Элоиза словно через силу. – Затмение нашло, не иначе… – Женщина внезапно осознала, что только что унижалась перед мужчиной, которому она не нужна и даже неприятна – эту неприязнь она читала в его глазах в этот момент так, словно она была выписана там огненными буквами. – Ошиблась я…
– Прости. – Сказал Гэбриэл и пошел прочь, к выходу, чувствуя себя скверно. Даже жаль ее было. Но что он мог?.. Ну, не поддаваться же ей, в самом деле! Своим безжалостным взглядом он видел все ее недостатки, делавшие ее совершенно для него непривлекательной. Не говоря уже о диком поведении и нелепых признаниях. Ему вспомнилось, как призналась ему в любви Алиса, и Гэбриэл ощутил вновь нежность и гордость: его Солнышко все делает безупречно!
Элоиза осталась стоять, оглушенная, ошеломленная. Сначала ей было больно. Очень больно. Она поняла не только то, что была Хлорингу неприятна, но и то, насколько унизилась. Мгновенно безумное желание трансформировалось в безумную же ненависть. И она бросилась следом за ним.
Гэбриэл был уже во дворе, разговаривал с ее кузеном. И откуда тот взялся, придурок малахольный?! Более того: конюх уже вел к ним оседланного олджернона, на котором привез Хлоринга Смайли. Бедолага-Смайли! Элоиза поняла, что лишилась любимого мужчины, и ради кого?! Ради тупой… бесчувственной колоды!
– Куда собрался?! – Воскликнула, вне себя от ярости. – У нас осталось, что обсудить, Хлоринг!
– Вали скорее! – Прошептал Сван, подмигнув Гэбриэлу. Но тот замер, решив разобраться, что случилось, и как-то сгладить неприятное впечатление – Элоизу ему все еще было жаль.
Кто знает, что сотворила бы Элоиза, охваченная обидой и чувствующая себя смертельно оскорбленной. И не узнает уже никогда: во дворе неожиданно появился эльф. Один-единственный эльф Ол Донна, с заплетенными в две косы длинными каштановыми волосами, вооруженный луком и двумя эльфийскими саблями. Людей Элоизы, поспешивших к нему, он смахивал с пути, не глядя, не прилагая, казалось, к этому никаких усилий. Подошел к Гэбриэлу:
