Наполеон ел скоро и очень мало, пил из маленького стакана свое любимое вино шамбертен и скоро облегченно вздохнул, утолив свой аппетит. Окинув тихо сидевших за столом придворных беглым взглядом, он спросил:
– Ну, что с вами? Отчего у всех такой похоронный вид?
Все поспешили рассмеяться: гроза прошла.
– Послушай, Наполеон, – тихо и нежно сказала Жозефина, – у тебя есть причины тревожиться?
– Ну так что же? – ответил он. – Разве я должен давать в них тебе публичный ответ? Впрочем, это не секрет, я могу сказать… Да, у меня неприятности с Пруссией.
Воцарилось глубокое молчание.
– Опять война! – вздохнула Гортензия.
– Нет еще, малютка, – сказал Наполеон, – во всяком случае, я не ищу ее.
Видя, какое действие произвели его слова, император стал умышленно весел и начал, по обыкновению, дразнить придворных дам. Он уверял Луизу Кастеле, что у нее делается красный нос и она скоро будет похожа на старую англичанку. Та делала вид, что поверила, и приходила в ужас, что очень забавляло великого человека.
Конец завтрака был очень оживлен и весел. Жозефина была остроумна и мила, император улыбался ей. Она не забыла своих протеже и нашла, что теперь самое удобное время предъявить список.
После кофе Наполеон встал из-за стола и, сложив руки за спину, пошел на террасу. Там он тяжело опустился в кресло и вынул из кармана свою табакерку.
Он начал полнеть; цвет лица у него стал лучше, он не походил больше на прежнего, худощавого и смуглого корсиканского офицера. Теперь его лицо было спокойно и выражало сознание своей силы. Остался только тот же проницательный взгляд глубоко сидящих глаз, который в часы гнева не мог вынести никто.
Вокруг императора, в отдалении, поместились придворные. Жозефина, Гортензия, Бертье и Савари расположились в трех шагах.
Императрица решилась и заговорила своим томным голосом креолки, которому придавала детски наивное выражение, когда хотела что-нибудь выпросить. Император, уже по этому тону понимая, в чем дело, нахмурил было брови, хотя еще не пришел в дурное настроение.
– Наполеон, – сказала Жозефина, – как ты мне позволил, я приняла еще несколько прошений от кандидатов в аристократические полки Изембурга и Тур д’Оверна.
– У Изембурга полк набран, – буркнул Наполеон.
– Тогда к Тур д’Оверну, – не сдавалась императрица.
– Тур д’Оверн! – передразнил властелин Европы. – Прежде всего я ничего не позволял…
– Разрешил, однако…
– Это не одно и то же!
– А какие знатные имена я представлю тебе! Все эти молодые люди, ослепленные твоей славой, покоренные твоим величием, жаждут служить тебе, драться за тебя и умереть на твоих глазах.
– Говори дальше… Ведь сказать все можно… – проворчал Наполеон, постукивая пальцами по крышке табакерки. Потом, повинуясь понятному любопытству, он сделал первую уступку. – Ну, как же зовут этих молодчиков? – спросил он.
– Луиза, список у вас? – обратилась Жозефина к Луизе Кастеле.
Та, улыбаясь, подошла к ней с листком бумаги в руке.
– Вот он, ваше величество.
Наполеон, любуясь красавицей, резко спросил у нее:
– Вы теперь секретарь?
– Да, секретарь граций, государь, – ответила Луиза, кланяясь Жозефине.
– Куртизанка!
– О государь!
– Ну что ж такое! Куртизан, куртизанка – только и всего!
Император рассмеялся. Все шло отлично.
– Ну, читай свой список! – благосклонно сказал Наполеон жене.
– «Граф де Тэ, князь де Груа…» – начала она.
– Этот! – вскочил Наполеон. – Фамилия неисправимых шуанов! Это бретонец из бретонцев! Он присоединяется к нам! Это невозможно! Один из них погиб около Тиктениака с оружием в руках!
– Это дядя нашего де Тэ. Он второй сын графа де Тэ, покончившего жизнь самоубийством после тяжелой семейной драмы. Это смелый и хороший человек, он сделает вам честь. Принимаешь ты его?
– Может быть, по размышлении… Не правда ли, Савари?
– Понял, государь.
– Продолжай!
– Мартенсар.
– Сын?.. Ах да, ведь вы говорили о знаменитости… Этому, конечно, нельзя отказать в ней!.. Его не принять нельзя: это причинит, пожалуй, неприятность кое-кому. Не правда ли, Жозефина?
Императрица слегка покраснела.
– Его отец хорошо принят при дворе, – сказала она, – он многим оказывает услуги и безусловно предан нашей семье.
– Это я знаю. Хорошо, этот принят. Называй теперь свою знать, самых знатных.
– Маркиз де Невантер.
– Невантер? Эрве де Невантер?
Громадная память Наполеона сохраняла все имена.
– Да, государь.
– Тот, который участвовал в заговоре Кадудаля, Пишегрю и Моро! Он был приговорен к смертной казни вместе с другими, и я помиловал его только ради его молодости. Он был присужден к двум годам заключения, а теперь он просит себе чин?
– Государь, – тихо сказала императрица, – вы помиловали его ради его молодости, но также и потому, что Фуше представил его письма, где этот юноша, увлеченный своей семьей, сожалел, что шел против вас, восхищался вашим величием… Это восхищение теперь только возросло; он готов теперь служить у вас простым солдатом – это все, чего он просит.