– Вы очень добры, графиня.
– Это не доброта, а мое искреннее желание. Я полюбила вас и хочу быть вашим другом.
– Благодарю от всей души, но не могу остаться.
– Почему? – с легкой досадой в голосе вмешался граф. – Мы просим вас, как дочь нашего родственника и друга, погостите у нас и отдохните в условиях, приличных для барышни и княжны. Неужели вы думаете жить этой бездомной нищенской жизнью?
– Она совсем не нищенская и не жалкая, – встрепенулась Доротея. – Мы с мальчиками к ней привыкли. Она очень полезна для здоровья.
Однако мадам де Шаньи не сдавалась:
– Нет, это недопустимо. У вас, верно, есть для этого особые причины?
– О, нет никаких.
– Тогда вопрос решен. Вы остаетесь, если не навсегда, то хоть на несколько недель. Мы дадим вам комнату, стол.
– Простите меня, графиня… Пожалуйста… Я страшно устала, измучилась. Разрешите мне уйти и побыть немного одной…
Доротея действительно казалась более чем измученной. Личико ее осунулось, побледнело, и трудно было поверить, что несколько часов назад она так звонко смеялась, танцевала и веселилась.
Графиня наконец уступила.
– Пожалуйста. Утро вечера мудренее. Я думаю, что завтра вы согласитесь. Только пришлите мальчиков обедать. Но если вы и завтра будете настаивать на своем, я, так и быть, уступлю. Я не хочу с вами ссориться.
Доротея встала. Супруги де Шаньи проводили ее до порога оранжереи. В дверях она внезапно остановилась. Несмотря на душевную боль, мысли ее витали вокруг таинственных раскопок, и ей захотелось узнать кое-какие подробности.
– Я уверена, – сказала она, прощаясь, – что семейные предания о кладе имеют серьезную почву. Клад, несомненно, существует, и собственником его станет тот, у кого будет медаль, украденная у отца. Мне очень хотелось бы знать, не слыхал ли кто-нибудь из вас легенду о медали. И потом, существует ли одна медаль или несколько?
Все молчали. Ответил Рауль Дювернуа:
– Я живу в Вандее, в имении деда. Недели две назад я вошел в его комнату и увидел, что он рассматривает какую-то золотую вещь. Заметив меня, он быстро спрятал ее в ларец и, видимо, не хотел, чтобы я ее видел.
– И не сказал ни слова?
– Тогда нет. Но накануне моего отъезда позвал к себе и сказал: «Возвращайся скорее. Я собираюсь открыть тебе очень важную тайну».
– Как вы думаете, он намекал на то, что нас интересует?
– Да. Я говорил об этом графу и Эстрейхеру, и они обещали быть у меня в конце июня. К этому сроку я надеюсь все разузнать.
Доротея задумалась.
– И это все? – спросила она.
– Все. Мои слова подтверждают ваши предположения. Талисман не один, а несколько.
– Да, – согласилась Доротея. – И папа погиб от того, что у него был такой талисман.
– Но, – заметил Рауль, – достаточно было украсть медаль. Зачем же им понадобилось… совершить такое ужасное преступление?
– Потому что на медали указано, как отыскать этот клад. Убивая отца, убийца уничтожал одного из участников дележа. Я боюсь, что это не первое и не последнее преступление в таком роде.
– Не последнее! Значит, и моему деду грозит опасность?
– Боюсь, что да.
Графу стало не по себе, но, скрывая тревогу, он улыбнулся и спросил:
– Выходит, что и нам, хозяевам Роборэя, грозит опасность?
– Конечно.
– Значит, надо принять меры предосторожности?
– Не мешает.
Граф побледнел.
– Что же нам делать?
– Поговорим об этом завтра, – сказала устало Доротея. – Я скажу вам, чего вам опасаться и как защитить себя.
Эстрейхер до сих пор молчал, внимательно следя за разговором, но тут вмешался в беседу:
– Давайте устроим завтра совещание. И помните, что мы должны решить еще одну задачу – относительно картонной коробочки.
– Я ничего не забываю, – ответила с вызовом Доротея. – Завтра в это время все задачи будут решены. В том числе и кража серег.
Солнце клонилось к закату. Доротея вернулась на площадь к своему фургону. Остальные фургоны успели разъехаться. Мальчики прилежно стряпали, но Доротея велела им бросить все и идти в замок обедать. Оставшись одна, она поела супу, фруктов и долго сидела, отдыхая.
Стемнело. Мальчики не возвращались. Доротея прошла к обрыву и остановилась, облокотившись о каменные перила. После всех пережитых волнений ей приятно было молчать, быть одной и дышать свежим вечерним воздухом.
– Доротея.
Кто-то тихо подкрался к ней и шепотом произнес ее имя. Доротея вздрогнула. Не видя, она поняла, что это Эстрейхер.
Если бы перила были пониже, а овраг не так глубок, она бросилась бы вниз по откосу. Но, замирая от страха, она взяла себя в руки и сухо спросила:
– Что вам угодно? Вы, кажется, знаете, что я хотела остаться одна. Ваша настойчивость меня удивляет.
Эстрейхер молчал. Она повторила вопрос.
– Сказать вам несколько слов.
– Успеется. Поговорим завтра.
– Нет, я хочу поговорить с вами с глазу на глаз. Не бойтесь, я вас не обижу и не трону. Несмотря на вашу открытую враждебность, я питаю к вам искреннее уважение и расположение. Я обращаюсь к вам не как к неопытной девушке, а как к женщине, поразившей нас умом и наблюдательностью. Ради бога, не бойтесь и выслушайте!