«Ну, тогда тебе лучше поторопиться!» - взревел солдат, пытаясь пнуть ногой воздух рядом с Сартесом, чтобы заставить его двинуться вперёд. Остальные засмеялись так, будто это была лучшая шутка из всех, которую они когда-либо слышали.
Казалось, что одним из самых важных неписаных правил было то, что новобранцы были основной мишенью для нападок. С тех пор как Сартес сюда прибыл, его постоянно били кулаками, шлёпали и толкали. Его заставляли бегать, пока он не начнёт терять сознание, а затем бежать ещё и ещё. Его нагружали таким количеством снаряжения, что ему казалось, будто он не сможет встать, заставляли его нести эту амуницию, рыть ямы в земле без явной на то необходимости, работать. Он слышал истории о людях, которые любили поступать с новобранцами гораздо хуже. Даже если бы они умерли, какое для армии это имело значение? Их привозили сюда, чтобы отдать на растерзание врагу. Все ждали, что рано или поздно они умрут.
Сартес думал, что умрёт здесь в первый же день. К его концу он даже почувствовал, что ему этого хочется. Он свернулся калачиком в палатке из очень тонкого материала – такую ему выдали – и задрожал, надеясь, что земля поглотит его. Невероятно, но следующий день был даже хуже. Был убит другой новобранец, чьё имя Сартес даже не успел узнать. Его поймали, когда он пытался сбежать, и все были обязаны наблюдать за его казнью, как будто так им преподавали какой-то урок. Единственный урок, который удалось усвоить Сартесу, заключался в том, насколько жестокой была армия со всяким, кто позволял ей заметить, что он напуган. Именно тогда он начал пытаться похоронить свой страх, не показывать его, хотя на самом деле теперь не было и минуты в его жизни, когда он переставал быть начеку.
Он обогнул несколько палаток, ненадолго сменив направление, чтобы заскочить в одну из них, где пару дней назад одному из поваров понадобилась помощь в написании письма домой. Армия почти не кормила своих новобранцев, и Сартес чувствовал, как его желудок урчит, почуяв близость еды, но он всё равно не ел то, что взял с собой, пока бежал к палатке своего командира.
«Где ты был?» - спросил офицер. По его тону Сартес понял, что рассказывать правду про задержавших его солдат не имеет смысла, в качестве оправдания это не сработает. Но Сартес это предвидел. Именно поэтому, отчасти, он и заглянул в палаточную столовую.
«Захватил по пути вот это, сэр», - сказал Сартес, протягивая командиру яблочный пирог, который, как он слышал, был его любимым блюдом. «Я подумал, что сегодня у Вас может не оказаться возможности взять его самому».
Тон офицера мгновенно сменился. «Очень предусмотрительно, новобранец…»
«Сартес, сэр», - Сартес не рискнул улыбнуться.
«Сартес. Солдаты, которые умеют думать, нам здесь не помешают. Хотя в следующий раз помни, что приказ всегда должен стоять на первом месте».
«Да, сэр», - сказал Сартес. «Вам требуется что-то ещё, сэр?»
Командир махнул ему рукой: «Не сейчас, но я запомню твоё имя. Свободен».
Сартес покинул павильон командира, чувствуя себя намного лучше, чем когда он вошёл. Он не был уверен, что этой небольшой хитрости будет достаточно, чтобы спасти его от кары за задержку, возникшую из-за солдат. Однако, похоже, он избежал наказания и сумел занять определённую позицию: офицер узнал, кто он такой.
Сартес словно ходил по лезвию ножа, но в это время вся армейская жизнь была для него такой. До сих пор он выживал здесь, применяя смекалку и держась подальше от самых агрессивных форм проявления насилия. Он видел, как мальчиков его возраста убивали, или избивали так сильно, что было очевидно – они скоро умрут. Тем не менее, он не был уверен, как долго он сможет действовать в том же духе. Для новобранца вроде него это было такое место, где насилие и смерть не будут долго ждать в сторонке.
Сартес сглотнул, думая обо всём, что может пойти не так. Солдат может слишком сильно тебя избить. Офицер может обидеться на любую мелочь и назначить крайне суровое наказание, чтобы другим было неповадно поступать так же. В любой момент Сартеса могли отправить в сражение, а он слышал, что новобранцы обычно шли впереди всех, это делалось с целью «отсеять слабых». Даже процесс обучения может оказаться смертельным, ведь в армии редко используется затупленное оружие, а новобранцам нечасто дают полезные инструкции.
Единственный страх, который шёл впереди всех остальных, заключался в том, что кто-то узнает, что он пытался присоединиться к Рексусу и повстанцам. На самом деле вероятность была крайне мала, но даже она перевешивала всё остальное. Сартес видел тело солдата, обвинённого в симпатии к повстанцам. Его же подразделению было приказано разрубить его на куски, чтобы доказать свою преданность. Сартес не хотел закончить так же. Одной мысли об этом было достаточно, чтобы заставить его желудок сжаться не только от голода.
«Вот ты где!» - раздался голос, и Сартес вздрогнул. Было невозможно избавиться от ощущения, что, каким-то непостижимым образом, кто-то догадался, о чём он думает. Он заставил себя хотя бы притвориться спокойным. Сартес оглянулся и увидел солдата в броне сержанта, мускулы на поверхности которой были выдолблены особо тщательным образом, на его щеках виднелись рубцы, настолько глубокие, что практически вырисовывали собой некий пейзаж. «Это ты посыльный старшины?»
«Я только что отнёс ему сообщение, сэр», - сказал Сартес. Это было почти что правдой.
«Тогда ты подойдёшь и мне. Иди и выясни, куда задевались тележки с моими пиломатериалами. Если кто-то решит доставить тебе неприятности, просто скажи им, что тебя послал Венн».
Сартес моментально отдал честь: «Сию минуту, сэр».
Он убежал выполнять поручение, но, когда он отправился в путь, то не стал сосредотачиваться только на одной миссии. Он пошёл более длинной дорогой, окольным путём. Так он мог осмотреть окраины лагеря, подметить его геостратегические точки, что позволило бы ему найти его слабые места.
Поскольку, живым или мёртвым, Сартес найдёт способ сбежать отсюда сегодня же вечером.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Люциус пробирался сквозь толпу знати в тронном зале замка, кипя от злости. Он злился на то, что ему приходилось всех расталкивать, хотя на самом деле все должны были расступиться и поклониться ему, уступая дорогу. Он был возмущён тем фактом, что Танос забрал себе всю славу, сокрушив повстанцев на Хейлоне. Однако, прежде всего, он гневался на то, что случилось на Стадионе. Эта заноза Церера снова разрушила его планы.
Люциус видел, что впереди стоят король с королевой, которые увлечены беседой с Космасом, старым дураком из библиотеки. Люциус думал, что их последней встречей с пожилым учёным будет время его детства, когда их всех заставляли учить нелепые факты о мире и его работе. Но нет, очевидно, после предоставленного Космасом письма, рассказывающего об измене Цереры, король стал прислушиваться к нему.
Люциус продолжал двигаться вперёд. Он слышал, как придворные вокруг плели свои мелкие заговоры. Он видел свою дальнюю родственницу, кузину Стефанию, стоящую неподалёку, она смеялась над какой-то шуткой другой красиво одетой благородной особы. Она оглянулась и, выдержав достаточно долгий взгляд Люциуса, улыбнулась ему. Люциус уже давно определил, что эта девушка на самом деле совершенно пуста. Но красива. Возможно, в будущем, подумал он, у него появится возможность проводить больше времени с дамой дворянских кровей. По крайней мере, он был не менее статным юношей, чем Танос.
Однако сейчас Люциус был слишком зол на то, что случилось, и даже эти мысли не могли его развлечь. Он подошёл к подножию тронов, прямо к краю возвышающегося там помоста.
«Она всё ещё жива!» - выпалил он, приближаясь к трону. Ему было всё равно, что он произнёс эти слова достаточно громко, чтобы они могли разнестись по всей комнате. Пусть они слышат, решил он. Конечно, не имело значения, что Космас до сих пор шептался с королём и королевой. Что интересного, подумал Люциус, может рассказать человек, проводящий всё своё время за свитками?
«Вы меня слышали?» - спросил Люциус. «Девушка…»
«Да, всё ещё жива», - парировал король, останавливая его речь поднятием руки вверх. «Мы обсуждаем более важные темы. Танос пропал, отправившись на битву за Хейлон».
Этот жест лишь ещё больше разозлил Люциуса. Он решил, что с ним обращаются будто с прислугой. Но, всё же, он ждал. Сейчас было бы неприемлемо навлечь на себя гнев короля. Кроме того, ему потребовалась пара минут, чтобы переварить услышанное.
Танос пропал? Люциус пытался понять, как это на него повлияет. Изменит ли это его положение при дворе? Он снова задумчиво посмотрел на Стефанию.
«Спасибо, Космас», - сказала наконец королева.
Люциус наблюдал, как учёный вновь присоединился к толпе глазеющих дворян. И только тогда король и королева обратили на него своё внимание. Люциус попытался выпрямиться. Он не хотел, чтобы кто-то заметил обиду, разгоревшуюся в нём из-за небольшого оскорбления. Люциус убедил себя, что, если бы кто-то другой повёл себя с ним подобным образом, он прикончил бы его в это же мгновение.
«Мы знаем, что Церера пережила последнюю Бойню», - сказал король Клавдий. Люциусу показалось, что тот ни капли этим не раздражён, не говоря уже о близости к тому закипающему гневу, который разгорался в сердце Люциуса при одной лишь мысли об этой простолюдинке.
Но потом Люциус подумал, что ведь не короля победила эта противная девчонка. И даже не один раз, а два, если учитывать тот случай, когда он пошёл в её комнату, чтобы преподать ей урок. Люциус чувствовал, что у него есть все основания, у него есть полное право считать её выживание личным оскорблением.
«Тогда вы знаете, что так больше не может продолжаться», - сказал Люциус. Он не был в состоянии разговаривать более вежливым тоном, как ему сейчас следовало бы. «Вы должны с ней расправиться».
«Должны?» - переспросила королева Афина. «Осторожнее, Люциус. Мы всё ещё твои правители».
«С глубочайшим уважением, ваши величества», - сказала Стефания, и Люциус сфокусировался на том, как она заскользила по полу в своём шёлковом платье. «Люциус прав. Мы не можем продолжать сохранять жизнь Церере».
Люциус заметил, как глаза короля слегка сузились.
«И как же вы предлагаете нам поступить?» - поинтересовался король Клавдий. «Вытащить её на песчаный берег и обезглавить? Это ты предложила сделать её воином, Стефания. Ты не можешь жаловаться на то, что она не умерла достаточно быстро, чтобы тебя удовлетворить».
Люциус отчасти понимал такое объяснение. Для её умерщвления не было никакого повода, а для народа, кажется, это очень важно. Но ещё более удивительным для него было то, что люди действительно полюбили её. Однако почему? Потому что она немного умела драться? Насколько мог судить Люциус, этим навыком овладел бы любой дурак. Многие дураки так и делали. Если бы у народа были в голове хоть какие-то здравые мысли, он отдавал бы свою любовь тем, кто действительно её заслужил – своим законным правителям.
«Я понимаю, что нельзя просто взять и казнить её, Ваше величество», - сказала Стефания, невинно улыбнувшись, что, как заметил Люциус, всегда удавалось ей с невероятной лёгкостью.
«Я рад, что ты это понимаешь», - сказал король с явным раздражением. «Но ты также должна понимать и что случилось бы, будь ей теперь причинён вред, верно? Теперь, после того, как она сразилась в открытой битве? Теперь, после того как она победила?»
Люциус, конечно, это понимал. Он не был ребёнком, для которого политика была лишь непонятным словом.
Стефания подвела итог: «Это подстегнёт революцию, Ваше величество. Городской народ может взбунтоваться».
«Нет никакого «может», - сказал король Клавдий. «У нас есть Стадион, и он существует по этой причине. Люди жаждут крови, и мы даём им то, чего они хотят. Эта потребность в насилии может легко обернуться и против нас».
Люциус глухо засмеялся. Трудно было поверить, что король действительно думал, что население Делоса когда-нибудь сможет отнять у них трон. Он видел их, и они не были кровожадными монстрами. Они были сбродом. Преподать бы им урок, подумал он. Уничтожить достаточно людей, показать им, что будет, если они не начнут слушаться, и тогда они моментально станут шёлковыми.
«Что тебя так веселит, Люциус?» - спросила его королева, и Люциус услышал в её голосе колкость. Королю и королеве не нравилось, когда над ними смеются. К счастью, ему было что ответить.
«Просто мне кажется, что решение очевидно», - сказал Люциус. «Я не прошу казни Цереры. Я говорю, что мы недооценили её боевые способности. И в следующий раз мы не должны повторить той же ошибки.
«И дать ей возможность стать ещё более популярной в случае победы?» - спросила Стефания. «Благодаря победе люди и полюбили её».