Атилла

– Ну как же, – съязвила старуха, разозлившись, – своими-то служанками ты вольна распоряжаться, как тебе вздумается, даже любимицу свою Сусылу отдать можешь. Ведь девушек этих Бахрам-бек подарил тебе. А что, дорогая килен, может, заодно уж и сама за ханом уйдёшь? Ведь просватана была за него?

– Постыдись, анакай, что ты такое несёшь?! Тангрэ постыдись, побойся его! – крикнула Сафура, окончательно выходя из себя.

– Стыдиться-то надо не мне, килен, а вам. Я не ослепла пока ещё, всё вижу. Ты ведёшь себя как женщина, бегающая от мужа к мужу. Раньше таких, как ты, гулёнами называли.

Злая старуха, бормоча что-то себе под нос, наконец ушла. Сафура-бике прильнула к плечу хана:

– Прости её, Мангук-хан, прости! Она сама не знает, что говорит. Она выжила из ума! Не любит никого. Просто злючка. Забудь о ней, ты – мой гость. Клянусь тебе, завтра утром, едва взойдёт солнце, я буду в твоём стане.

– И девушек с собой приведёшь?

– И девушек приведу, Мангук-хан. И девочку мою Сусылу для сына твоего Биляу. Завтра я всех выдам замуж.

– Я верю, прекрасная бике. Пусть Тангрэ за доброту твою усеет путь твой цветами! Говорят, доброе слово – бальзам для души. И это правда. Старуха разозлила меня, я уж готов был кинжал выхватить, а ты успокоила, прекрасная бике!

– Стража! – Сафура-бике хлопнула в ладоши.

Показался стражник с копьём в руке.

– Хан проведёт ночь в доме для гостей.

– Конбаш-атакай и Биляу тоже, бике?

– Они в доме Даян-атакая гостить будут.

Сафура-бике обернулась к Мангук-хану – и внезапно смутилась. Чтобы справиться с нахлынувшими чувствами, она подошла к нему вплотную, посмотрела ему прямо в глаза. Мангук упал перед ней на колено. «Прости меня!» – прошептал он. Не сказав ни слова, Сафура подняла его с колена, проводила к выходу, легонько сжав его ладонь. Из шатра они вышли, счастливо улыбаясь.

Мангук-хан и в самом деле был счастлив: всё вышло, как он хотел. Теперь домой они вернутся не с пустыми руками. Если будет на то воля Тангрэ, по возвращении он сразу же даст каждому жениху по телеге и поставит молодым юрту. Будет аул молодожёнов.

Проводив хана, Сафура вздохнула. Ей было так легко с этим человеком. Счастье наполнило её существо сразу же, как только она увидела его. Бике забыла обо всех своих печалях и заботах. К старухе в этот вечер Сафура не пошла, потому что была сердита на неё. Обычно она каждый вечер навещала старуху перед сном, чтобы пожелать ей доброй ночи. В голове Сафуры теснились противоречивые мысли: то она раскаивалась в том, что пообещала своих воспитанниц хану, то испытывала гордость оттого, что сумела настоять на своём. «Я должна это сделать, иначе после всю жизнь стану казнить себя», – шептала она. Ни о чём другом бике не могла думать – все её мысли были о Мангук-хане. Он перевернул, взбудоражил всю её душу, выплеснув со дна её былые мечты, чистую, невинную любовь. Теперь она поняла, кого ей не хватало все эти годы – Мангука, хана белых тюрков.

Бике вспомнила отца, лежащего на смертном одре, и себя, рыдающую подле него в безысходности, одинокую и несчастную. Не осталось после хана сыновей: оба погибли в бою с готами. И не знал отец, чего Сафура, дочь его, хочет, да и знать ему незачем. Он – глава племени, его слово – закон для каждого сармата. Теперь важнее всего было позаботиться о судьбе племени, о тех, кто останется после него. Он должен сказать последнее своё слово. Бахрам-бек тоже не отходил от хана, сидел по правую руку от него и ждал, что он скажет. Бахрама, сына своего, к Сармат-хану послал персидский шахиншах. Шахзада все эти годы верно служил хану. В тот день, зная, что времени у него остаётся мало, хан взял руку дочери, потом руку Бахрама и слабым голосом сказал: «Дочь моя Сафура, Тангрэ забрал у меня сыновей, но милости своей не лишил – послал мне Бахрама. Даян-атакаю я уже говорил, чтобы после моей кончины шахзаду произвели в беки. Ты, дитя моё, выйдешь за него замуж, сыграете свадьбу». Сафуру не удивили слова отца, она догадывалась, что так оно и будет, и всё же в ответ на слова отца упала ему на грудь и разрыдалась. Плакала она не только потому, что теряла отца, она плакала оттого, что не успела полюбить чужого ей Бахрама, плакала над горькой своей судьбой. Когда отец умер, она даже не взглянула на будущего мужа. Но куда денешься, отец, хан сарматов, сказал своё последнее слово, значит, так тому и быть. У шахзады другой язык, другая вера, но отец, несмотря ни на что, доверял ему. Даян-атакай тоже нашёл справедливым решение хана и обещал умирающему не затягивать со свадьбой.

После смерти отца Сафура замкнулась. Судьба её была решена без её участия. Свадьба состоялась не скоро. Через сорок дней после похорон Бахрам получил титул бека. Лишь после этого он мог жениться на дочери хана. Стать ханом шахзада не мог, потому что не принадлежал к ханскому роду. По законам сарматов, ханом мог бы стать сын Сафуры, однако, к несчастью, детей у них не было. Сарматы удивлялись её бесплодию: такого среди них ещё не бывало. В конце концов все смирились и успокоились. Бахрам-бек оказался удачливым воином: из походов на аланов и готов он неизменно возвращался с хорошей добычей и воевал почти без потерь. Сарматские аксакалы вскоре и вовсе перестали думать о наследнике. Чтобы Сафура не скучала, Бахрам-бек привозил ей аланских и готских девочек.

Так прошло довольно много времени. Своих детей у Сафуры по-прежнему не было, зато она с удовольствием занималась с девочками. Бике обучала их, воспитывала и по-матерински заботилась о том, чтобы они вовремя выходили замуж. Однако в последнее время занятие это перестало её радовать. Душа её чего-то ждала, куда-то рвалась, томилась в одиночестве. Как муж Бахрам не дал ей ожидаемого счастья? Надежда всё же не покидала Сафуру-бике, она верила в чудо. Но чуда всё не было. Видя, как тоскует жена, Бахрам-бек решил сделать ей подарок. Отец, шахиншах, по просьбе сына прислал ему из Персии девушку, которая родила беку здорового крепкого мальчика. Мать ребёнка Шахрай, присланный беку отцом-шахиншахом жрец, который всюду ходит за ним по пятам, тут же куда-то отправил, а малыша, завёрнутого в китайские шелка, старуха принесла Сафуре-бике.

– Килен, мать ребёнка, негодница, сбежала куда-то, бросила дитя, – сказала она. – Возьми его себе, ничего страшного в том нет. Говорят же, не та мать, что родила, а та, что вырастила.

Сафура-бике, ничего не подозревая, потянулась к малышу. Глаза её наполнились слезами. В тот день она заранее была готова к тому, что в жизни её должно произойти что-то особенное: во сне ей в облике человека в белоснежных одеждах являлся сам Тангрэ. Он тоже протягивал ей младенца, завёрнутого в белый шёлк. Взяв ребёнка из рук Тангрэ, бике тотчас проснулась. «Неужели исполнится моё заветное желание?!» – взволнованно подумала она. Бике долго лежала с открытыми глазами, перебирая в уме подробности сна. Тангрэ почему-то походил на Даян-атакая. Он сказал: «Дитя будет тебе утешением, а счастье своё ты найдёшь с другим…»

И вот на руках у неё малыш. Какой милый карапуз! Она была рада. Теперь у неё всё будет хорошо, жизнь потечёт по-другому.

От Сафуры-бике тщательно скрывали, что ребёнок – сын её мужа. С Бахрам-беком они не обмолвились о младенце ни словом. Мальчика приносили бике время от времени. Играя с ним, она успокаивалась. Однако чем старше становился ребёнок, тем больше теряла она к нему интерес. Для мятущейся души молодой женщины этого оказалось мало. А когда узнала, что это сын Бахрам-бека, то и вовсе охладела к ребёнку. Правда, ей не хотелось, чтобы злая старуха заметила это.

Встреча с Мангук-ханом перевернула жизнь Сафуры-бике, озарила душу светом, наполнила счастьем, которого она не знала. Бике снова почувствовала себя юной девочкой. Она уже не страдала от одиночества, с ней вновь был её любимый Мангук. Глядя на сиявшую в небе луну, она погрузилась в дорогие её сердцу мечты и воспоминания. Говорят, темнота – время женских грёз. Вот и она перед сном целиком отдалась сладостным мечтам.

Сном она забылась только на рассвете, проспала рассвет, не видела, как зародился новый день. Пробудившись, твёрдо сказала себе, что выполнит обещание, данное Мангук-хану, и расстанется со своими воспитанницами. Дальнейшее пусть решает Тангрэ. Как он захочет, так и будет.

Выйдя из юрты, она вдруг увидела перед собой Мангук-хана. Удивительно, но видение было столь явным… Что же это было?.. Сафура однажды спросила Даян-атакая: «Любовь – что это такое?». Старик ответил не задумываясь: «Любовь – это мужчина, который мил твоему сердцу, и рождённый от него ребёнок». Давно это было, а слова Даян-атакая запомнились ей на всю жизнь.

Направляясь к Итили, Сафура-бике велела служанке разбудить воспитанниц и отправить их на берег умываться. С полотенцем через плечо она весело зашагала к реке. Её не покидало ощущение, будто Мангук-хан наблюдает за ней. Да, он всегда был рядом, наверное, оттого, что она снова любила этого человека, но теперь не так, как в юности. Её, взрослую, познавшую жизнь, неожиданно захватило сильное, по-настоящему глубокое чувство.

Девушки нагнали её по дороге к реке. Смеясь, наперебой пожелали доброго утра и побежали дальше с крутого берега вниз. С луга донеслось раскатистое ржание лошади. Сердце Сафуры-бике сжалось. Ей было больно расставаться со своими девочками, которых она любила как родных. Их было много, больше сотни. Она сама занималась ими. Сама растила. Девушки любили её и почитали как мать. Повзрослевших она выдавала замуж, но только за тех джигитов, кого они выбирали сами. А теперь всех их надо будет отдать унукам. Причём, когда Бахрама нет дома. Возможно, ему не понравится её решение, но он не посмеет упрекнуть её. Она выполнит волю своего отца, Сармат-хана.

– Девочки мои милые, звёздочки ясные, – обратилась она к «дочкам» после того, как те, умывшись, расселись вокруг неё на траве. – Сегодня я вас… Хочу сообщить вам радостную новость.

– Говори, говори, анакай, не томи нас! – закричали те все разом.

– Сегодня я всех вас выдам замуж за унукских молодцов. Всех до единой!

Девушки на мгновение замерли, настолько неожиданны были для них её слова. Но лишь на мгновение. Видя, что мать не шутит, они вдруг завопили:

– Ура, ура! Неужели это правда?! – кто-то бросился обнимать и целовать бике, а кто-то, закрыв лицо руками, заплакал.

– Так что сегодня у нас будет свадьба. Выдам всех, даже тебя, милая моя Сусылу, – сказала она, взяв свою любимицу за руку.

– Я не хочу замуж, – ответила та, до корней волос заливаясь краской.

– Вот чудачка, – закричали её подруги, – радоваться надо!

– Кто ещё не согласен со мной? – спросила Сафура-бике, – кто до самой старости желает валяться на мягких подушках?

– Я пошутила, анакай, – тихо проговорила Сусылу и уткнулась лицом в колени бике.

– Встань дитя, тебя я выдам за Биляу, сына славного унукского хана! Радуйся!

Девушки, взявшись за руки, стали кружиться в хороводе.

Сафура-бике остановила их.

– Ладно, – сказала она, – сейчас мы позавтракаем и отправимся на Кызлар-Тау (Гора невест). Женихи ваши придут туда же.

Видя, что бике взялась за дело решительно и не собирается шутить, некоторые девушки были напуганы. Сафура не обратила на это внимания. Девичьи слёзы – что роса на лугу. Сколько девушек выдала бике замуж и не помнила, чтобы кто-то из них не радовался. Слёзы невесты – лишь кокетство. Глаза самой Сафуры-бике тоже были полны слёз, но плакала она от радости. А радость принёс ей Мангук-хан. Сарматским девушкам издавна нравились молодые унуки, и они с радостью шли за них замуж. Только Сафуру-бике такое счастье обошло стороной. Судьба свела её с другим человеком. Впрочем, ещё не известно, что у неё впереди.

Обряд бракосочетания проводится так: жених подводит к невесте коня, держа его за гриву, она же накидывает на коня узду, а повод отдаёт в руки будущего мужа. Отец жениха (или кто-то из его родственников) подводит к невесте взнузданную лошадь. Девушка садится верхом и мчится в степь. Жених скачет за ней следом. Едут долго, пока невеста не остановится. На месте, выбранном ею, сооружают шатёр, где новобрачные проводят наедине неделю. Девушке положено обо всём позаботиться заранее, запастись едой.

Сафура-бике наставляла девушек:

– Подумайте обо всём – что будете есть, где будете спать. Запомните: узду нужно вложить в правую руку жениха. Ничего не бойтесь, чаще улыбайтесь, будьте смелыми. Смелых слушается даже невзнузданная лошадь, не то, что джигит.

После завтрака девушки готовились к свадьбе, потом верхом отправились на Кызлар-Тау. Были среди них темноволосые, светлые, как сама Сафура-бике, и совсем уж белобрысые угорки. Бике шествовала впереди, справа от неё ехала Сусылу. Сафура-бике то и дело поглядывала на свою любимицу. В эту девочку она вложила столько нежности и обожания. И теперь выясняется, что лелеяла она этот цветок для сына Мангука. Сафура-бике объяснила девушке, что выбрать следует джигита, который будет стоять по правую руку от хана. Это и есть Биляу, ханский углан. Пусть Сусылу не волнуется, бике будет рядом. Самой Сафуре не пришлось быть в объятиях Мангука, так пусть же её дочь растает в объятиях его сына. Недаром же говорят: женщина в объятиях любимого – что воск в лучах солнца.

Наконец, впереди показалась гора Кызлар-Тау. Народ уже собрался. Девушки увидели джигитов, которые, выстроившись длинной цепочкой, ждали их. Сафура-бике велела воспитанницам встать напротив. И вот началось: парни и девушки сначала разглядывали друг друга, потом стали улыбаться, подмигивать, поигрывать бровями, желая привлечь к себе внимание. Каждый старался угадать свою половину, боясь ошибиться в выборе суженого или суженой.

– Ста невест, как ты просил, у меня нет, а семьдесят набрала, – сказала Сафура-бике подошедшему к ней Мангук-хану.

– Значит, тридцать джигитов останутся обездоленными.