Годфри слышал, будто со стороны, как он сам крикнул что-то, а затем сорвался с места, не контролируя своё тело. Со странным чувством нереальности происходящего, он обнажил свой меч и через долю секунды увидел, как его лезвие вонзилось в сердце стражника.
Огромный имперский солдат недоверчиво посмотрел на Годфри сверху вниз, потом его глаза выпучились и он неподвижно застыл. Мгновением позже он замертво рухнул на землю.
Годфри услышал боевой клич, и увидел, как двое других имперских стражников ринулись на него в атаку. Они высоко подняли своё устрашающее оружие, и он знал, что ему с ними не тягаться. Он умрёт здесь, у этих ворот, но он хотя бы будет знать, что умрёт в благородном порыве.
Злобный рык развеял его мысли, и Годфри боковым зрением увидел, что Дрей развернулся и бросился на нападавших стражников. Он впился клыками в горло одному их, повалил его на землю и рвал его зубами, пока тот не перестал шевелиться.
Одновременно с этим, Мерек и Арио подоспели на помощь и своими короткими кинжалами закололи второго стражника в спину, прикончив его раньше, чем он добрался до Годфри.
Все они замерли в тишине. Годфри смотрел на следы резни, шокированный своим поступком и своей неожиданной храбростью. Дрей подбежал к нему и стал лизать его ладонь.
"Я и не знал, что ты на такое способен", – восхищённо сказал Мерек.
Годфри не нашёл, что ответить.
“Я сам не знаю, что только что натворил”, – ответил он откровенно. Всё расплывалось у него перед глазами. Он вовсе не собирался действовать – это получилось само. Была ли это настоящая храбрость? Он мог только гадать.
Акорт и Фултон в страхе оглядывались по сторонам, высматривая имперский солдат.
“Нам пора делать ноги!” – крикнул Акорт. “Сейчас же!”
Годфри почувствовал, как его подтолкнули в спину, и он побежал за остальными. Вместе с Дреем они убегали подальше от ворот, в глубь Волусии, и Бог знал, что ещё им было уготовано судьбой.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Дариус сидел в своей клетке, опершись спиной на железные прутья. Его запястья и лодыжки были закованы в кандалы, соединённые между собой длинной тяжёлой цепью, всё его тело было в ранах и синяках и казалось таким тяжёлым, будто весило тысячу фунтов. Повозка подскакивала на ухабах, а Дариус смотрел сквозь решётку на пустынное небо и чувствовал себя бесконечно одиноким. Они ехали по бесплодной равнине, где, насколько хватало глаз, не было ничего, кроме пустоты. Создавалось впечатление, будто они давно покинули границы мира.
Крыша повозки была накрыта брезентом, но солнце проникало в промежутки между прутьями и ложилось полосами на пол, обдавая пленника волнами жара, заставляя его потеть даже в тени, и усиливая его мучения.
Но Дариус уже не обращал на это внимания. Его тело, распухшее от шишек и гематом, жгло с головы до пят, а конечности ныли после долгих дней боёв на арене. Он не мог уснуть, поэтому время от времени просто закрывал глаза и пытался прогнать воспоминания, но всякий раз ему начинали мерещиться лица его друзей, погибших в бою рядом с ним: Дезмонд, Радж, Люци и Каз – всех их настигла жуткая смерть. Все они умерли, чтобы он смог выжить.
Он был победителем, совершил невозможное, но сейчас это не имело для него значения. Он знал, что близится его смертный час, что наградой за все его подвиги станет путешествие в столицу Империи, где его заставят развлекать публику на ещё большей арене, сражаясь с ещё худшими врагами. Вместо кубков и почестей, за свою отвагу он получит только смерть.
Дариус предпочёл бы умереть прямо сейчас, не проходя всё это заново. Но даже это было не в его власти – он был скован и беспомощен. Сколько ещё должны были продлиться его пытки? Почему он должен увидеть смерть всех, кого любил, прежде чем умереть самому?
Дариус снова сомкнул веки, тщетно пытаясь ни о чём не думать, как вдруг к нему вернулось воспоминание из раннего детства. Он тогда играл во дворе дедовской хижины – махал посохом и молотил им по стволу дерева, пока наконец дедушка не выхватил игрушку у него из рук.
"Нельзя играть с палками", – накинулся на него старик. "Хочешь привлечь внимание имперцев? Хочешь, чтобы они считали, будто ты – воин?"
Дед переломил палку через колено, и Дариус вспыхнул от гнева. Это была больше, чем палка – это был его всемогущий посох, его единственное оружие. Этот посох был для него всем.
Да, я хочу, чтобы они знали, что я – воин. Никем другим я быть не желаю, – кричал Дариус про себя.
Но, когда дед развернулся и пошёл прочь, ему не хватило духу сказать это вслух.
Дариус поднял обе части палки, и слёзы, покатившиеся у него из глаз, полились на обломки дерева в его руках. Он поклялся, что однажды отомстит Империи за всё – за свою жизнь, свою деревню, свой народ, и всё, с чем они мирились столько лет.
Он уничтожит всех врагов. И его воинская слава разнесётся по миру.
*
Дариус не знал, сколько проспал, но, проснувшись, сразу заметил, что снаружи яркий утренний свет сменился тускло-оранжевым предвечерним, и пустынное солнце начало клониться к закату. Ветер стал намного прохладнее, и его раны занемели, лишая его возможности пошевелиться и устроиться хоть немного удобнее в тесной повозке. Лошади неустанно трусили по жёсткой каменистой дороге, его голова от тряски постоянно билась о металл решётки, и ему казалось, что его череп вот-вот расколется. Он протёр глаза, стряхивая запёкшуюся грязь с ресниц, думая о том, долго ли ещё осталось до столицы. По его ощущениям, они уже должны были доехать до края земли.
Он несколько раз моргнул и выглянул наружу, ожидая увидеть там неизменную пустоту до горизонта. Однако, на этот раз он разинул рот от открывшегося зрелища. Впервые с начала поездки он даже сел прямее, чтобы лучше видеть.
Повозка замедлила ход, стук лошадиных копыт стал немного тише, дорога стала гладкой, и Дариус жадно всматривался в новый незабываемый пейзаж: там, посреди пустыни, как оплот какой-то потерянной цивилизации, вздымалась огромная городская с стена, доставшая до неба и простиравшаяся во все стороны, без конца и края. На ней выделялись огромные золотые двери, над которыми на парапетах рядами выстроились имперские солдаты. Дариус с первого взгляда понял, что они прибыли в столицу.
Звук дороги изменился – теперь лошади глухо стучали подковами по деревянному настилу, и Дариус, опустив взгляд, увидел, что повозка въехала на изогнутый откидной мост. Они проехали мимо сотен стражников, охраняющих мост с обеих сторон, и те проводили их настороженными взглядами.
Небо сотряслось от оглушительного скрежета, и Дариус увидел, как впереди, будто желая его проглотить, отворяются невероятно высокие створки золотых дверей. За ними показался сияющий город – самый величественный из всех, что ему доводилось видеть. Не было никаких сомнений, что сбежать из такого города невозможно. В подтверждение его мыслям, до Дариуса донёсся отдалённый громоподобный рёв, который он немедленно узнал – так ревела арена, новая арена, полная жаждущей крови публики. Именно она должна была стать его последним пристанищем. Он не боялся, только молился о том, чтобы умереть стоя, с мечом в руках, до конца не предав свои идеалы чести.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Торгрин с Эйнджел на спине в последний раз, дрожа всем телом, подтянулся на золотой верёвке и, наконец-то, выбрался на верхушку скалы. Он стоял на коленях и переводил дыхание, а пот ручьями стекал у него по лицу. Он обернулся назад и увидел далеко внизу, сразу под отвесными скалами, у которых бушевали волны, свой пришвартованный на пляже корабль, который казался теперь таким крошечным, что Тор с трудом понимал, как сумел взобраться на такую высоту. Позади него с кряхтением вылезли на верх Рис и Селезия, Элден и Индра, О'Коннор и Матус – как и в прошлый раз, все они по верёвкам взобрались на Остров Света.
Тор, истощённый подъёмом, не поднимаясь с колен, обвёл взглядом раскинувшийся перед ним ландшафт, и сердце его сжалось от боли. Прежде чем он увидел жуткое зрелище, он успел учуять тяжёлый запах гари и дыма и ощутить жар от тлеющих костров – дела рук тех неведомых существ, что взялись уничтожить остров. Они сожгли дотла и сравняли с землёй место, которое совсем недавно казалось раем, неуязвимым ни для какого зла. Остался только пепел.
Торгрин поднялся на ноги и немедля тронулся в путь. С бешено колотящимся сердцем он бежал вглубь острова, всюду ища Гувейна. Состояние этого места нагоняло на него дурные мысли, и не хотел думать о том, что он может найти.
"ГУВЕЙН!" – кричал Торгрин, сложив руки, как рупор, у рта, мчась по дымящимся холмам.
Его голос эхом отдавался от склонов, будто дразня его, а потом снова повисала тишина.
Высоко в небе раздался одинокий крик, и Тор, подняв голову, увидел, что Ликополз всё ещё кружит над ним. Она вскрикнула снова, нырнула вниз и направилась к центру острова. Тор сразу почувствовал, что она ведёт его к сыну.
Тор побежал быстрее, остальные – за ним, и вместе они высматривали посреди обугленной пустоши хоть какие-то человеческие следы.
"ГУВЕЙН!" – снова позвал Тор. "РАГОН!"
Чем дольше он смотрел на разорённый, почерневший остров, тем меньше верил в то, что кто-то здесь мог выжить. Пологие склоны холмов, ещё недавно зелёные от шелковистой травы и раскидистых деревьев, теперь напоминали чью-то кожу, покрытую ранами и ожогами. Тор гадал, какие существа, кроме драконов, были способны учинить такой разгром, и, что ещё важнее, кто их контролировал, кто прислал их сюда и зачем. Кому мог настолько понадобиться его сын, чтобы послать за ним армию?
Тор поднял глаза к горизонту, надеясь заметить Рагона или Гувейна, и сердце его упало – их там не было. Только тлеющие угли вспыхивали красными точками на холмах.
Он убеждал себя в том, что Гувейн мог как-нибудь спастись. Но не знал, как это было возможно. Если такой могущественный колдун как Рагон не смог остановить побывавшие здесь неведомые силы, то как бы ему удалось спасти его сына?
В первый раз с самого начала поисков Тор начал терять всякую надежду.
Они бежали и бежали, то поднимаясь в гору, то сбегая вниз, и, когда они взобралась на верхушку особенно высокого холма, О'Коннор, шедший впереди, вдруг возбуждённо замахал руками.
"Там!" – крикнул он.
О'Коннор показывал в сторону обгоревшего остова древнего дерева с искорёженными обугленными ветвями. Тор присмотрелся и увидел под деревом неподвижное тело.
Он тотчас понял, что это был Рагон. Но Гувейна нигде не было видно.
Тор, исполнившись ужаса, рванулся вперёд и упал на колени рядом с колдуном, всюду ища своего сына. Он надеялся, что Гувейн мог прятаться в складках мантии Рагона, или где-то поблизости – например, в расселине между валунами.
Но, увы, его там не было.