Хроники Нордланда. Пепел розы

Но даже такой спокойный и довольно равнодушный к деталям и мелочам парень, как Арес, чувствовал растущее напряжение и начал сильно и пока неопределенно опасаться происходящего. Он все чаще вспоминал побег Гора – а он верил всем сердцем, что Гор не погиб, а именно сбежал, – и гадал, как ему это удалось. Они с Кирой частенько гадали, как он это сделал, и даже были близки к истине, полагая, что он мог воспользоваться одеждой охранников и как-то разузнал условный сигнал для выхода – а может, и помог кто, тот же Вонючка, который был от Гора без ума. Втайне Арес жалел, что Гор воспользовался помощью Эрота, а не обратился к нему самому, но не так, чтобы сильно: зато в этом случае его Кира осталась бы здесь, а жизни своей без этой девушки Арес больше не мыслил. Она так прибрала его к рукам, что он и решений никаких без нее теперь не принимал, и вообще делал все не иначе, как с ее одобрения. И не сказать, чтобы он был подкаблучником – хотя со стороны это выглядело бы именно так. Просто так Аресу было комфортнее. Он не был лидером, он был исполнителем, соратником, сподвижником, помощником – кем угодно, но не лидером. Бремя принятия решений и инициативы он с удовольствием перекладывал на кого-нибудь иного, более решительного и ответственного. В прошлом он такого вожака не имел. Им мог бы быть Гор, но тот сознательно избегал сближения со своими парнями, и Арес жил словно бы не в полную силу, словно бы в режиме ожидания. Но появилась Кира, и ожидание закончилось. У Ареса появился ведущий, пусть и девушка, какая разница? Кира инстинктивно угадала своего возлюбленного, вдобавок, это оказался тот редкий счастливый случай, когда две половинки совпали плотно и почти идеально, все детали вошли в подходящие пазы и спаялись намертво. Они даже не ссорились и не спорили, обсуждая или задумывая что-то. Им не о чем было спорить, они согласны были друг с другом во всем.

И когда Клык и Ветер поделились с Аресом своим планом побега и предложили бежать с ними, да еще прихватить с собою Киру, Арес тут же отправился советоваться со своей подругой.

Кира сначала не поверила, потом обрадовалась, даже заплакала при мысли о том, что выйдет на волю, увидит солнце, вдохнет свежий воздух. Она не была на свободе больше трех лет – немыслимый срок для девушки в Садах Мечты! А Арес, воодушевленный ее восторгом, увлеченно рисовал перед нею картины их будущего, такого заманчивого. И вдруг вся только что светящаяся от счастья Кира погасла и отвела глаза.

– Ты чего? – Насторожился Арес.

– Ничего. – Ответила она, пряча глаза и отчаянно борясь со слезами и отчаянием. – Я не могу бежать. Ты… беги один. А девочку… возьми с собой. Малышку, ту, черноволосую, самую маленькую. Ее зовут Клэр.

– да ты что?! – Арес даже рассмеялся абсурдности самой идеи – что он побежит без нее и возьмет кого-то другого! – Ты, это, дурью-то не майся! Нафига мне другая девчонка, ты мне нужна, это, и никто!

– Она такая слабенькая стала. – Простонала Кира. – Я не могу их бросить, у них больше никого нет! Только я и помогаю еще, и спасаю хоть как-то… Но ты должен спастись, я понимаю, я не обижусь, и буду думать о тебе только хорошее, Ларс, обещаю! Буду каждый день думать, чтобы тебе было хорошо там, где ты будешь, где бы ни был!

– Ты, это… – напрягся Арес, размышляя. – Ты погоди. Ты же того, это, ты же здесь того – погибнешь без меня. И они тоже.

– Я знаю. – Покачала головой Кира. Всхлипнула, утерла рукой лицо и нос. – Ты сам видишь, какой Вонючка стал. Он вообще никого не лечит. Ему все равно. Я уйду, и некому будет помогать, вообще некому! Они погибнут без меня, и девочки мои, и мальчишки. И даже твои парни. Как я их брошу, скажи, как?! – И разрыдалась. Арес обнял ее и привлек к себе. Ему не нужно было даже бороться с собой. Мысль о побеге была прекрасной мечтой, и не более того. Он уже давно забыл, как оно там – снаружи. Какое бывает небо, что такое дождь… Он был здесь всего-то на три года меньше, чем Гор. А реальность – вот она. И в этой реальности у него была Кира, а остальное, как оказалось, не слишком-то его волнует.

– Тогда я тоже останусь. – С легким вздохом простился он с нереальной мечтой. – А с парнями отправим твою Клэр. Ей нужнее.

И город, и замок гудели, обсуждая то, что произошло в Малом Городе. Новость потрясла самых толстокожих, и все азартно обсуждали, какое наказание выберет для преступника его высочество. Мнения были самые разные. За обедом в замке Гэбриэла, и без того напряженного, как натянутая струна, взбесило, что гости принялись с воодушевлением выяснять, был ребенок полукровкой или же нет.

– И что? – Стукнув бокалом о стол так, что остатки вина выплеснулись на скатерть, спросил он, и над столами повисла тишина. Все уставились на него. – Что, если это полукровка, то ничего, в печке его сжечь можно? Ваше преосвященство? Ваш Эдикт, вроде, жестокость по отношению к полукровкам осуждает? Как ваше мнение на этот счет?

Габи, в первый день после возвращения из Гранствилла присутствующая на общем обеде, мучительно покраснела из-за выходки несносного кузена. Ну почему он такой-то, а?!

– Церковь осуждает любой род жестокости к живому существу, так как это не приемлет Бог, а мы слуги Его. – Невозмутимо ответил кардинал. – И церковь в моем лице ужасается этому преступлению, не зависимо от того, каким было происхождение этого ребенка.

– Тем более, – прокашлявшись, рискнул заметить граф Малого Города, – что ребенок-то был хоть и байстрюк, но человеческий, то есть… не было в нем эльфийской крови.

– Тем более? – Фыркнул Гэбриэл. – Ну-ну. Значит, окажись он полукровкой, все иначе было бы? А вам хоть в голову приходит обратить внимание, что я здесь сижу, или как?! Я вам не мешаю, нет?!

– Клянусь честью, – заметил Фридрих со своим акцентом, от которого речь его звучала довольно внушительно, – граф прав: это невежливо.

– Ты не прав, Гэйб. – Его высочество так же, как и его сын, заставил мгновенно замолчать всех за столом во второй раз. – Именно потому, что здесь ты свой, при тебе и обсуждают так эту тему. Никто не оправдал бы этого негодяя, даже окажись ребенок чистокровным эльфом. Ты полукровка, но ты Хлоринг, ты граф, ты мой сын. Никому и в голову не пришло поставить на одну доску тебя и простого ребенка.

Гэбриэл стиснул зубы. Гнев рвался на волю, требовал выплеснуть его здесь и сейчас, вылиться в оскорблениях, обличениях и упреках. А может, и угрозах. Но отец без слов напомнил ему их давний разговор: знай свои грехи и не позволяй им руководить тобой. Только вот внутренних сил хватило лишь на то, чтобы не взорваться прямо сейчас. Оставаться за столом он уже не мог.

– Прошу прощения. – Сквозь зубы выдавил он и, грохнув отодвигаемым креслом, пошел прочь в гробовой тишине, молясь, чтобы никто не сказал ему ничего, не важно, вежливого или дерзкого – любой звук мог стать искрой. Никому не пришло бы?! Да ну! Его уже ставили на одну доску с самыми бесправными существами на этом Острове, и уж кто-кто, а он-то знает, каково это!

– В самом деле, – услышал он, уже выходя из Рыцарского зала, голос дона Фернандо, – с какой целью тут стали выяснять происхождение этого несчастного ребенка? Что это меняет?

Ответов – если они были, – Гэбриэл уже не слышал. Гнев бушевал в нем, требуя выхода. Утреннее страшное потрясение было основой этого гнева, а сейчас Гэбриэл был зол даже на отца. Чертова куртуазность! Гости превыше всего, нужно было угодить всем, даже в ущерб чувствам собственного сына. А мог бы сам в самом начале пресечь эту болтовню… К черту!!! – Гэбриэл, походя, засадил кулаком в стену, направляясь в тренировочный зал. Когда его нашел там вернувшийся из Эльфийского квартала, отлично выспавшийся и довольный собой и жизнью Иво, Гэбриэл выплеснул на безвинные соломенные мишени хоть часть злости, так, что к нему уже можно было приблизиться без особого риска для здоровья. Правда, не душевного.

– Натрахался? – Встретил он своего верного армигера таким тоном, что улыбка слетела с лица Иво.

– Что случилось, Гэйб? – Спросил он осторожно. Гэбриэл, мокрый, злой, как сто чертей, рубанул по чучелу, и то развалилось без единого звука упрека на две неравные части:

– Что случилось?! Задолбали меня уже жалобы на тебя, вот, что случилось! Есть в городе хоть одна тощая девка, которую ты не поимел?! Тебе что, делать больше нечего?! Ты их собираешь, как трофеи, или что?!

– Гэйб…

– Я не Гэйб, мать твою! – заорал Гэбриэл. – Я граф! Я твой господин! И как твой господин, инкуб «»ев, я жалобы на тебя слушаю, и как чмо последнее, оправдываюсь за тебя! Не»»й делать?! Взял саблю в руки и пошел, тренируйся! По четыре часа в день, до седьмого пота! И в город только с моего разрешения!

– Ваше сия… – Побледнел от обиды Иво, но Гэбриэл высказаться ему не дал, вновь заорав:

– Я что сказал?! Саблю в руки и пошел! – Бросил меч, чувствуя, что перегнул палку. Прооравшись, он сообразил, что сорвался на Иво зря. Не такие уж и страшные у него грешки… Но он, Гэбриэл, господин, или где?! Раз приказал, теперь уж поздно отыгрывать обратно, пусть тренируется – ему, кстати, полезно. А то только и знает, что книжки читать, девок мять да в церковь таскаться. А что обиделся – только на пользу. Злее будет.

– Милорд? – Встретил его в галерее Матиас, и Гэбриэл остановился, нахмурившись.

– Их светлость просят вас сей же час приехать в Тополиную Рощу. – Армигер Гарета имел отличное чутье на настроение не только своего рыцаря, но и его брата, и мгновенно почуял, что с ним сейчас лучше не шутить.

– Что случилось? – Хмуро спросил Гэбриэл.

– Мне этого знать не положено. – Ответил Матиас, и, поколебавшись, добавил:

– Какие-то неприятные известия из Междуречья, так мне показалось.

– Переоденусь. – Буркнул Гэбриэл, и пошел к себе.

Он уже отправлял в Тополиную Рощу Марчелло, чтобы тот все рассказал, а сам собирался к брату после обеда. Правда, вот обед обернулся черт знает, чем. Теперь снова попреков не оберешься. И краску на лице кузины Гэбриэл мельком все-таки заметил. Не перегибает ли он, в самом деле? Даже снисходительности к бывшему бандиту может оказаться рано или поздно недостаточно. И плевать на свою репутацию, Гэбриэлу по большому счету было абсолютно все равно. Но отец, брат, кузина, и Солнышко, в конце концов – он же и их заставляет краснеть и оправдываться за него. Весь во власти этих неприятных мыслей, вдобавок, терзая себя раскаянием в адрес Иво, – про графа и Гэйба, это он, все-таки, зря!.. – Гэбриэл приехал в Тополиную Рощу.

– На ком сорвался-то? – Встретил его Гарет. Как порой хреново-то иметь такую связь с братом-близнецом! Гэбриэл поморщился:

– Там еще осталось. Хочешь?

– Забудь. – Нахмурился брат. – Моисею прислали письмо лионесские евреи. О том, что реально происходит в Междуречье. В целом все так, как обсказал твой Лодо. Но кое-что он не упомянул, возможно, просто еще не знал: дядя Лайнел убит, его жена и сын – тоже, дочери в заложницах, Северная Звезда захвачена каким-то бастардом. Этот Корнелий, которого мы здесь считаем просто чокнутым от целибата попиком, собрал целую армию последователей и громит города вассалов Еннеров. Брэдрик разорён, сожжен, и его барон, дядя Кнуд, убит. Герцог Анвалонский прислал на подмогу корнелитам своих наемников, есть сведения, что их нанимал в Далвегане Эрик Эльдебринк, так что Анвалонцы нам не союзники в этой заварушке. Если мы не отправимся туда прямо сейчас, Младший, нам лучше всего просто самим себе башку о стену расколотить, потому, что это вызов нашей власти. Отправить войско – мудро, но бесполезно. Даже если они справятся без нас, нашему авторитету и власти – конец.

– Тебе не обязательно ехать. – Сказал Гэбриэл. – Я могу поехать один. Кому-то нужно оставаться здесь.

– Это тебе не обязательно ехать. – Отрезал Гарет. – Я воевал и кое-что знаю и умею, а ты – нет. – Он встал, прошелся по маленькой для его размеров и роста комнатке, вдобавок, заставленной роскошной и громоздкой мебелью. – От гостей и вассалов пока нужно новости эти скрыть. Все дела наши с тобой отложить либо поручить кому-то другому. Я оставлю здесь Марчелло, чтобы присматривал за всем и всеми здесь и держал нас в курсе. Отец еще, он организует все, что следует, в этом он выше нас с тобой в сто раз.

– А Аякс? – Глупо спросил Гэбриэл, ошарашенный новостью так, что даже утренний ужас куда-то отступил.

– Младший, – покачал головой Гарет, – даже стая Аяксов в настоящий момент была бы меньшей из наших проблем. – И Гэбриэл, чувствуя, насколько все серьезно, проглотил все возражения. – Поехали к отцу, нужно поговорить с ним и с кардиналом, тот обещал своих людей. Не знаю точно, какой силой располагает этот Корнелий, но если ему по силам оказались дядя Лайнел и Ардо Бергквист, боюсь даже предполагать. Да, и еще… – Он помедлил, держа в руке камзол. – Дворяне Междуречья собирают тинг.

– Это что?

– В старину это было общее собрание викингов, наших норвежских предков, теперь это – собрание «норвежцев», старейших и знатнейших родов Острова. Мы промедлили. Не знали ни хрена, праздновали здесь, радовались… Отвечать теперь придется.

– Вам нужно успеть на этот тинг. – Подтвердил и кардинал. – То, что вы промедлили с реакцией на появление этого Корнелия и его армии – плохо, очень плохо. Это серьезный козырь для ваших врагов. Теперь двое самых значительных эрлов Севера мертвы, и вы не пришли к ним на помощь сами и не послали своих людей. А Лайнел и Ардо были друзьями Гарольда!

– И на поддержку Аскольда, боюсь, рассчитывать не приходится. – Спокойно констатировал его высочество, и Гарет, чуть покраснев, нахмурился. Он все-таки заставил себя прочесть письмо Софии, а вот ответить на него так и не собрался еще: было стыдно, а главное – он не знал, в каком тоне отвечать. Как обращаться к этой девушке: как к потенциальной невесте, или сугубо нейтрально? Что писать, насколько открыться?.. И тоже промедлил.

– Если бы вы послушали моего совета и связались с правителем Лисса, – подал голос Кину, который вернулся в замок сразу вслед за Иво, – вы были бы в курсе всех событий раньше всех.

– Не факт. – Огрызнулся Гарет, краснея сильнее. – У дядек свои какие-то планы, иначе уже сами обозначились бы.

– Не скажу ничего неожиданного, – невозмутимо кивнул Кину, – если замечу, что планы Тиса не менялись уже триста лет: он ждет малейшей провокации, чтобы начать новую войну. До победного конца. Но он большой поборник традиций и формальностей, и если бы вы установили связь с Рассветным Чертогом, ему пришлось бы с вами считаться и делиться информацией.

– То есть, – уточнил Гарет, – ясно, что виноват во всем я один.

– Виноват во всем я. – Вздохнул принц Элодисский. – Я жил прошлым, погрузился в свою печаль, оборвал связи с друзьями. Прежде на наших голубятнях было полно птиц, которые обеспечивали нам быструю связь, теперь их нет. Лайнел, Ардо и Аскольд пытались общаться, но я не хотел, и со временем наши контакты свелись к редким поздравлениям и обмену краткими любезностями. Это моя вина. Да и сейчас, я так обрадовался возвращению Гэйба, так хотел насладиться счастьем…

– Не время выяснять степень вины или невиновности каждого из нас. – Перебил их кардинал, подняв руки. – Тем более, что и я виноват, и королева… А пуще всего те, кто организовал эту интригу и науськал на Междуречье и Еннеров этого сумасшедшего попа. Теперь нужно исправлять то, что еще можно исправить. Этот Корнелий – как обоюдоострый меч, он опасен как нам, так и врагам нашим. Теперь наша очередь использовать его против них же, если взяться за дело с умом. Поэтому я отправляюсь с вами, вместе со своими кнехтами. Мое присутствие в Междуречье, и на тинге особенно, не позволит желающим устроить провокацию или поднять открытый бунт, и заставит Аскольда если не принять нашу сторону, то по крайней мере не вредить нам, даже если его обида еще и сильна.

– Не хотелось бы мне прятаться за вашей спиной. – Нахмурился Гарет, но кардинал, Тиберий и принц Элодисский одновременно накинулись на него с упреком: не время для амбиций! Гэбриэл, понимая, насколько еще плохо разбирается в происходящем, молчал и смотрел на брата и на отца. У него было чувство, что вот-вот нужно мчаться в ночь на юг, но постепенно, слушая, как обсуждаются организационные вопросы, Гэбриэл осознал, что отправятся они не раньше, чем через несколько дней, и задумался о другом. Как ему оставить здесь дочь, невесту и Марию, если где-то поблизости рыщут Барр и Аякс? У него есть несколько дней, и за это время он каким-то образом должен решить эту проблему, потому, что задерживать отъезд нельзя.

– Мы решим это все, младший. – Пообещал Гарет, когда они остались в его покоях, чтобы поговорить и перекусить. – На волю судьбы мы все это не оставим, будь уверен. – Подошел к карте Нордланда, уставился на озеро Зеркальное и вытекающие из него реки. – Обещаю, не убедившись, что оставляем за спиной крепкий тыл, мы не уедем.

Гэбриэл подошел к нему.

– Это и есть Междуречье?

– да. – Гарет погладил ладонью Зеркальное. – Древний Дуэ Альвалар. Эльфы говорят, что сначала из океана поднялась огнедышащая гора, и лишь затем возник Остров. А потом с неба упала звезда, прямо сюда, – он отнял руку и указал на остров посреди озера. – Удар был так силен, что возникло озеро. А остров, на котором потом возник Альвалар, столица эльфов Ол Донна – это и есть остывшая звезда. Там стоят пять башен, по одной для королей пяти народов Острова. Белая башня – Таэр. Ол Таэр – это и есть эльфы Белой Башни. Башня Перворожденных, так же: башня Силы. Красная Башня – башня Огня, башня эльфов Элодис. Изумрудная башня – башня Разума, башня эльфов Фанна. Нефритовая башня – башня Духа, башня фей… И черная – башня драконов… Но она по сей день запечатана.

– Почему?

– А это, собственно, и есть причина войны эльфов и драконов, что бы там эльфы не говорили по этому поводу. Драконы считали себя равным эльфам и феям народом, эльфы же считали, и считают теперь, что они – младший народ, как дриады, русалки, элвины и прочие малые народцы. В качестве доказательства драконы указывали на черную башню, но эльфы утверждали, что драконьей ее называет суеверие, на самом деле никакого отношения к драконам черная башня не имеет. И при этом не позволяли драконам даже приблизиться к ней.

– Не честно, нет? – Задумчиво произнес Гэбриэл. – А что в них такого важного, в башнях этих?

– Распечатавший башню станет королем Старших Народов. На сегодняшний день распечатаны две: Белая и Нефритовая. Поэтому Ол Таэр – короли, а феи – королевы. Красная и Изумрудная сожжены драконами до основания. И Черная – все еще стоит. Ждет своего короля.

– Блин, ничего не понял. – Признался Гэбриэл, подумав. – А Кину, когда о войне рассказывал, о башнях не упомянул… Типа, драконы воевали потому, что злобные твари. А они боролись за свое, как умели, нет?

– Возможно. – Пожал Гарет плечами. – Но какие-то резоны у эльфов так поступать были. Наверное. – Он помолчал. Скользнул пальцем по реке Лав.– Вот это Лавбург, там сейчас обретаются оба Бергстрема, наши с тобой главные враги в Междуречье.

– Я помню. – Стиснул челюсти Гэбриэл.

– Здесь Брэдрик. – палец Гарета скользил по карте. – Здесь – Фьесангервен и Северная Звезда. Далеко забрался этот чертов поп… Чем он людей берет, интересно? Не сказками же про развратных баб?..

– Мы отправляемся туда?

– Нет. В Лионес. – Палец Гарета вернулся к Фьяллару, указал на большой остров посреди Великой реки. – Там будет тинг. Он там всегда собирается. Это город на острове посреди Фьяллара, четко между Элодисом, Далвеганом и Анвалоном. С правами вольного города, так что хозяев у него нет. – Гарет помолчал. – Самый красивый город Острова… И самый романтичный. Его заложил Карл Великий для Дрейдре после победы над драконами, потом он отошел к Анвалону, и вновь был захвачен Карлом Хлорингом, на этот раз – Карлом Вторым, будущим Основателем, и вновь подарен любимой жене… И здесь венчались Генрих Великий и его возлюбленная, эльфа Изелина. Я в юности думал, что если женюсь, то обязательно в Лионесе, чтобы мой брак был освящен моими предками и их личным счастьем.

– Женишься еще.

– Не хочу больше. – Отвернулся от карты Гарет. – В смысле, в Лионесе жениться не хочу. Раз придется, то в Элиоте, торжественно, при всех регалиях… – Он неожиданно засмеялся, стряхнув серьезность:

– Если, конечно, мы уцелеем во всей этой междуреченской авантюре!..

– Ты этой своей… Софии написал?

– Нет. – Улыбка исчезла с лица Гарета мгновенно.

– А думаешь?

– Что думаю?

– Писать?

– да. – Гарет вернулся к столу, не садясь, налил портвейн себе и брату.

– И в чем проблема?

– Во всем. – Посмаковав вино, признался Гарет. – Я не хочу жениться на англичанке, как требует королева, ничего против Англии я не имею, там у меня друг живет, все нормально, просто… Девчонка молоденькая совсем, пока переговоры, пока свадьба, пока она сможет наследника родить… У нас нет такого времени, у нас и так-то его нет. Я давно, еще весной, решил, что женюсь на Софии. Она мне идеальная пара, и по расчету, и так – она… хорошая девушка. Я даже какое-то время думал, что влюблен в нее. Она будет мне идеальной женой.

– И?

– Я тогда же решил, что не буду делать предложение так, как есть. – Признался Гарет. И, в отличие от кардинала, брат понял его мгновенно. Гэбриэл тоже не хотел бы свататься к девушке из безысходности, только ради того, чтобы обрести союзников и упрочить свое положение. Ну, по крайней мере, чтобы…

– Чтобы она всю жизнь потом думала, что стала всего лишь фигуркой на доске наших игрищ поганых? – Озвучил эту мысль Гарет. – Она этого не заслужила, Гэйб. Она заслуживает красивого сватовства, настоящей свадьбы, и, мать его, настоящего счастья. Даже если я этого всего не заслужил, пусть хоть кто-то в нашей нелепой семье будет счастлив.

Повисла тишина. Гарет знал, что сейчас творится в голове Гэбриэла, и тот знал, что Гарет это знает. И потому слова были не нужны. Гэбриэл неторопливо допил вино и тоже встал.

– Ну, так садись, и пиши. Вот это самое и напиши. Что не хотел жениться, словно с ножом у горла. Хотел, чтобы так: добровольно и как бы сам, в силе и славе. Пообещай ей это. Вот увидишь, ЭТОГО счастья ей хватит на всю остальную жизнь. Даже если мы сгинем к чертям, она помнить это будет, а не то, что ты удрал от нее, даже не попрощавшись.

– Не хочу, чтобы она меня жалела.

– Да-да. Пусть лучше себя жалеет, и от любого нового жениха шарахается, как от карга вонючего. – Фыркнул Гэбриэл. – Пиши давай! А я к себе. С армигером мириться своим.

Софии письмо герцога Элодисского вручили через две недели, в Урте. Увидев герб на печати, София так испугалась и разволновалась, что первым побуждением ее было – бросить письмо в море. Она даже побежала для этого на наружную стену, но рука не смогла бросить – прижала письмо к груди. Девушка даже расплакалась, проклиная Гарета: зачем, зачем он все же написал теперь, когда она пережила и унижение, и отчаяние, и разочарование, и боль, и гнев?! Когда напридумывала себе всяких унизительных подробностей и деталей, вроде того, как он смеется над ее письмом и зачитывает его вслух каким-нибудь…собутыльникам?! И что он мог написать ей ТЕПЕРЬ?! Все стало куда хуже, и он вынужден снова искать ее руки, под давлением королевы? Да за кого он ее принимает?! Запечатанный красной сургучной печатью с оттиском гербового перстня герцога Элодисского свиток хранил не письмо – он хранил в себе надежду, страх, слезы или радость, на которую София почти не рассчитывала – но пока не вскрыла письмо, надежда была. И открывать это письмо ей было так страшно, как никогда в жизни. Она вернулась с письмом к себе и забилась в угол постели, пытаясь приготовиться к жесточайшему оскорблению в своей жизни. Убеждала себя, уговаривала, настраивала. Кот Маффин запрыгнул к ней, начал тереться о руки, замурчал, утешая и подбадривая. Несколько раз глубоко вздохнув, София тряхнула головой и решительно сломала печать.

«Милая София, – писал Гарет, – я долго думал, как обратиться к тебе, после той неслыханной неучтивости, с которой я покинул Урт, и понял, что не в силах обратиться к тебе с холодной вежливостью. Это противоречит всем моим чувствам. Для тебя я, разумеется, в лучшем случае невежественное и бесчувственное бревно, как ты сама и написала – поверь, я не в обиде. Но вот обвинение в расчетливости и хладнокровном лицемерии меня задело. Не буду отрицать, что ехал к вам в надежде на брак, но на брак между Седриком и Габи, о себе я и не думал. И да, этот брак и союз с твоей семьей нужен был мне чрезвычайно. Не знаю, поймешь ли ты меня, но именно потому я и не сделал тебе предложение, хотя хотел этого. Я не хотел, и не хочу, жениться на тебе вынужденно, ради выгодного союза и помощи со стороны твоего отца. Я хотел приехать к тебе победителем – или не приехать вовсе. Ты не ошиблась в моих чувствах, не кори себя за слепоту. А вот я, видимо, в твоих ошибся, и ранил тебя, не желая того. Оправдания мне нет, но объясниться я попытаюсь. Ты наверняка слышала о том, что я был одержим поисками своего брата-близнеца. Тогда, уехав из Урта, чтобы обдумать свое поведение и свои дальнейшие шаги, я неожиданно услышал кое-что, что позволило мне наконец ухватиться за ниточку, ведущую к моему пропавшему брату…»