Бущующихъ волнъ Пюёртяя!
Хоть ихъ успокоить не взялся бы я —
Пусть ропщутъ оне не смолкая:
Кому все пороги знакомы, какъ мне,
Тотъ можетъ довериться бурной волне».
Сказавъ это, Анну, невесту свою,
Вильгельмъ въ свою лодку сажаетъ
И вотъ ужъ волна подхватила ладью
И, пенясь, борты заливаетъ;
Доволенъ Вильгельмъ, – какъ ребенокъ онъ радъ.
Невесте своей показать водопадъ.
«Сияетъ луна надъ поверхностью водъ,
Сияетъ такъ ярко и нежно;
Одинъ только звездный не спитъ хороводъ,
Все прочее спитъ безмятежно.
Съ какимъ наслажденьемъ съ тобою вдвоемъ
Теперь я последнимъ забылась бы сномъ!»
Такъ Анна сказала, изъ ясныхъ очей
Слезу въ упоеньи роняя;
Теченье межъ темъ становилось быстрей,
Ладью за собой увлекая;
Но ловко Вильгемъ управляетъ рулемъ:
Недаромъ такъ гордъ онъ своимъ ремесломъ
Влечение съ детства имелъ онъ къ реке:
Обрызганный пеною белой,
Онъ мимо пороговъ не разъ въ челноке
Катался, отважный и смелый;
Въ ней камни подводные съ детства онъ зналъ
И могъ не бояться предательскихъ скалъ.
Но тамъ, где теченье сильнее бурлитъ,
И камни встречаются чаще,
Тамъ младшая дева Ахтолы сидитъ,
Окутана пеной блестящей;
Пасетъ она стадо Велламо и взглядъ
Порой устремляетъ на бурный каскадъ.
Есть сердце и въ этой груди молодой,
Подъ пенистой белой одеждой;
Пылать оно можетъ и тамъ, подъ водой,
Любовью и тайной надеждой.
Отважнаго кормчаго съ давнихъ ужъ поръ
Привыкъ на порогахъ встречать ея взоръ.
И старанное чувство волнуетъ ее:
Русалка тоскуетъ, вздыхая,
Не зная, чемъ сердце утешить свое,
Чего оно хочетъ – не зная.
Сидитъ она молча средь пенистыхъ волнъ
И ждетъ, не покажется ль милый ей членъ.
Вильгельмъ же съ невестой быстрее стрелы
Въ ладье къ водопаду несутся:
Ее то подымутъ на гребень валы,