Стегманн посмотрел на сыщика с таким чудовищным презрением, что тот содрогнулся от неожиданности. Так могли бы смотреть на крокодила, пожирающего потомство, другие крокодилы, если бы у них были чувства.
– И проверять не стану, – резко ответил Моттс, убирая ствол. Золоченая вставка рукояти блеснула и пропала в полах пиджака. – Оставь в покое Освальда и вали.
Ну и кто теперь крыса?
– Магнум.
– Да господи-боже… – банкир бросил на пол его оружие и подтолкнул ногой.
«Что хорошего ты сделал в своей жизни?» – спросил судья.
– Бумаги.
Что-нибудь, когда-нибудь, может быть…
– Там, забирай. Могу и вальтер отдать. От отца достался.
– Без надобности, – процедил Ленни, поднимая чехол для блокнота. Вряд ли парень шмальнет мне в спину.
Он старался не встречаться с цваргом глазами. Стегманн наоборот впился в него взглядом, будто хотел запомнить малейшую черточку.
«Каждый заслуживает, чтобы остаться в чьей-нибудь памяти. Пусть и в последний раз», – сказала Самара Морган.
– И да, Ленни, – когда сыщик уже был в дверях, окликнул Моттс. Неужели все-таки пустит пулю? Но банкир беззвучно открывал и закрывал рот и в итоге лишь покачал головой. «Даже у него не хватает слов для тебя», – безжалостно подытожил Донни.
Когда Кравитц покидал Золотой Дом, он сжал чертовы папки со стыда. Выстрели Стегманн, и его бы запомнили именно таким. Высоко на окошке малютка Освальд провожал сыщика улыбкой.
Пропащие судьбы
07/26 Th
Комната колыхалась в табачной завесе. Лампы беспомощно тонули в плотном дыму, придавая обстановке атмосферу черно-белого фильма. Берлога Ленни на 12-ом этаже кондоминиума по Уэстлейк-стрит напоминала оставленный штаб Бюро. Заявления, бланки отчетов, допросные листы, дактилоскопические таблицы и черт знает что еще. Имена и даты, выдавленные в сером картоне, будто на могильной плите. Чьи-то жалкие жизни, зафиксированные полицейским бюрократом. Пропащие судьбы.
«Once a thief, always a thief[41 - единожды украв, навсегда становишься вором]» – говаривала Мамаша Марш, как следует приложившись к бутылке. Вряд ли. Все, кого знал Ленни, на своем веку что-то да сперли, но это не сделало их кем-то. Все, кроме Донни.
– Святая Троица съест тебя с говном, Кравитц. Дать тебе тонер?
Любителям иронии в Динаполисе нужны страховка и телефон хорошего дантиста. Если, конечно, они не дослужились до капитана.
Когда Ленни решил, что Лиз уже не придет, звонок все-таки раздался. Капитан Дросс замерла на пороге: в форме она напоминала почтальона.
– Ты выглядишь, будто всю неделю выживал в джунглях Лаоса, – она сделала эффектную паузу. – И не выжил.
– И я рад тебя видеть, – жизнерадостно оскалился сыщик, сигарета в зубах приветливо приподнялась.
– У тебя десны кровят. И что с лицом?
– Это карфагский оттенок кожи, – обиженно ответил Кравитц, пропуская гостью.
Внешним видом сыщик напоминал убитого на ринге боксера, труп которого пытались сжечь. Что из мешанины ссадин, подпалин, синяков и кровоподтеков давало «карфагский» оттенок – загадка.
– Ну да, краше в морг везут.
«Хэйверлэнд Принц, Рита. Чем вам помочь?»
– Совсем как в Бюро, – прикрывшись перчаткой от дыма, сказала Дросс. – И что у меня там не сложилось…
В табачном тумане над тяжелым столом в дальнем конце комнаты покачивалась доска расследований. Вырезки, фотокарточки, торопливые заметки и нечеткие в тусклом мареве наброски карандашом соединялись плотными нитями в маршруты, по которым жертвы шли к неминуемой участи. Все маршруты вели к «Дыре».
– Святая Троица съест тебя с говном, Кравитц. Хочешь, дам тебе тонер?
Ленни называл свой метод «уход в дело». Ты проверяешь зацепки, одну за одной. Каждый день – до упора, пока не спутаешь портрет подозреваемого с собственной рожей. Утром встаешь – и по новой. И тут либо щелкнет в мозгу, и паззл срастется, либо загнешься, как скаковой варан, извини. Отключишься на пятый день без сна, и твой труп оберет жестокий нищий[42 - а может, обоссыт…].
Ничего, так тоже можно работать. Если привыкнешь, что периодически бьют по башке.
Дросс распахнула окно, и в комнату ворвался жар ночи. Ленни показалось, что он стоит под тепловой пушкой.
– Ты все-таки нашел себе проститутку, Кравитц? – она подцепила скомканную у ротангового кресла тряпку форменной туфлей. Та самая трекса: страшные пятна и рваные дыры на груди.
– А?
Лиззи осторожно держала ткань за краешек, так держат дохлую крысу.
– Мне стоит об этом знать?
– Нет, – отрезал сыщик. Глаза вонючего Вилли вспыхнули янтарным пламенем в черноте проулка. – Лучше смотри сюда.
– Удиви меня.
Ленни начинал с нуля. Парадоксально, де?ла Лори не оказалось в бумагах. Копы. «Полицейский департамент не выдает гражданским информацию по текущим расследованиям», – оттарабанил патрульный. Сыщик оценил взглядом гору коробок. А на этих в полицейском департаменте уже забили?
Такова жизнь. Каждый день кто-то выходит из дома, чтобы никогда не вернуться. Еще одна пропащая душа на улицах бездушного города. Мир, в котором лучшее, на что ты можешь надеяться, – это безымянная могила за счет округа. И последний взгляд Самары Морган.
Лори не исключение.
«Вы, юноша, определенно первый, кто интересуется этой особой», – сказал доктор Маллард. Сыщику показалось, что старик тыкнул в него пальцем на своей стороне провода.
«Меня об этом никто не спрашивал, извините», – сообщил мелодичный голос Пэм.
«Такого запроса не поступало», – четко ответила Самара.
«Копы ни хрена не делают. Только бумажки перекладывают и кряхтят», – жаловался тогда Ширес. Окей, дружок, а сам-то почему не обзвонил? Привык в своем Стоуне, что за тебя носятся другие? Или тебе пофиг на нее? Раз так, не проще ли было нанять шавку с Холлидей? Сэкономил бы пару баксов. «Или ты и есть эта шавка», – криво ухмыльнулся внутренний Шилдс.
– Воистину лицо зла! – Лиззи оторвала портрет с доски. Чванливый мистер Берри смотрел на нее с блокнотного листа, как жаба, которой пернули в пруд. – Не думал о карьере художника?
– Ага. Комиксов. Будем обсуждать мои планы на жизнь?
– Разве это жизнь, Кравитц? – Она вернула Рэдмонда на место и постучала ноготком по силуэту со знаком вопроса, который был подписан «мистер Дракс». – Второй главарь подполья? Серьезно?