Хроники Нордланда. Пепел розы

Глава вторая: Охотничий замок

Братья подались на «Единороге» в Гармбург после того, как получили известие о скором приезде тети Алисы, графини Маскарельской, и ее мужа, графа Вильяма Маскарельского. Хлоринги переживали о безопасности графа и графини, хотя его высочество оговаривался, что «Элис никогда не принимала в расчет ни обстоятельства, ни реальные препятствия». Гарет подтверждал, что тетя Алиса поехала бы и сквозь вражескую армию, и тем хуже для врагов, если они рискнут с нею связаться! Только вот кроме шуток, ситуация и в самом деле была напряженная, и родственники Хлорингов могли оказаться в реальной опасности, а потому братья поспешили встретить их и проследить, чтобы все было в порядке. Переживая о том, что оставалось за спиной, в родном замке, Гарет оставил своего Марчелло в Хефлинуэлле, чтобы тот держал ситуацию под контролем и постоянно, каждый день, отправлял ему донесения о происходящем. Перед самым отплытием вернулся Лодо, с неприятным известием: Глэдис исчезла. В деревеньку, куда она направилась, женщина так и не доехала, а след ее почему-то довел Лодо до Сандвикена, где и оборвался. Получалось, что именно Глэдис и была тем, кто бросил крысу под ноги маленькому Гарету и устроил несчастный случай, погубивший герцогиню Лару. Гарет не хотел в это верить до последнего, но мать Глэдис призналась, что та всю жизнь любила, и продолжает любить, его высочество, Гарольда Элодисского. Гэбриэл принял эту версию, раз в нее поверил брат, но в глубине души что-то скребло… Впрочем, он решил пока об этом не думать. Лодо он оставил деньги и задание, совершенно сумасшедшее и опасное, но Лодо заверил его, что все получится. Нэш по-прежнему занимался розыском и поимкой засланных Драйвером Псов, которых, судя по всему, в Пойме почти не осталось – нападения, погромы и изнасилования стали редкими, словно теперь этим занималась небольшая группа, в три-четыре человека, которые постоянно перемещались по окрестностям, так, что пока что их не получалось выследить и отловить. Мириэль оставалась в замке, поселившись в башне Алисы – там лесной королеве было комфортно и достаточно уединенно, – и занималась образованием маленькой принцессы эльфов, подтвердив ее статус: Айвэн Ол Таэр официально считалась теперь принцессой и наследницей эльфийских королей. Мириэль по крови маленькой принцессы выяснила и род ее матери: Ол Шалью, исчезнувший род эльфов Дуэ Сааре, родственный королям южных Ол Донна. Так что Вэнни в одночасье стала очень важной персоной в эльфийском мире! Поскольку королей Дуэ Сааре и других их наследников не осталось, Вэнни вполне могла стать королевой южных Ол Донна.

– Что ты об этом думаешь? – Спросил Гикори, подойдя к брату, смотревшему на море. Тис стоял на любимой площадке, с растущей здесь древней липой: любимым деревом их сестры Лары. Стоял над самым обрывом, над летающими чайками, заложив руки за спину, прямой, стройный, неподвижный. Темные волосы длинной густой мерцающей в солнечном свете струей лежали по спине, напряжение которой одно выдавало его настроение.

– О чем? – Безмятежно спросил тот. Но Гикори его безмятежность обмануть не могла.

– О девочке.

– Ничего. – Ответил тот после небольшой паузы. – Меня не интересует эта девочка.

– Не правда. – Помолчав и тоже посмотрев на море, сказал Гикори. – Ты думаешь о ней беспрерывно с тех пор, как узнал о ее существовании.

– Она может стать королевой южных Ол Донна. Воспрепятствуем ли мы этому?

– Воспрепятствуем?.. На каком основании?

– Вот об этом я и думал.

Они помолчали. Гикори знал, что брат лукавит – он думал совсем о другом. Но знал и то, что тот не признается в этом, только рассердится. С момента смерти Лары Тис изменился, сильно изменился. Он стал скрытным, боль тяжким камнем лежала на его сердце и не отпускала, не давала жить и дышать так же легко, как прежде.

– Мириэль сообщает, что стало известно имя… – Гикори произнес это очень осторожно, не в силах предугадать, как отреагирует Тис. – Той, что убила Лару.

– Зачем мне оно? – Довольно спокойно спросил Тис.

– Я знаю, ты хочешь уничтожить всех людей до единого в отместку за ее страдания.

– Это не месть. Это неизбежная необходимость. Вопрос выживания нашей расы.

– Я просто подумал… А что, если эта ведьма ускользнет от нашей мести?.. Сбежит с Острова, умрет своей смертью, и не заплатит за мучения нашей сестры? Не стоит ли нам поторопиться с нею? Мне невыносима мысль, что эта тварь живет и радуется жизни, и гордится своей победой над нашей сестрой. – Гикори быстро глянул на профиль брата, и порадовался про себя: его слова попали в цель. Тис не покажет этого, но слова эти его задели. – Наши племянники ищут эту ведьму, объявив награду за ее голову… И открыто обвиняют в смерти Лары. Ты не хотел бы знать подробности?

– Как ты предлагаешь их узнать? – Спросил Тис, чуть нагнув голову и глядя теперь на море исподлобья.

– Они сейчас в Дуэ Альвалар. Можно передать им приглашение посетить Лисс…

– Ты забыл упрямство Ясеня? Мы уже приглашали его. Он не поедет.

– Я мог бы сам поехать и пригласить их.

– А ты знаешь, что с ними теперь постоянно находится ОН?

– Знаю. – Признался Гикори. – Но я стерплю его присутствие. А знаешь, почему?.. Потому, что если именно ОН, вместе с нашими племянниками, в конце концов отомстит за смерть Лары, ты никогда себе этого не простишь.

Габи была рада отъезду братьев. Возможно, Гарет и поверил в их с Беатрис версию, но неизбежно станет присматривать за кузиной после такого происшествия. Больше всего на свете Габи боялась теперь, что и с Иво ей придется отношения прекратить. Девушка безумно полюбила секс, все прочие развлечения утратили для нее всякую привлекательность и всякий интерес, а Беатрис, своими рассказами и беззастенчивым враньем, которое выдавала за реальные события, только разжигала в ней страсти и нездоровый интерес к недозволенным вещам. Особенно почему-то всегда возбуждали Габи рассказы о том, как кузены Беатрис, на деле – недалекие, смирные парнишки, но в ее рассказах – настоящие монстры и половые гиганты, насиловали служанок и даже ее подруг. По рассказам Беатрис выходило, что ее родной замок – это просто какой-то вертеп, где творились день и ночь прямо-таки чудовищные вещи, настоящий секс-марафон, но Габи была слишком недалекой и доверчивой девушкой, чтобы включить элементарную логику и сообразить, что это просто нереально и значит, все вранье. Принцесса все принимала за чистую монету. Эти россказни и связь с Иво изменили сознание Габриэллы, которая теперь считала, что все спят со всеми, только тщательно это скрывают. Все до единой ее дамы трахаются с рыцарями, оруженосцами и даже конюхами, не говоря уже о служанках. Габи не просто так думала – она была в этом теперь абсолютно уверена. Беатрис своими россказнями и подначками медленно, но верно убивала в Габи всякую романтику, оставляя голую похоть и бесстыдство, которое выдавала за свободу и передовые взгляды. Противопоставить Габи этому было нечего: недалекая и вздорная, избалованная, она даже любовных романов не читала, ей было очень скучно читать. Увы, ее возлюбленный здесь ей тоже ничем помочь не мог. Иво внутренне тянулся к чему-то чистому и романтичному, очень тянулся, но мировоззрение и сексуальное поведение сформировались у него на Красной Скале. Со всеми вытекающими.

Положение Габи усугублялось отношением к ней принца Элодисского. Она любила дядю, любила искренне, с раннего детства, и привыкла считать себя его любимицей, привыкла думать, что он всегда, что бы ни случилось, будет на ее стороне. Но в последнее время ее место, как Габи считала, нагло заняла противная втируша Манфред. Принц, как и его сын, был из тех сильных мужчин, что обожают заботиться и баловать, детей, девушек, любое нежное и прелестное создание. И он окружил Алису, которая осталась без поддержки жениха, заботой и вниманием. Каждый день делал ей подарки в виде какой-то безделушки, украшения, книгу с красивыми иллюстрациями, ноты новой модной песни… Из Элиота привозили экзотические лакомства и фрукты, которые обожала Алиса, особенно виноград и апельсины, ей шили новые платья… Прежняя любимица принца, Габи, страшно злилась, и усугубляла ситуацию, совершая обычную ошибку недалёких людей: она гордо отказывалась присутствовать вместе с Алисой на обедах и ужинах принца, считая, что дядя поймёт её обиду и пересмотрит своё отношение к ней… Увы, принц реагировал совершенно не так, как она планировала, и просто перестал её звать. В отместку Габи не переставала злословить в адрес Алисы и изо всех сил стараться настроить против нее всех, кого только могла. По Девичьей Башне давно разнёсся слух, что Гэбриэл Хлоринг назвал настоящими красавицами из всех дам только Алису, Габриэллу и Аврору, и остальные дамы, сильно уязвлённые этим, азартно и безжалостно обсуждали двух подружек, язвительно комментируя каждый их шаг, каждый наряд, каждый поступок. Зависть и ревность разрастались прямо пропорционально растущей популярности Алисы в замке и в городе, и конечно же, благодаря усилиям Габи. Та испытывала сильный страх перед разоблачением, и подавляла этот страх, распаляя в себе и так нешуточную злость. Получалось, что не важно, что делает она, Габи, когда есть такая интриганка и втируша, как Алиса, графиня Июсская! Габи обвиняла Алису в том, что та заняла её место возле принца, и мотивировала это тем, что, дескать, она, Габи, честная и прямая, и не пытается лестью и притворством польстить бедному дяде, слишком доверчивому и после болезни… хм… не совсем такому, как прежде. Габи писала гневные письма матери, и та в последнем письме сообщила, что скоро будет в Хефлинуэлле, чтобы, во-первых, увидеть нашедшегося племянника, во-вторых, разобраться в том, что там творится и «навести порядок».

Это был не самый умный шаг со стороны Габриэллы, но она никогда не блистала умом. О том, что мать положит конец её поездкам в Гранствилл, Габи сообразила только задним числом, уже после того, как мать сообщила, что покинула Маскарель и едет к ним. Баронесса Алиса Маскарельская была женщиной не более умной, но более вздорной и бесцеремонной, нежели её дочь. У Габи теперь не было практически никакого шанса ускользнуть от бдительного ока матери и что-то предпринять; и сознание этого окончательно испортило её характер. Габи стала совершенно невыносима в эти дни, и принц уже трижды вызывал её к себе и пытался сначала выяснить, что с нею происходит, даже думал, что вина на нём, что он пренебрегает ей в последнее время, потом попытался её приструнить, и в конце концов, просто сделал ей выговор после того, как ему донесли о травле, которую Габи пытается организовать против Алисы. Алиса вела себя идеально: она вообще не заводила речь о Габи в разговорах с принцем, а когда он прямо спрашивал её, пожимала плечами и говорила, что замечает неприязнь принцессы, но не понимает её и сказать ей нечего. Сама она с Габриэллой ссориться не хочет, и в любой момент готова ей простить все сплетни и наговоры и протянуть ей руку. «Может быть, – добавляла она, – я что-то когда-то сделала или сказала не так; если дело во мне, я готова извиниться, хотя я, право, не знаю, что бы это могло быть». Так что Габи и здесь потерпела поражение.

Но в последние дни её это почти не трогало. Её приключение произвело какую-то неосознанную ею самой, но сокрушительную перемену в её сознании. С Габи произошло такое, что прежде даже не пришло бы ей в голову, такое, что не укладывалось у неё в голове. Её унизили и оскорбили, как только можно, и думать об этом было жутко, до такой степени, что Габи просто не думала. Это мгновенно стало табу. Этого не было, и всё. Всё! Но приключений хотелось по-прежнему; только теперь Габи не собиралась рисковать собой. Решение пришло само собой, подстёгнутое рассказами Беатрис: Габи решила подложить под Иво свою глухонемую служанку, Гагу. Девчонке было всего тринадцать лет, и она наверняка была девственницей. С виду она была не дурна, хоть и несколько тоща, а благодаря своему изъяну, никогда не пожаловалась бы на то, что с нею сделали. Габи захотелось посмотреть, как Иво насилует эту дурочку, и она, притащив девочку с собою в дом, где встречалась с Иво, велела Гаге раздеться до рубашки и сесть на постель в ожидании любовника. Когда Иво поднялся к ней, весь во власти приятных предвкушений, он был шокирован присутствием полураздетой девочки с испуганными глазами и тощими голыми коленками.

– А у меня для тебя сюрприз! – Заявила Габи. – Эта девка – девственница!

– И что? – Насторожился Иво.

– Как что?! Трахни её, а я посмотрю! Она глухонемая, её никто не услышит…

– Не понял? – Иво весь похолодел. Он привык думать, что Габи любит его, но не может признаться и не может открыто заявить о своей любви, потому, что она – принцесса крови, а он – армигер-полукровка, почти никто… Сам он был настолько увлечён, что в последнее время не думал больше ни о ком и ни о чём. Габи завладела его сердцем, телом и душой так, что он на всё готов был для неё… только не насиловать девчонку на её глазах! Даже в Садах Мечты он это ненавидел, даже не зная ничего другого, не испытывал от этого того удовольствия, какое испытывали другие. Да что происходит?.. Иво с надеждой перевёл взгляд на Габи: она, наверное, просто испытывает его? Это какое-то испытание, не может быть иначе!

– Что стоишь? – Рассердилась Габи. – Ну же, бери её!

Гага, не понимая, что происходит, переводила напряжённый взгляд с Иво на Габи и обратно, пытаясь прочитать что-то по их губам.

– Госпожа, скажите, что вы пошутили! – Взмолился Иво. – Скажите, что проверяете меня!

Ей бы воспользоваться, пока не поздно, этой лазейкой, которую он ей дал, перевести всё в шутку – так поступила бы на месте Габи любая мало-мальски сообразительная девушка. Габи же пришла в ярость.

– Немедленно, – зашипела она, хватая Гагу за локоть и швыряя к Иво, – рви на ней рубаху и трахай её!

Иво подхватил девочку и вытолкнул за дверь. Габи, в ярости от того, что её прихоть встретила такой прямой отпор, набросилась на него:

– Как ты смеешь, дрянь, что-то строить передо мной?! Выблядок проклятый… грязный полукровка!

– Что с вами? – Дрожащими губами выдавил Иво. – Зачем вы так… я ведь любил вас!..

– Заткнись! – Взвизгнула Габи. – Вон, ничтожество! Вон!! Да как ты смеешь?! Кто ты и кто я, идиот?!

Иво молча бросился прочь. За домом, в кустах бузины, он сполз на землю, прислонившись к стволу дерева, и заплакал, в ужасе от страшной пустоты в голове и сердце.

Но весь ужас случившегося он осознал только какое-то время спустя, придя в себя и подумав. Иво понял, во-первых, что его сердце только что безжалостно растоптали и смешали с грязью и любовь его, и гордость. И, во-вторых, что его богиня, его возлюбленная, оказалась грязной тварью, извращенкой, ничуть не лучше Хэ и его гостей. Самое страшное, что он, оказывается, готов был к этому; он давно это чувствовал, но боялся увидеть и поверить. Тешил себя мечтой, будто она любит его, но с высоты своего положения не может снизойти, и вот так утоляет свою страсть… Подыгрывал ей, якобы не узнавая… А она просто его использовала, презирая. Как вещь. Сделала его инструментом своей похоти.

Это было больно. Это было так больно, что Иво попытался как-то отстраниться от своей боли, глядя на себя как бы со стороны. Ему нужна была какая-то помощь, и он пошёл к Алисе – своему единственному другу в отсутствие Гэбриэла.

Алиса создала вокруг себя особое пространство, соткала его из тончайшей магии, свойственной только лавви, и это у неё выходило так же просто и незаметно, как дышать. Люди, приходившие к ней, оказывались в атмосфере праздника, но не буйного и разудалого, а лёгкого, радостного и нежного, как майское утро. В отличие от Габи, Алиса всегда была весела и мила, и каждый её гость чувствовал себя на месте, приятным хозяйке и остальным гостям. Естественно, её любили. Моисей просиживал в её саду с книгами и своими рукописями целыми днями, окружённый вниманием хозяйки и её служанок, Тильда, помогавшая шить Алисе приданое, практически жила там же, частым гостем был Ван Хармен, который в этом узком кругу отбрасывал свою чопорность и оказывался очень приятным собеседником, обладавшим своеобразным, даже изысканным юмором и тонким знанием людей. Человек замкнутый и, как ни странно, ранимый, у Алисы он чувствовал себя свободно и раскованно. Разговоры в её саду были гораздо содержательнее и интереснее, чем в Девичьей Башне, и люди тянулись сюда, где чувствовали себя гораздо свободнее, и где было куда как комфортнее. И даже эльфийской королеве здесь было хорошо и уютно.

Счастье, всеобщее обожание, в котором бесконечно нуждалось тщеславное и капризное, но нежное и любящее сердце лавви, правильная еда, покой, общение с землёй и растениями, – обостряли чувствительность Алисы. Она делалась всё более чуткой и тонкой, и этой ночью проснулась за несколько минут до прихода Иво, – его горе пришло к ней раньше него самого. Она бесшумно выскользнула из своей спальни, прошла через комнату, в которой спала Роза, не разбудив её, и вышла в сад. Здесь было свежо, и Алиса закуталась в кружевной платок. Уверенная, что в калитку вот-вот кто-то постучит, Алиса подошла к ней и открыла, едва Иво поднял руку для стука. Увидела его, бледного, с чёрными от душевной муки глазами, приложила палец к губам и отвела к лавочке под вишней. Иво с глухим стоном опустился к ногам Алисы и спрятал лицо у неё на коленях.

– Это ОНА? – Спросила Алиса.

– Умоляю… – Простонал Иво, – не спрашивай! Я не могу… – И Алиса вздохнула, гладя его волосы. Так они просидели до самого рассвета, среди блуждающих светлячков, под пение сверчков, цикад и лягушек, журчание воды в фонтане и далёкие крики сов. Когда стало чуть полегче, Иво вновь заплакал, и Алиса молча гладила его волосы и вздрагивающие плечи. Она подозревала, что возлюбленной Иво была именно Габи; откуда лавви это поняла, трудно сказать, но мысль эта в ней появилась почти мгновенно после того, как он рассказал о своей интрижке, и теперь только окрепла. Габи вполне могла так ранить; Алиса думала, что, скорее всего, та просто дала Иво понять, как на самом деле к нему относится и кем считает… Истинной величины катастрофы она и представить себе не могла – была слишком для этого чиста.

Габи тоже плакала. Слова Иво о любви всё-таки проникли в её сердце, всё-таки не окончательно дурное, а такое же, как у всех избалованных девушек её возраста. Всё, что было в ней доброго и здорового, стремилось что-то исправить, как-то протестовать; но остатки совести рисовали ей саму себя в таком дурном свете, что Габи отгородилась от этого стеной презрения и злости. Иво не был ей безразличен; для этого он был слишком красив и сексуален, и она, проплакавшись, решила быть с ним помягче и понежнее, когда он придёт. Девушка уверена была, что он придёт, нет, даже приползёт – сам же сказал, что любит! – когда ехала в следующую среду в Гранствилл. Но он не пришёл, чем страшно её удивил и разозлил. Вернувшись в Хефлинуэлл, она не выдержала и послала к нему Беатрис с требованием прийти к ней. Он не пришёл. Габи вновь послала за ним; и снова. Он игнорировал её. И Габи взбесилась. Как?! Да кто он такой, этот Иво?! Что он о себе возомнил?! Она в открытую, от своего собственного имени приказала ему прийти, а он не пришёл! Это, во-первых, была страшная наглость, а во-вторых, означало, что он знает, кто она. И вот это Габи взбесило больше всего. Значит, он знал, что встречается с принцессой, и, тварь неблагодарная, смел теперь её ослушаться! Небось, думал, что его прикроет этот нежданный братец, Гэбриэл, которого Габи задним числом тоже начинала ненавидеть. Он явился, и вся жизнь их семьи полетела, по мнению Габи, под откос. Гэбриэл посватался к ненавистной Алисе, и это разрушило отношения Габи и её дяди – а Габи совершенно искренне любила его, уважала и очень страдала из-за его охлаждения. Другое дело, что она сама была в этом виновата, её глупость и вздорность, но кто же способен сам понять такие вещи?.. И Габи винила в этом Алису и Гэбриэла. А теперь и отношения с Иво рухнули… И Габи осенило: это Алиса! Это она настроила Иво против неё. Узнала об их отношениях, и постаралась, наговорила, нашептала ему на ушко! Тварь… Но зачем?.. Логика Габи была проста, как яйцо: Алиса спит с Иво! С Гэбриэлом она закрутила из самой, что ни на есть, корысти, а с Иво спит! Разумеется, Иво-то куда привлекательнее, чем этот невежа и хам! Красивее, куртуазнее, сексуальнее… Великолепно держится, так же выглядит… Габи сходила с ума от ревности, представляя себе Алису и Иво вместе. Как можно было не поверить в это, если Габи видела внутренним взором это так ясно! Она и поверила, а поверив, озверела. Её терзала ревность. Не-ет, вовсе не себя, не свои извращённые желания она винила! Она, красавица, принцесса, не могла быть ни в чём виновата по определению. Всё осложнялось тем, что с самого своего печального приключения Габи находилась в состоянии тихой истерики, и то, что она изо всех сил пряталась от этого, запрещая себе даже думать об этом, ничуть не облегчало ситуации. Как ни крути, а по её гордости и самоуверенности был нанесён страшный удар; незаметно для себя она рассыпалась на куски. А Иво нанес ей еще один удар, почти добивший ее. Всё было плохо, всё раздражало, и её болезненная и странная чувственность только расцветала на этом фоне. В воскресенье Габи, как обычно, поехала в Гранствилл, помня о том, что скоро появится мать и этим поездкам будет положен конец; ей по-прежнему хотелось острых ощущений, бешено хотелось секса, а любовника у неё больше не было. Посетив собор и пару ювелирных лавок, Габи вернулась на улицу Вязов и отправила Беатрис заказать портшез для «госпожи Эйпл». Дело в том, что ездить по чистым городским улицам на лошадях и волах с повозками было запрещено, и богатые горожане заказывали себе портшезы с носильщиками. У всех городских ворот можно было заказать такой портшез; и Беатрис в сопровождении стражника обернулась за несколько минут. Спросила у Габи серьёзно: