Чечня и власть Советов. 100-летний юбилей Чеченской автономии

В самом начале выступления Эльдарханова старики чеченцы неожиданно пали на колени, видны были их спины. Мы недоумевали: не является ли это демонстрацией недоверия или протеста против высказываний Эльдарханова? Но чеченские товарищи объяснили нам, что наступило время намаза (молитвы), и вот старики стали молиться. Кстати сказать, Левандовский, будучи фотолюбителем, заснял много интересных сцен из этой поездки, и в частности момент, когда старики чеченцы молились на митинге. Он показывал мне потом эти снимки.

Митинг завершился выступлениями нескольких стариков чеченцев, которые в пышном восточном стиле выражали благодарность Советской власти за предоставление автономии. Они при этом высказывали надежду, что смогут сохранить свои старинные традиции и обычаи. Со своей стороны они обещали помощь в установлении мира и порядка в области.

Митинг закончился во второй половине дня. Мы намеревались и фактически имели возможность засветло вернуться в Грозный, но старики окружили нас и стали уговаривать:

– Раз приехали в гости, оставайтесь ночевать. Мы обидимся если уедете.

Было ясно: если мы уедем, горцы сочтут, что мы струсили. А горцы очень не любят трусов.

Посоветовавшись между собой, дали согласие остаться ночевать. Чеченцы обрадовались, разместили нашу группу в двух больших комнатах одного дома, а рядом, в других домах, – оркестрантов, а также товарищей, присоединившихся к нам в Грозном.

Эльдарханов предложил устроить вечером танцы, чтобы поближе познакомиться с молодежью.

Наступил вечер. Заиграла гармонь. Несколько парней и девушек пустились в пляс.

Решили устроить конкурс с денежными призами: мужчинам за лучшее исполнение танца, а девушкам и за исполнение танца и за красоту. В конкурсное «жюри» вошли Буденный, Левандовский и я. Танцевали очень хорошо. Не выдержал и гармонист: он одновременно играл на гармони и танцевал, причем выделывал такие коленца, что вызывал всеобщее восхищение.

Взыграла кровь и у Семена Михайловича. Неожиданно для всех он ворвался в круг и пустился в пляс, лихо танцевал лезгинку, как настоящий горец. Чеченцы в восторге начали дружно хлопать в ладоши и выкрикивать: «Асса!», «Асса!».

Яркая картина охватившего всех веселья и сейчас живо встает перед многими глазами, словно это было вчера. Вспоминается и такой эпизод, курьезный, но характерный для темперамента горцев. Климент Ефремович поручил Левандовскому проинструктировать оркестрантов, то есть охрану, и других сопровождавших нас товарищей о том, как следует себя вести на случай стрельбы или какой-либо другой неожиданной суматохи, которая может подняться в селе ночью. При открытии чеченцами стрельбы наши сопровождающие должны воздержаться и не прибегать к оружию, за исключением случаев крайней необходимости в целях самозащиты. В числе других слушал эти указания Климента Ефремовича и председатель Чеченского ревкома Эльдарханов, интеллигентный, солидный, располагающий к себе и, по тогдашним нашим понятиям, пожилой человек. И вот Эльдарханов, под впечатлением огненной пляски Буденного, вызвавшей в нем прилив неподдельного энтузиазма, выхватил револьвер и трижды выстрелил в потолок дома, где мы находились. Мы только переглянулись, – неудобно было делать ему замечание в присутствии многих чеченцев. Поздно вечером, когда закончилось веселье и чеченцы ушли, мы удивленно спросили Эльдарханова, как он мог нарушить столь простую и ясную инструкцию. В свое оправдание он только развел руками и сослался на нахлынувшие на него чувства радости и общего подъема. Добавлю, чтобы не вызвать ненужных домыслов, что никаких спиртных напитков тогда никто из нас не пил.

Вечером, после ухода приглашенных чеченцев, мы обменялись впечатлениями о митинге, о настроениях чеченского народа и были довольны хорошим ходом событий. Нам сообщили, что среди присутствовавших на митинге чеченцев находился некий Али Митаев, известный духовный вождь одной из религиозных сект, настроенный реакционно, антисоветски. У него – собственный вооруженный отряд преданных ему горцев-мюридов. На митинге они находились среди тех, кто был на конях верхом. После митинга Али Митаев и его люди не уехали в свое село, а остались ночевать в Урус-Мартане. Остались на ночь в Урус-Мартане и другие главарии вооруженных отрядов чеченцев.

Мы решили воспользоваться случаем, поговорить с этим человеком и поручили Эльдарханову через местных чеченцев пригласить его к нам для беседы, так сказать, «с глазу на глаз». Мы сидели на коврах и подушках: в помещении не было стульев. У каждого из нас был маузер, лежавший под подушкой. Ждали прихода Али Митаева. Вдруг двустворчатые двери шумно распахнулись. Появились два вооруженных с головы до ног чеченца, которые в глубину комнаты не вошли, а остались стоять у двери. Через несколько секунд спокойной походкой вошел Али Митаев – стройный мужчина в чеченской одежде, вооруженный кинжалом, шашкой, револьвером. Мы пригласили его сесть. После этого два охранника Али Митаева вышли из комнаты. По-русски он не говорил. Переводил Эльдарханов. Мы сказали, что хотим побеседовать откровенно, как представители Советской власти, с человеком, который, как мы знаем, пользуется влиянием у чеченцев и который борется против Советской власти. Мы хотели бы услышать от него, чем он недоволен, чем именно не нравится ему Советская власть.

Выслушал он нас спокойно, подумал и, не горячась, ответил:

– Почему я должен быть доволен Советской властью? Моего отца в свое время русское правительство арестовало и отправило в ссылку, где он умер. Я же прячусь от Советской власти, ибо, если попадусь, меня тоже арестуют. Иными словами, мне уготована та же судьба, что и моему отцу. Вот почему я, защищая себя, свой народ и свои обычаи, борюсь против Советской власти.

Мы ему разъяснили, что Советское правительство не отвечает за действия старого, царского правительства. Более того, коммунисты свергли царизм, сняли всех его чиновников. Поэтому неправильно ответственность за действия этих чиновников приписывать Советскому правительству, которое вышло из народа и стоит за равенство и дружбу всех народов страны, в том числе и чеченцев. Мы сказали ему: как официальные представители Советской власти, против вас лично и ваших товарищей ничего не имеем и готовы гарантировать вам всем полную свободу, если, разумеется, вы прекратите борьбу против Советской власти и ее представителей.

Далее мы подробно объяснили ему смысл объявления автономии Чечни, которая дает чеченскому народу возможность жить своими традициями, развиваться и строить новую жизнь. В ходе беседы выяснилось, что Али Митаева заинтересовала возможность примирения с Советской властью при условии, если будет сохранено его влияние в своем районе и ему будет разрешено держать при себе отряд верных людей. И мы пошли еще на один шаг.

Дело в том, что для тогдашней сложной обстановки в Чечне характерным было большое влияние, которым пользовались среди чеченцев местные духовные князьки. Опираясь на еще живучие в то время религиозные и родовые традиции, они были фактически вершителями всех дел среди чеченской массы населения.

Выделялись тогда в Чечне три главные реакционные группировки. Одна из них была влиятельной в районах плоскостной Чечни, где под воздействием близости города Грозного общий уровень развития был сравнительно выше, чем в других чеченских районах. К Советской власти эта группировка относилась, в общем, неплохо. Такие настроения были в некоторых самых бедных горных районах. Была другая, крайне реакционная группировка, господствовавшая в горных районах. Была другая, крайне реакционная группировка, господствовавшая в горных районах Чечни, особенно на границе с Дагестаном. Во главе этой последней стоял непримиримый враг Советской власти имам Нажмутдин Гоцинский, претендовавший на лидерство во всех районах Чечни, Дагестана и у других народов Северного Кавказа. Его резиденция находилась в труднодоступных горах, он располагал большим числом вооруженных мюридов, складами вооружения. Во время гражданской войны Гоцинский со своими отрядами выступал против Советской власти. В 1918 году он со своими вооруженными мюридами собирался вкупе с турецкими войсками идти в поход на Советский Азербайджан. Он вынашивал бредовые претензии на устранение Советской власти на Кавказе, который он объявил «своим государством». Требовал ухода Советской власти до границы, которая, по его «скромным» замыслам, должна была пройти где-то около Ростова. Лелеял мечты о присоединении к «своему государству» – ни мало ни много – Крыма и Туркестана, угрожал зажечь пламя войны, если не будут приняты его условия. Теперь же Гоцинский отсиживался в своей резиденции и ни в какие отношения с представителями Советской власти не входил. Не приехал он, конечно, и на съезд в Урус-Мартан. По имевшимся у нас данным, он был связан с разведкой западных стран через турецких и английских агентов.

Али Митаева и его секту, по их отношению к Советской власти, можно было бы поставить между этими двумя группировками. Али Митаев, как это выяснилось из его действий, оставаясь враждебным к Советской власти, стремился все же как-то прикрыть свои антисоветские настроения. Его группировка враждовала с другими и в отдельных случаях склоняясь в сторону сотрудничества с советскими органами.

Учитывая все это, мы опасались, что наличие таких влиятельных в то время реакционных сил может серьезно мешать утверждению власти ревкома Чеченской автономной области. Поэтому мы решили пойти на эксперимент, который, как мы полагали, дал бы возможность вбить клин между этими группировками и привлечь одну из них хотя бы на временное тактическое сближение с Советской властью в теперь уже автономной Чечне. Думали мы также, что это в какой-то мере поможет в борьбе против банд, нападающих на железную дорогу и нефтяные промыслы. Это был, конечно, довольно рискованный эксперимент, предпринятый для того, чтобы найти выход из трудного положения. Мы заявили Али Митаеву:

– Вы человек молодой, способный и пользуетесь у чеченцев своего района определенным влиянием. Почему бы вам не участвовать активно в строительстве автономии чеченского народа? Вас утвердят членом Чеченского ревкома, то есть автономного правительства, с тем, чтобы вы могли под руководством Эльдарханова вести работу по повышению культуры и жизненного уровня чеченского народа.

Вначале это предложение удивило его: он не совсем верил в его серьезность. Но после дальнейших разъяснений, хотя все-таки и не без сомнений, он дал согласие быть членом ревкома. Мы расстались с ним по-хорошему.

…Ночь прошла спокойно. Правда, на всякий случай бдительный Левандовский дал оркестрантам приказ: один спит, другой бодрствует. С наступлением утра мы отправились в обратный путь. Из села нас провожали как самых лучших друзей; много народа вышло на улицу. Несколько сот чеченцев верхом на конях сопровождали нас почти до самого Грозного. Возвращались мы с полной уверенностью, что сделали хорошее и нужное дело.

Мы сообщили в Москву о нашем предложении Али Митаеву, и вскоре он был назначен ВЦИКом членом ревкома Чеченской автономной области.

Став членом ревкома, Али Митаев раз в неделю приезжал в Грозный на заседания ревкома. Его сопровождали до самого здания ревкома около 30 всадников и ждали там конца заседания. Али Митаев выходил, садился на коня и в сопровождении своих людей возвращался в аул. Так продолжалось несколько месяцев. Но скоро стало известно, что он ведет двойную игру, продолжая враждебно относиться к Советской власти, и использует свое положение в антисоветских целях. Создалась опасная ситуация. Поступали сведения о том, что он укрепляет свои вооруженные отряды и замышляет в подходящий момент поднять восстание. Подтверждались данные о подрывной деятельности Али Митаева, о его прямых связях с имамом Гоцинским. Прятать свою деятельность ему становилось все труднее. Он прекратил свои поездки в Грозный на заседания ревкома. ОГПУ, встревоженное этим, добилось согласия ВЦИКа на его арест. Это произошло через год с лишним после введения его в состав Чечревкома.

Говоря об эксперименте с Али Митаевым, предпринятом с известным риском, надо отметить некоторые выгодные для Советской власти стороны. Этот эксперимент позволил Чечревкому укрепить свое влияние среди чеченских масс в районе, где действовал Али Митаев, а также и в других районах, которые стали постепенно поддерживать ревком. Было внесено некоторое успокоение в Чечне. Али Митаев и другие группировки вынуждены были действовать уже осторожнее, перестали открыто противодействовать советским органам. Вместе с тем было выиграно и время, за которое сформировались преданные Советской власти национальные кадры.

После образования автономии положение в Чечне стало улучшаться, хотя и медленно. Укрепление Советской власти было сопряжено с большими трудностями. Организация местных Советов осложнялась тем, что все делопроизводство до этого велось на русском языке, а чеченцев, хорошо знающих русский язык, было очень мало, их не хватало для замещения административных постов в советских органах. Другая часть местной интеллигенции прошла арабскую школу. Духовенство настаивало на том, чтобы делопроизводство и культурная работа в Чечне проводились на арабском языке – в противовес русскому. Мусульмане, которые знали арабский язык, и часть интеллигенции поддерживали эти настроения. А народ не знал ни арабского, ни русского языков.

В таких условиях, без национальной письменности, невозможно было ликвидировать безграмотность взрослого населения, поставить дело образования молодого поколения, наладить работу советских органов и вовлечь в нее трудовые слои народа.

Вот почему подлинно революционным событием явилось введение письменности на чеченском языке. Стало налаживаться издание учебников на чеченском языке, организовались курсы обучения чеченской письменности. Это дало свои плоды: через год в народных школах Чечни училось уже более 1500 человек.

Весьма положительным фактором являлось то, что Чеченский ревком состоял из чеченцев, представлявших все районы Чечни. Они ездили в районы, встречались с народом. Стали проводиться мероприятия по землеустройству, строительству небольших мостов, открытию врачебных и фельдшерских пунктов. Были созданы органы государственной торговли с филиалами в районах. Чеченцы безбоязненно стали ездить в Грозный, торговать на базаре. Около 800 чеченцев удалось устроить за год работать на промыслах, где до этого чеченцы не работали. Чеченцы из районов стали охотно приезжать в Чеченский ревком и обычно обращались к тем членам ревкома, которые были из их района.

Но до нас дошли сведения, что между членами Чеченского ревкома нет спаянной работы, многие были настроения против председателя ревкома Эльдарханова. Каждый стремился насадить в аппарат своих сторонников из родственников и знакомых.

В связи с этим примерно через год после провозглашения автономии Чечни мне вновь пришлось побывать в Грозном, чтобы вместе с членами ревкома и бюро областного партийного комитета обсудить создавшееся положение. После откровенного обмена мнениями мы добились нормализации отношений между членами ревкома во главе с Эльдархановым. У него, конечно, были свои недостатки, за которые его сильно критиковали. Поддерживая справедливые критические замечания и сдерживая необоснованные нападки отдельных членов ревкома, я в товарищеском плане поправлял их. В результате удалось приостановить разлад между ними и убедить, что все они должны работать на своих местах, что никого снимать мы не собираемся.

Крайне затруднительным было тогда финансовое положение в Чечне. Ревкому не хватало средств для проведения культурно-хозяйственных мероприятий, строительства школ, дорог, не говоря уже о содержании управленческого аппарата. Дотации, выделявшиеся ревкому из краевых средств, не могли покрыть огромных потребностей Чечни. В самой Чечне не было промышленных предприятий, торговая сеть только зарождалась, кооперация была еще очень слаба.

Грозный же был самостоятельным городом, и от его промышленности Чеченский ревком никаких отчислений не получал. В этих условиях многие чеченцы рассматривали Грозный как чуждый им город. Грабежи, которые здесь многократно совершали бандитские элементы, не вызывали у чеченцев осуждения. Зачастую бандиты свободно разгуливали по деревням, расценивая свои бандитские налеты как удальство.

Совершенно естественно, что назрела забота, как изыскать для Чеченского ревкома источники доходов, как заинтересовать чеченцев в успехе работы промыслов Грозного и привлечь их к активной борьбе с бандитскими элементами. Стало очевидным, что без вовлечения чеченских советских органов и самого чеченского народа в борьбу с бандитизмом грабежи не прекратятся. Обсудив все это с Эльдархановым и другими членами ревкома (среди них были Заурбек Шерипов, Джемал Токаев, Даут Арсанкулов), я поехал в Москву.