Приключения Арсена Люпена

– Это невозможно, потому что вы нашли его распростертым, без признаков жизни, в четырех метрах от кнопки звонка.

– Значит, он звонил, когда шла борьба.

– Тоже невозможно, потому что, как вы сказали, звонок был долгим, звонили беспрерывно семь или восемь секунд. Вы полагаете, что тот, кто напал на барона, мог позволить ему звонить так долго?

– Значит, это было до того, как на него напали.

– Невозможно, вы же нам сказали, что от звонка до того момента, когда вы вошли в комнату, прошло самое большее три минуты. Таким образом, если барон звонил раньше, борьба, убийство, агония и бегство должны были произойти в этот короткий промежуток в три минуты. Повторяю, это невозможно.

– И однако, – сказал следователь, – кто-то ведь звонил. Если не барон, то кто же?

– Убийца.

– Зачем?

– Я не знаю, зачем ему это было нужно. Но в любом случае это доказывает нам, что он знал, что звонок соединен с комнатой слуги. А кто мог знать эту подробность, кроме человека, живущего в доме?

Круг подозрений сужался. Несколькими быстрыми, четкими и логичными фразами Ганимар ставил все с головы на ноги, мысль старого полицейского становилась понятной, и никто не удивился, когда следователь сделал вывод:

– Короче, в двух словах, вы подозреваете Антуанетту Бреа.

– Я не подозреваю ее, я ее обвиняю.

– Вы обвиняете ее в соучастии в убийстве?

– Я обвиняю ее в том, что она убила генерала барона д’Отрека.

– Ну и ну! А где доказательства?

– Волосы, которые я обнаружил в правой руке жертвы: когда барон с силой сжал руку, ногти впились ему в ладонь и волосы попали под кожу.

Он показал эти волосы: они были невероятно яркого цвета, похожие на золотые нити, и Шарль прошептал:

– Это волосы мадемуазель Антуанетты, без всякого сомнения, ошибиться никак невозможно.

И добавил:

– Потом… вот еще что… Я уверен, что нож, которого я потом не увидел… это был ее нож… Она пользовалась им для разрезания страниц в книгах.

Молчание было долгим и мучительным, словно преступление становилось еще более ужасным, оттого что его совершила женщина. Следователь начал размышлять вслух:

– Предположим, до получения более подробных сведений, что барон убит Антуанеттой Бреа. Но надо будет еще объяснить, каким путем она могла выйти после того, как совершила преступление, войти после ухода Шарля и снова выйти до того, как появился комиссар. У вас есть мнение по этому поводу, Ганимар?

– Никакого.

– Так как же?

У Ганимара был обескураженный вид. Наконец он заговорил, с видимым усилием:

– По этому поводу я могу сказать только то, что мы сталкиваемся здесь с тем же, что было в деле с билетом пятьсот четырнадцать – двадцать три, с тем же феноменом, который можно назвать способностью исчезать. Антуанетта Бреа появляется и исчезает в этом особняке так же таинственно, как Арсен Люпен оказался у мэтра Дэтинана и сбежал оттуда вместе с Белокурой дамой.

– Что значит?..

– Что значит, что я не могу не думать о двух совпадениях по меньшей мере странных: Антуанетта Бреа была нанята сестрой Августой двенадцать дней назад, то есть на следующий день после того, как Белокурая дама выскользнула у меня из рук. И второе: волосы Белокурой дамы точно такого же яркого цвета, с тем же золотым отблеском, как и те, которые мы обнаружили здесь.

– Иными словами, по-вашему, Антуанетта Бреа…

– Не кто иная, как Белокурая дама.

– И следовательно, Арсен Люпен провернул обе эти аферы?

– Я полагаю, что так.

Кто-то рассмеялся. Это был шеф Сюрте, ему было весело.

– Люпен! Как всегда, Люпен! Люпен во всем, Люпен повсюду!

– Где он есть, там он и есть, – раздельно и обиженно произнес Ганимар.

– Но ведь у него должны быть какие-то причины, чтобы оказываться там или сям, – заметил господин Дюдуи, – а в данном случае его резоны совершенно не ясны мне. Секретер не взломали, кошелек не был украден. На столе даже осталось золото.

– Да, но знаменитый бриллиант?

– Какой бриллиант?

– Голубой бриллиант! Знаменитый голубой бриллиант из французской королевской короны, подаренный герцогом д’А. Леониду Л. и после смерти Леонида Л. купленный бароном д’Отреком в память актрисы, которую он безумно любил. Это одно из тех воспоминаний, что не забываются, тем более такими старыми парижанами, как я.

– Тогда, если бриллиант не найдется, – сказал следователь, – все станет очевидным, все разъяснится… Но где его искать?

– На пальце господина барона, – ответил Шарль. – Он никогда не снимал его со своей левой руки.

– Я видел эту руку, – заявил Ганимар, подходя к жертве, – и, как вы можете убедиться, на ней только обычное золотое кольцо.

– Посмотрите со стороны ладони, – сказал слуга. Ганимар разжал руку барона. Кольцо было повернуто оправой внутрь, и в центре ее сиял голубой бриллиант.

– Черт побери, – озадаченно прошептал Ганимар, – я уже ничего не понимаю.

– И надеюсь, больше не подозреваете бедного Люпена? – ухмыльнулся господин Дюдуи.

Ганимар выдержал паузу, подумал и ответил сентенцией:

– Именно тогда, когда я отказываюсь что-либо понимать, я и подозреваю Арсена Люпена.

Таковы были первые выводы следствия. Выводы нетвердые и непоследовательные, которые и в ходе следствия тверже и последовательнее не стали. Приходы и уходы Антуанетты оставались абсолютно необъяснимыми, как и визиты Белокурой дамы, и даже больше: полиции так и не удалось выяснить, что за златовласое создание это было, убившее барона д’Отрека и не надевшее себе на палец сказочный бриллиант из короны французских королей.

И сверх всего, любопытство, вызванное ее персоной, придавало преступлению характер чудовищного злодеяния, крайне раздражавшего общественное мнение.

Наследники барона д’Отрека могли только радоваться подобной рекламе. Они устроили на проспекте Анри Мартен, прямо в особняке, выставку всех предметов и мебели, предназначавшихся на продажу в салоне Друо. Мебель была современная, довольно посредственного вкуса, предметы художественной ценности не имели, но в самой середине комнаты, на постаменте, обтянутом малиновым бархатом, защищенный стеклянным колпаком и охраняемый двумя полицейскими, поблескивал перстень с голубым бриллиантом.

Бриллиант был великолепный, огромный, несравненной чистоты и того неопределенно голубого цвета, какой приобретает чистая вода, когда в ней отражается небо, того голубого цвета, которым светится белоснежное белье. Им восхищались, восторгались и… с ужасом оглядывали комнату жертвы, то место, где лежал труп, паркет, с которого был убран окровавленный ковер, а главное, стены, непроницаемые стены, сквозь которые проникла преступница. Убеждались, что мрамор камина неподвижен, что резная рама зеркала не таит в себе скрытой пружины, способной вращать его. Представляли себе зияющие провалы в стенах – входы в тоннели с водосточными трубами и катакомбами…

Продажа голубого бриллианта должна была состояться в отеле Друо. Публика давилась у входа, и аукционная лихорадка порождала безумие.

Как всегда по торжественным случаям, там был весь Париж, все, кто мог купить, и все, кто хотел показать, что может купить, – биржевики, художники, дамы света и полусвета, два министра, один итальянский тенор и даже один король в изгнании, который, дабы укрепить свои кредиты, позволил себе роскошь выкрикнуть дрожащим голосом, но с большим апломбом сумму в сто тысяч франков. Сто тысяч франков! Он мог выложить их, чтобы не скомпрометировать себя. Итальянский тенор рискнул на сто пятьдесят тысяч, а один член Общества французских кредитов на сто шестьдесят.

На двухстах тысячах франков тем не менее любители сдались. Когда была названа сумма в двести пятьдесят тысяч, остались только двое: Гершманн, известный финансист, король золотых приисков, и графиня де Крозон, богатейшая американка, чья коллекция бриллиантов и драгоценных камней ценилась очень высоко.

– Двести шестьдесят тысяч… двести семьдесят тысяч… двести семьдесят пять… двести восемьдесят… – произносил аукционист, вопросительно поглядывая то на одного, то на другого участника борьбы… – Двести восемьдесят тысяч предлагает мадам… Никто больше не желает сказать свое слово?..

– Триста тысяч, – прошептал Гершманн.

Стояла тишина. Все смотрели на графиню де Крозон. Она улыбалась, опершись на спинку стула, стоявшего перед ней, но бледность выдавала ее замешательство. В самом деле, графиня, так же как и все здесь присутствующие, знала, что исход дуэли не вызывает никаких сомнений: логически рассуждая, она неизбежно должна была закончиться в пользу финансиста, чьи прихоти обеспечивались более чем полумиллиардным состоянием. И все-таки она произнесла:

– Триста пять тысяч.

И опять наступила тишина. Все обернулись к королю приисков в ожидании, что он непременно увеличит названную сумму. Наверняка же это произойдет, и сумма будет увеличена резко, существенно и окончательно.

Однако этого вовсе не случилось. Гершманн безучастно смотрел на какой-то листок, который он держал в правой руке, в левой у него был разорванный конверт.

– Триста пять тысяч, – повторил аукционист… – Триста пять тысяч – раз… триста пять тысяч – два… Еще есть время… никто не говорит своего слова? Я повторяю: триста пять тысяч – раз… триста пять тысяч – два…

Гершманн даже не пошевелился. В последний раз наступила тишина. Раздался удар молотка.

– Четыреста тысяч, – закричал Гершманн, вздрогнув, словно раздавшийся звук вывел его из оцепенения.

Слишком поздно. Торг был закончен, и бесповоротно.

Вокруг Гершманна столпился народ. Что произошло? Почему он раньше не заговорил?

Он рассмеялся:

– Что произошло? Честное слово, понятия не имею. Я на минуту отвлекся.

– Разве это возможно?

– Ну конечно, мне вручили письмо.

– И этого письма оказалось достаточно, чтобы вас…

– Чтобы я растерялся, да, и как раз в тот момент.

Ганимар тоже был там. Перстень купили при нем. Он подошел к одному из рассыльных:

– Это, без сомнения, вы передали письмо господину Гершманну?

– Да.

– От кого?

– От одной дамы.

– Где она?

– Где она?.. Смотрите, вон там, та дама в густой вуали.

– Которая уходит?

– Да.

Ганимар поспешил к двери и увидел даму уже на лестнице. Он побежал за ней. Толпа преградила ему путь, и он на секунду застрял в дверях. Когда он вышел на улицу, дамы найти уже не удалось.

Он вернулся в салон, подошел к Гершманну, представился и спросил его о письме. Гершманн протянул ему это письмо. В спешке кто-то, чей почерк финансисту был незнаком, карандашом написал вот такие простые слова:

Голубой бриллиант приносит несчастье. Вспомните барона д’Отрека.

Треволнения вокруг голубого бриллианта еще не утихли, когда ставший известным после убийства барона д’Отрека и инцидента в отеле Друо этот голубой бриллиант через полгода приобрел чуть не всемирную славу. Дело в том, что перстень, с таким трудом доставшийся графине, летом у нее украли.

Расскажем вкратце эту забавную историю, полную драматизма и насыщенную впечатляющими подробностями, историю, на которую мне наконец-то позволено пролить немного света.

Вечером 10 августа гости господина и госпожи де Крозон собрались в гостиной великолепного замка, возвышающегося над заливом Соммы. Они музицировали. Графиня, сев за пианино, поставила на маленький столик возле инструмента свой ларчик с драгоценностями, среди которых был и перстень барона д’Отрека.

Час спустя ушел граф, два его кузена д’Андели и госпожа де Реаль, близкая приятельница графини де Крозон. Графиня осталась в гостиной с господином Блейшеном, австрийским консулом, и его супругой. Они еще немного поболтали, затем графиня погасила большую настольную лампу. В ту же минуту господин Блейшен потушил обе лампы, стоявшие на пианино. Какое-то время было совершенно темно, они слегка растерялись, потом консул зажег свечу, и все трое спокойно разошлись по своим апартаментам. Но, едва перешагнув порог, графиня тут же вспомнила об оставленных драгоценностях и отправила за ними горничную. Та вскоре вернулась с ларчиком и поставила его на каминную полку. Хозяйка драгоценностей ларчика не открывала. Наутро она обнаружила, что одного кольца, а именно перстня с голубым бриллиантом, не хватает.

Она сказала об этом мужу. Поскольку горничная была вне подозрений, они немедленно сделали вывод, что виновным может быть только один человек: господин Блейшен.

Граф дал знать о случившемся главному комиссару Амьена, и тот, заведя дело, организовал тайную, но неусыпную слежку за австрийским консулом, чтобы он не мог продать или отослать куда-нибудь перстень.

Днем и ночью замок был окружен полицейскими.

Две недели протекли без всяких происшествий. Господин Блейшен объявил о своем отъезде. В тот же день на него поступила жалоба. Комиссар появился в доме официально и потребовал досмотра багажа. В небольшом саквояже, с ключом от которого консул никогда не расставался, во флаконе с зубным порошком был обнаружен перстень!

Госпожа Блейшен упала в обморок. Ее мужа арестовали.

Все помнят, какую защиту избрал обвиняемый. Он заявил, что не может объяснить, как к нему попал перстень, и считает это местью господина де Крозона. «Граф очень груб, и жена его из-за этого несчастна. Я имел с ней долгую беседу и горячо советовал ей развестись с ним. Узнав о пропаже перстня, он отомстил мне, когда, воспользовавшись моим отсутствием, подбросил мне его в несессер». Граф и графиня энергично настаивали на своем иске. Из двух объяснений (оба были вполне вероятными, вполне допустимыми) публике предоставлялось выбирать любое. Ни один новый факт чаши весов не перевешивал. Месяц болтовни, догадок и расследований не добавил ни грана уверенности.

Утомленные всем этим шумом, будучи не в состоянии предоставить улики, которые подтвердили бы их обвинения, господин и госпожа де Крозон потребовали присылки из Парижа сыщика Сюрте, способного распутать этот клубок. Прислали Ганимара.

Целых четыре дня старый инспектор все выведывал, разнюхивал, гулял в парке, подолгу разговаривал с горничной, шофером, садовниками и служащими с соседней почты, побывал в апартаментах, которые занимали супруги Блейшен, кузены д’Андели и госпожа де Реаль. И вдруг утром исчез, не сказав хозяевам замка даже «до свидания».

Однако через неделю они получили такую телеграмму:

ПРОШУ ВАС ПРИЕХАТЬ ЗАВТРА, В ПЯТНИЦУ, К ПЯТИ ЧАСАМ ВЕЧЕРА В «ЯПОНСКИЙ ЧАЙ». УЛИЦА БУАССИ Д’АНГЛА. ГАНИМАР.

Ровно в пять часов в пятницу их автомобиль остановился у дома № 9 по улице Буасси д’Англа. Без единого слова объяснений старый инспектор, поджидавший их на тротуаре, повел их на второй этаж кафе «Японский чай».

В одном из залов сидели двое, Ганимар представил их:

– Господин Жербуа, учитель лицея в Версале, вы его помните – Арсен Люпен украл у него полмиллиона, господин Леоне д’Отрек, племянник и единственный наследник барона д’Отрека.

Все четверо сели. Через несколько минут подошел и пятый. Это был шеф Сюрте.

Господин Дюдуи был в довольно плохом настроении. Он поздоровался и спросил:

– В чем дело, Ганимар? В префектуре мне передали ваш телефонный вызов. Что-нибудь серьезное?

– Очень серьезное, шеф. Не пройдет и часа, как последние приключения, в которых мне пришлось участвовать, найдут здесь свою развязку. Мне показалось, что ваше присутствие совершенно необходимо.

– А также присутствие Дьези и Фолянфана, которых я заметил внизу, у двери?

– Да, шеф.

– И что это будет за развязка? Речь идет об аресте? Ну и мизансцена! Но давайте же, Ганимар, мы вас слушаем.

Несколько секунд Ганимар в нерешительности помолчал, затем, с очевидным намерением потрясти своих слушателей, сказал:

– Прежде всего я утверждаю, что господин Блейшен в краже перстня не замешан.

– Ну-ну! – фыркнул господин Дюдуи. – Это просто заявление, и… довольно серьезное.

А граф спросил:

– И этим… открытием и исчерпываются все ваши усилия?

– Нет, господин де Крозон. Через день после кражи трое из ваших гостей, совершая экскурсию на автомобиле, доехали до городка Креси. И пока двое из них осматривали знаменитое поле сражения[47], третья особа поспешила в почтовое отделение и отправила оттуда маленькую коробочку, упакованную по всем правилам, с объявленной ценностью в сто франков.

Господин де Крозон возразил:

– Во всем этом нет ничего неестественного.

– Быть может, вам покажется менее естественным, что эта особа, вместо того чтобы назвать свое подлинное имя, сделала отправление от имени Руссо, а получатель, некто господин Белу, проживающий в Париже, вечером того же дня, когда он получил эту коробочку, то есть перстень, переехал.

– Может быть, – спросил граф, – речь идет об одном из моих кузенов д’Анделей?

– Нет, об этих господах речь не идет.

– Стало быть, о госпоже де Реаль?

– Да.

Потрясенная услышанным, графиня воскликнула:

– Вы обвиняете мою подругу госпожу де Реаль?

– Один простой вопрос, госпожа де Крозон, – ответил Ганимар. – Присутствовала ли госпожа де Реаль при продаже голубого бриллианта?

– Да, но сама по себе. Мы были не вместе.

– Она предлагала вам приобрести перстень?

Графиня стала припоминать:

– Да… в самом деле… я даже думаю, что это именно она первая сказала мне о нем…

– Беру на заметку ваш ответ, госпожа де Крозон. Теперь мы точно установили, что госпожа де Реаль первая сообщила вам об этом перстне и она же уговаривала вас купить его.

– И все же… моя приятельница не способна…

– Простите, простите, пожалуйста, но госпожа де Реаль – ваша случайная знакомая, а не близкая подруга, как было напечатано в газетах, что избавило ее от подозрений. Вы познакомились с ней только этой зимой. И я ручаюсь, что докажу вам, что все, что она рассказала вам о себе, о своем прошлом, о своих связях, – совершеннейшая ложь, никакой госпожи Бланш де Реаль вообще не существовало до тех пор, пока она не встретила вас, не существует ее и сейчас.

– И что тогда?

– Когда? – не понял Ганимар.

– Эта ваша история очень забавна, но какое она имеет отношение к нашему делу? Коль скоро и уж если госпожа де Реаль взяла перстень, что никоим образом не доказано, с чего бы она стала прятать его в зубном порошке господина Блейшена? Черт побери! Уж если дают себе труд украсть голубой бриллиант, с ним не расстаются. Что вы на это можете ответить?

– Я – ничего, но госпожа де Реаль вам ответит.

– Стало быть, она существует?

– Она есть, но… ее нет. В нескольких словах я вот что вам скажу. Три дня назад, читая газету, которую я читаю каждый день, я увидел в самом начале списка приехавших в Трувиль: «Гостиница „Бориваж“: госпожа де Реаль и т. д.». Вы, конечно, понимаете, что в тот же вечер я был в Трувиле и разговаривал с директором гостиницы «Бориваж». По его описанию и еще по нескольким приметам, которые мне удалось раздобыть, эта госпожа де Реаль была именно той особой, которую я искал, но она покинула отель, оставив свой парижский адрес: улица Колизея, дом 3. Позавчера я отправился по этому адресу и выяснил, что там на третьем этаже живет не госпожа де Реаль, а просто некая госпожа Реаль, посредница по продаже бриллиантов, часто бывающая в отлучке. Только вчера она вернулась откуда-то. Вчера же вечером я был у нее и под чужим именем предложил ей свои посреднические услуги от лица тех, кто хочет купить драгоценные камни. Сегодня здесь у нас с ней первое деловое свидание.

– Как! Вы ее ожидаете?

– В пять часов тридцать минут.

– И вы уверены?..

– Что это госпожа де Реаль из замка Крозон? У меня неопровержимые доказательства. Но… послушайте-ка… Фолянфан подает мне сигнал…

Раздался свисток Фолянфана. Ганимар мгновенно поднялся со своего места:

– Нельзя терять ни минуты. Господин и госпожа де Крозон, извольте пройти в соседнюю комнату. И вы, господин д’Отрек… и вы тоже, господин Жербуа… Дверь будет открыта, и по первому зову я попрошу вас войти. Шеф, вас я прошу остаться.

– А если еще кто-нибудь явится? – спросил господин Дюдуи.

– Нет. Это заведение недавно открылось, и его хозяин – мой друг, он не позволит подняться сюда ни одной живой душе… кроме Белокурой дамы.

– Белокурой дамы? Что вы такое говорите!

– Да, Белокурой дамы собственной персоной, шеф, соучастницы Арсена Люпена, таинственной Белокурой дамы, против кого у меня есть кое-какие улики, но я хочу собрать здесь, перед вами, свидетельства всех тех, кого она обчистила.

Он выглянул из окна.

– Она подходит к двери… Вошла… У нее нет никакой возможности ускользнуть от нас: Фолянфан и Дьези стерегут дверь… Белокурая дама в наших руках, шеф!

Почти сразу же на пороге появилась женщина, она была высокого роста, худенькая, очень бледная, волосы ее были ярко-золотого цвета.

Волнение так душило Ганимара, что он замолк, не в силах произнести ни слова. Она была здесь, перед ним, в его распоряжении. Какая победа над Арсеном Люпеном! И какой реванш! В то же время эта победа показалась ему слишком легко доставшейся, и он уже задумывался, не выскользнет ли Белокурая дама у него из рук благодаря какому-нибудь чуду, на которые такой мастак Арсен Люпен.

Тем временем она ждала, изумленная наступившей вокруг нее тишиной, и оглядывалась по сторонам, не скрывая беспокойства.

«Она уйдет! Она исчезнет!» – с ужасом подумал Ганимар.

Он резко встал между ней и дверью. Она повернулась и хотела выйти.

– Нет, нет, – сказал он, – почему вы хотите покинуть нас?

– Но в конце концов, сударь, что за поведение, я ничего не понимаю. Оставьте меня в покое…

– Уходить, сударыня, вам нет никаких резонов, зато их множество для того, чтобы остаться.

– И все-таки позвольте…

– Бесполезно. Вы не выйдете.

Совершенно бледная, обессилевшая, она села и прошептала:

– Что вам угодно?..

Ганимар чувствовал себя победителем. Белокурая дама была у него в руках.

Прекрасно владея собой, он четко выговорил следующее:

– Позвольте представить вам моего друга, о котором я вам говорил и который хотел бы купить драгоценности… в основном его интересуют бриллианты. Вам удалось достать тот, который вы мне обещали?

– Нет… нет… я не знаю… я что-то не помню.

– Да ну… Припомните-ка… Какая-то ваша знакомая должна была передать вам слегка окрашенный бриллиант… «что-то вроде голубого бриллианта», – сказал я, смеясь, и вы ответили мне: «Совершенно точно, я, наверно, смогу помочь вам». Припоминаете?

Она молчала, сумочка выпала у нее из рук. Она живо подняла ее с пола и прижала к груди. Руки ее слегка дрожали.

– Похоже, – сказал Ганимар, – вы нам не доверяете, госпожа де Реаль; я подам вам хороший пример и покажу, что есть у меня.

Он достал из своего портфеля свернутый листок бумаги, развернул его и протянул ей несколько волос.

– Вот для начала волосы Антуанетты Бреа, вырванные бароном и найденные в руке покойного. Я показывал их мадемуазель Жербуа: она определенно узнала цвет волос Белокурой дамы… тот же цвет, что и у вас, кстати… точно тот же.

Госпожа Реаль тупо смотрела на него, словно она и в самом деле не понимала смысла сказанных им слов. Он продолжал:

– А вот два флакона из-под духов, без этикеток, правда, и пустые, но вполне еще пахнущие для того, чтобы мадемуазель Жербуа смогла сегодня утром различить запах духов той самой Белокурой дамы, которая была ее спутницей по путешествию в течение двух недель. А ведь один из флаконов был в комнате, которую занимала в замке Крозон госпожа де Реаль, а другой – в вашей, в той, которую вы занимали в гостинице «Бориваж».

– Что вы такое говорите!.. Белокурая дама… замок Крозон…

Не говоря ни слова, инспектор выложил на стол четыре листка.

– И наконец, – сказал он, – на этих четырех листках – образцы почерков: Антуанетты Бреа; той дамы, которая написала записочку господину Гершманну во время аукциона; госпожи де Реаль в пору ее пребывания в замке; и четвертый – ваш собственный, сударыня… это ваше имя и ваш адрес – вы оставили его у портье в гостинице «Бориваж» в Трувиле. Так вот, сличите эти четыре почерка. Они ничем не отличаются друг от друга.

– Но вы, сударь, сошли с ума! Вы с ума сошли! Что все это значит?

– Это значит, сударыня, – вскочив с места, прокричал Ганимар, – что Белокурая дама, приятельница и соучастница Арсена Люпена, не кто иная, как вы!..

Он рывком распахнул дверь в соседнюю комнату, налетел на господина Жербуа, развернул его за плечи и поставил перед госпожой Реаль:

– Господин Жербуа, признаете ли вы особу, похитившую вашу дочь, особу, которую вы видели у мэтра Дэтинана?

– Нет.

Все испытали такой шок, словно сотряслись стены. Ганимар отказывался поверить услышанному.

– Да нет!.. Не может быть… послушайте-ка, ну, подумайте хорошенько…