Таинственные превращения. Тайна его глаз. Свидание (сборник)

Но Гюи Лаваль был безутешен. Он считал себя виновником несчастья, и это сознание его мучительно преследовало. Как только он в состоянии был уехать, он подготовил новую экспедицию в Верхний Нигер. Те, кто посещал его в это время, вынесли впечатление, что он больше не вернется. Но помешать ему ехать было невозможно. Через шесть месяцев он уехал и действительно больше не вернулся.

Перед отъездом из Франции он оставил у меня завещание, по которому в случае его смерти он вверял свое дорогое дитя в руки мадам де Праз, и в таких выражениях, что не было никакого сомнения в том конце, который он себе готовил. Он погиб в стычке с отрядом дикарей во время отчаянно смелой разведки, в которой он отказался от всякого конвоя. Его тело было все исколото стрелами и ужасно искалечено.

Это известие повергло весь замок в глубокое отчаяние. По этому поводу говорили, что мадам де Праз не могла скрыть своего горького разочарования. Она старалась всеми силами удержать господина Лаваля во Франции. Несомненно, что со смертью сестры перед ней открылись широкие возможности. Ясно было, что довольно скоро, перестав оплакивать сестру, она будет стремиться сделаться второй мадам Лаваль. А так как мадам де Праз не создана для любви, то злые языки говорили, что ей просто не хотелось выпустить из рук миллионы ученого. Совершенно очевидно, что эти миллионы ей нужны были не для себя, а для сынка. Ибо эта скромная женщина – страстно любящая мать. Лионелю было тогда семнадцать или восемнадцать лет. Жильберте Лаваль лет тринадцать. Ясно, что мадам де Праз лелеяла мечту женить сына на племяннице. Но, так как тысячи обстоятельств могли помешать осуществлению ее планов, она стремилась, выйдя замуж за Лаваля, осторожно закрепить за собой часть его состояния. Эта мечта тоже рушилась вместе со смертью Лаваля, и у мадам де Праз оставался единственный шанс: обвенчать Лионеля с Жильбертой. И вот, представь себе: теперь на ней женишься ты! Сам посуди… Да ты что же, спишь, Морейль, что ли? О чем ты думаешь?

Молодой человек заморгал глазами, словно бы очнувшись от сна.

– Я думаю, – сказал он, – о маленькой итальянской лампе, которую видел сегодня на выставке у антиквара. Маленькая бронзовая лампа с золотой подставкой, изображающей змею медянку. Мне хочется включить ее в мою коллекцию… Мне кажется, я ее куплю…

Фейяр был так изумлен, что сразу не ответил. Эта беспечность ошеломила его. Он рассердился.

– К черту! – вскрикнул он, краснея. – Стоило мне так распинаться! Не знаю, как мне тебя изругать! Оригинал! Вот тебе: ты оригинал! Запомни!

– Фантазер, скорее! – с веселой улыбкой поправил его Морейль.

– Слушай, – посоветовал нотариус спустя минуту, – остерегайся графини! Поверь мне, старина! Нет, мерси, я не курю перед обедом…

Жан Морейль закурил папиросу и, выпустив дым колечком, попросил:

– Ну объясни же, что такое брачный контракт…

Экипаж остановился. Они вошли в кабаре.

Глава IV. Обри и его хозяева

Когда Жильберта сообщила тетке, что собирается пригласить к себе Жана Морейля, мадам де Праз ей не противоречила из осторожности. Помимо того что в ее привычки уже вошло ни в чем не отказывать племяннице, – это была традиция, которую она не желала нарушать, – она была рада тому, что обстоятельства позволяли ей поближе разглядеть этого неприятного претендента на руку Жильберты.

* * *

Жан Морейль был принят у мадемуазели Лаваль на правах близкого друга. Лионель воспользовался этим, чтобы, насколько позволяла ему вежливая холодность жениха Жильберты, установить с ним более тесное знакомство. Он старался бывать там, где бывал Морейль: на гольфе, теннисе, в фехтовальном зале. Но через несколько дней подобного рода слежка показалась ему если не смешной, то совершенно бесполезной, и он решил отказаться от нее, тем более что бывший метрдотель Обри следил за ним неустанно и не заметил ничего подозрительного в поведении молодого человека.

Лионель сообщил графине о своем решении. Но неожиданно он встретил в ней резкий отпор, тем более непонятный, что для этого не было никакой видимой причины.

– Я совсем недолго наблюдаю за Морейлем, – сказала она, – и уже составила себе о нем мнение. Я чувствую, я уверена, что он от нас что-то скрывает. Его задумчивость, его озабоченность что-нибудь да значат. В его жизни есть какая-то тайна…

– Какая же? – с раздражением воскликнул Лионель. – Говорите яснее, черт возьми!.. Ведь я…

– Мы узнаем какая, будь спокоен, – сказала мать. – В настоящий момент у меня всего только такое впечатление. Но мои впечатления меня редко обманывают.

Это была правда. Лионель часто преклонялся перед проницательностью матери.

– Я знаю, – сказал он, – у вас есть чутье. Боюсь только, что вы теперь свои желания принимаете за предчувствия. Черт возьми! Мне хочется, чтобы Жильберта стала моей женой, ведь у этой девчонки туго набитая мошна!

– Надо, чтобы ты на ней женился! – сказала мадам де Праз.

Лионель поглядел на нее довольно непочтительно.

– Да что с вами такое? «Надо, надо!»… Надо было бы, да! Но раз мы не можем убедить Жильберту в том, что Жан Морейль ее недостоин, нам придется придумать что-нибудь другое для того, чтобы она не вышла ни за него, ни за кого-нибудь другого! Я придумаю, будьте покойны!

– Нет! Нет! Это глупо! – воскликнула графиня.

– Честное слово! Вы меня смутили. Неужели я вас пугаю? Ведь я ничего не сказал!..

– Боже! Лионель, что ты такое подумал? Нет, нет! Я тебя ни в чем не подозреваю, дитя мое!

– Неправда!.. Я видел испуг в ваших глазах.

– Нет! Нет! Нет! Не верь этому, мой мальчик!

Она бросилась обнимать его, умоляя о прощении. Но он не менял своего каменного лица и не спускал с нее жесткого взгляда.

Она обвила руками шею сына и подняла на него полные любви бесцветные глаза.

– Не надо сердиться! – сказала она. – Тебе ничего не надо придумывать, мой мальчик! Уверяю тебя… Слышишь, уверяю тебя, что у Морейля что-то есть, что-то, что он от нас скрывает! А раз он что-то скрывает, то это скверно для него и превосходно для тебя!..

Чувствуя, что он сдается, она нежно и настойчиво продолжала:

– Хочешь, я тебе помогу? Да? Не правда ли? Я сама повидаюсь с Обри и разберу хорошенько, в чем там дело…

– Как хотите! – промычал Лионель.

* * *

В тот же вечер возле дома № 47 на улице Турнон остановился автомобиль. Из него вышли графиня де Праз с сыном. Оба вошли в квартиру привратника.

Обри уже поджидал их. Он кланялся не переставая.

Отвратительная физиономия. Седоватый человечек с лживыми глазками. Голова, втянутая в плечи. Длинные руки гориллы. Вкрадчивая походка… Благодаря своей профессии Обри сохранил умение делаться незаметным, стушевываться, бесшумно двигаться и действовать втихомолку.

Метрдотель никогда не должен привлекать к себе внимания. Он должен как-то витать над столом, за которым прислуживает, мягко прикасаться к серебру, стараясь заглушить его звон, передвигать посуду, не издавая бряцания. Это – человек-невидимка. Самые опытные из них добиваются того, что создают впечатление, будто все делается само собой, по какому-то волшебству, каким-то призраком, который, разливая вино, шепчет вам на ухо: «Барзак», «Шамбертен», «Амонтильядо».

Таков был и Обри, который, несмотря на столь редкие таланты, не сумел скрыть от Жильберты Лаваль своего обезьяньего уродства, состоявшего не столько из физических недостатков, сколько из морального убожества. Ничто так не выводило из себя Жильберту, как вечная двусмысленная улыбка, кривившая бритые губы этого изворотливого и коварного антропоида. Вот почему она упросила тетку освободиться от него. Этого и не мог простить ей Обри.

Мадам де Праз, устроившая его привратником одного из домов, принадлежавших племяннице, время от времени доверяла ему различные поручения. Он выполнял их ловко, вкрадчиво, как услужливая тень.

* * *

– Дорогой Обри, – начала мадам де Праз, – дела не подвигаются. Скажите, что вы успели сделать до сих пор? Садитесь, Обри, садитесь!

– Графиня очень добры, – сказал он, усаживаясь с почтительной неловкостью. – В поведении господина Морейля нет ничего предосудительного. Господин граф велел за ним следить, я следил добросовестно.

– Беспрепятственно?

– Без малейшего препятствия. Большую часть времени этот господин витает в облаках. Во всяком случае, он никогда не сидит без дела; видно, что он работает, что голова его чем-то занята…

– Верно! – сказала мадам де Праз. – О чем же он думает?

Лионель авторитетно заявил: