Закогтить феникса

“Учись прилежно” – она верит в то, что пишет, или подбадривает? Про хорошее будущее вообще смешно.

– Учитель, – отвлекает меня Вей-эр.

Я раздражённо оборачиваюсь и вижу, как Вей-эр стремительно исчезает, одновременно отступая за ближайшую ширму..

– Ты! – ударяет в спину вопль. – Что ты делаешь?!

Старик притопал. А я так увлеклась маминым письмом, что не заметила, пока Вей-эр не предупредил.

Я поворачиваюс, окидываю старика взглядом с головы до ног. Вот зачем спрашивать, что я делаю, когда сам видит? Что он, что СюнВей… Шагнув навстречу, я легко взмахиваю запиской и отвечаю вопросом на вопрос:

– Где моё серебро, дядя?

Старик… отступает. В его потускневших глазах тоска мешается с виной. Я вдруг понимаю, что он по-настоящему стар. Не всем давно обрести вечную молодость. Валуны ворочить научился, а на более высокие ступени так и не прорвался. Жизнь принесла горькое разочарование, ощущение бездарно прожитых лет, и жизнь близится к концу. Сколько ему осталось? Пару десятков безрадостный нищих лет? Он давно сдался, надломлен, живёт скорее по привычке, чем осознанно, и впереди его ничего не ждёт. И никто.

Он замечает лотосы.

– Ты…?

Былая враждебность пропала. Он смотрит на меня с беспричинным восхищением и недоверием, словно отказывается верить глазам. Смотрит как на сказочное чудо. Хм?

– Я.

– Девочка Сян, ты не могла бы приблизиться к снежным лотосам, но я вижу их в твоей корзинке. Этого не может быть, но это есть. Как…?

Потому что я умная.

Потому что у меня есть опыт в добыче алхимического сырья. Как лотосы добывают обычно? Ученики, достигшие определённого уровня, окружают себя коконом ци, защищающим от источаемого цветами мороза. Я же, используя знания, подручными средствами заставила мороз отступить. Старик прав, собрать лотосы без хитростей я бы не смогла.

– Я всего лишь сделала невозможное, – хмыкаю я. – Где моё серебро, м?

Вздохнув, старик подходит к сундуку, достаёт мешочек размером с поясной кошелёк:

– Вот, девочка Сян.

Я забираю мешочек с чем-то подозрительно невесомым и рыхлым. Уже точно не битое серебро. Был бы мой нюх со мной, мне бы не понадобилось распускать завязки и заглядывать. Внутри… чай. Выхватив листик, растираю между пальцами.

– Это плохой чай, очень плохой.

– Я отдал серебро возничему, чтобы следующий раз он привёз чай. Я и такому был рад, девочка Сян.

– Письмо скрыл, чтобы я про деньги не узнала, ясно.

Старик покаянно вздыхает.

Я ставлю пиалу с цветком на стол.

– Девочка Сян?

– Обменяй на самый лучший чай, раз ты его так любишь, – мешочек я тоже возвращаю.

Старик, вместо того, чтобы проникнуться, выдаёт совсем не то, что я ожидаю:

– Ты не она.

– М-м-м?

– Ты не девочка Сян. Ты каким-то образом приняла её обличье. Кто ты?!

Рано я лотос отдала. В прямом столкновении старик меня прихлопнет первым же шлепком, но снежный лотос в моих руках уравновешивает шансы – один порез листом обращает кровь в лёд. Победит не сильный, а ловкий. На моей стороне готовность к схватке и опыт. И два оставшихся лотоса.

Я прищуриваюсь:

– Неприятности ищешь?

– Напугала, – фыркает старик. – Иногда, девочка, узнать что-то новое и прекрасное стоит жизни.

Хм…

Любопытство я понимаю и одобряю, сама нос совала в такие щели, что чудом спасала шкуру.

Я всё ещё немного зла…

– Меня прислали сюда, чтобы я училась. Разве ты не должен был прежде всего понять, что со мной не так?

– Ха! Девочка, не смеши. Лучшие целители и мастера не поняли, а я, жалкий неудачник, должен был разобраться? У простых смертных мередианы тонкие как соломинки, но они есть, с ними рождаются. Они как лёгкие или печень, без них людей не бывает. Да они в зачаточном состоянии есть у неразумной дворовой кошки есть и у сорняка на крестьянском огороде. А у тебя вместо правильных мередиан один единственный канал, но перекрученный, сморщенный, как финик, очень тугой, не просматривается. А ещё я видел что-то мутное, чему вообще названия не подобрать.

Изначально в теле прижился осколок, а он на то и осколок, что своего ядра у него нет.

– А сейчас что видишь?

Старик послушно всматривается. Я не препятствую.

– Девочка Сян! Это… ты.

– Неужели?

– Твои мередианы повреждены точь-в-точь как тот единственный канал, такие же перекрученные и изуродованные, как обожённые и одновременно ссохшиеся. Но сейчас у тебя мередианы там, где и должны быть. И ядро есть, хотя и убитое, как и мередианы. Так не бывает.

– И ядро, и каналы у меня всегда были, старик. Несколько дней назад самое серьёзное повреждение частично затянулось, и каналы встали на место, они скрывались в той мути, сквозь которую ты не мог посмотреть.

– Вот как… Но девочка Сян, я могу понять, почему после восстановления у тебя изменился характер, но не понимаю, как ты добыла лотосы. И как ты выбралась из пещеры? Я пытаюсь сказать, что ты знаешь и умеешь такое, чего не может знать и уметь обычный ребёнок. Никакое исцеление не даст жизненный опыт.

– Прошлая жизнь, – коротко поясняю я.

Не самозванкой же мне представляться. Тем более взгляд со стороны – полезная штука. Про муть я, например, не знала. Для меня мути не было. Подозреваю, что эффект тумана создавало неправильное положение души.

Старик склоняет голову к плечу: