Гилофобия
Пока меня вытаскивали и усаживали в кресло, я пялилась на красный кирпич. Рамы окон коричневые, – пластиковые «под дерево». Видимо, хозяева дома хотели, чтобы дом подходил природе. Замысел не сработал.
Я ежилась от того, как неуютно было. Хуже чем на кладбище. До ступеней меня докатил Сергей. Дальше мать протирала колеса. Дорожка чистая, поэтому разобрались быстро. С коляски снимать меня не стали. Передние колеса поднял Руслан. Сзади коляску держал Сергей. Я до сих пор не понимала, зачем так мучиться ради меня. Могли и в больнице оставить. Но все упорно продолжали страдать и пытать меня за компанию.
Входная дверь открыта настежь, поэтому меня внесли сразу в дом и поставили на пол уже в холле. Народу собралось много. Не все из них ездили на кладбище. Наша компашка прошествовала до столовой. Длинный стол накрыли как на праздник. Никто не плакал. Если бы не траур, то я бы засомневалась, что попала на похороны, а не старушечий день рождения.
Коляску подкатили сразу к столу. Если не можешь ходить, то никакого тебе мытья рук после улицы. Поэтому на еду я только смотрела. Сергей бросил меня, как только с ним поздоровались. Он быстро забыл о семье, когда на горизонте замаячило обсуждение работы. Рядом со мной сел Феликс, за ним мама, которая устало объясняла, что кутья – это традиционное блюдо, а не вольность ленивого повара. Брат морщился. Не верил.
Слева от меня сидел Руслан. Ему отчим вверил заботу о «неудобной» падчерице. Бывший то и дело косился на меня, я не могла уйти и терпела, делая вид, что разглядывание гостей и еды – невероятно увлекательное занятие. И все же, я понимала, что поговорить с Русланом рано или поздно придется, если моя семья не решит покинуть похороны пораньше. Рассчитывать на это не приходилось, вначале Сергей метался между гостями, а потом в дом вошел отец Светы. После громких сочувственных речей большинство мужчин удалились.
Мать Светы осталась у пожилой женщины, та, судя по всему, хозяйка дома и жена почившего. Света же села напротив меня. И вновь нас что-то разделяло. В этот раз широкий стол. Подруга не плакала, ни с кем не общалась. Мы периодически переглядывались. Она смотрела то на меня, то на Руслана. Он изредка что-то жевал.
Ощущение, что не от голода, а от скуки. Видимо, он так же не мог уйти. Хотя я не совсем понимала почему. Света хоть выглядела убитой. Причина ее нахождения здесь ясна. Она скорбела. По крайней мере, производила такое впечатление.
Медленно гости опустошали блюда. Разговоры из аккуратных перешептываний становились живее и веселее. Мне не терпелось нормально поесть. Феликс заскучал после того, как разобрался с ближайшими сладостями. Он дергал мать. Она ни к чему так и не притронулась. Сидела с идеально ровной спиной и озиралась настороженно, словно птичку в клетку к хищникам подсадили.
Становилось слишком уж скучно и неудобно. Света не предпринимала попыток пересечь расстояние между нами, а я хоть и хотела ее поддержать, но не решалась попросить Руслана о помощи. Кого угодно, но не его. Но кто угодно, не подворачивался, а время шло.
Поэтому я обрадовалась и возвращению Сергея. По его жесткому взгляду я поняла, что улыбаться не стоило. Отчим подошел к матери, они перебросились парой слов, и он вновь покинул столовую. Мать встала и обратилась к Руслану:
– Поможешь?
Она не взглянула на меня, сразу покатила коляску от стола. Я неловко мяла плед, меня никто ни о чем не спрашивал, просто катили куда вздумается, не удосужившись даже объяснить зачем. Это злило. В итоге со Светой поговорить не удалось. Она едва заметно помахала мне, из-за стола не вышла.
Я испытывала неловкость, когда отчиму пришлось пересаживать меня из кресла в машину, но сейчас те чувства казались поблекшими на фоне того, что его сменил Руслан. Он усадил меня на заднее сиденье автомобиля и убрал коляску, сам сел на переднее. Мать за руль. Феликс ко мне. Как только мы тронулись, брат схватился за спинку маминого кресла и выпалил:
– Кто умер-то?!
Я хотела одернуть Феликса, но Руслан ответил:
– Дед.
– Чей?!
– Мой.
– У тебя был дед? – вновь спросил Феликс и нахмурился. – Я понимаю, что у твоих родителей есть родители, но вот я своих дедов никогда не видел. Думаю, если бы один из них умер, мы бы не стали праздновать.
– Мы и не праздновали, – грубо вмешалась мать. – Это похороны.
Неожиданно. На Феликса она редко ругалась.
– Но никто не плакал, – продолжал брат. – Только Света расстроилась.
Руслан фыркнул. Мамину реакцию в виде поджатых губ, я наблюдала через зеркало.
– Света – нытик, – ответил Руслан.
Я сложила руки на груди и отвернулась к окну. Мы выехали на трассу.
– Зачем ты обзываешь сестру? – негодующе выдал Феликс. – Если уж и говоришь гадости, то говори ей в лицо. За спиной сплетничают трусы.
Я не сдержала улыбки. Руслан посмеялся:
– И как часто ты Але гадости говоришь?
Феликс сжался:
– Не хватает ей гадостей, по-твоему?
Прозвучало серьезно. В автомобиле мгновенно повисло молчание. Всю дорогу до дома я обдумывала услышанное. Не меня ли он имел в виду, когда говорил про россказни за спиной? Грустно, что младшему брату приходилось выслушивать что-то подобное. Здорово быть поводом для гордости, а не для сплетен. Жаль, что я не способна изменить себя и стать обычной.
В подтверждение этих мыслей из машины, из-за неизвестно как обожженных ног, доставал бывший. До дома он нес меня на руках, приговаривая, что коляску дольше разбирать, а нам все равно подниматься на второй этаж.
Я обнимала Руслана за шею, чтобы облегчить ему дорогу, и втайне наслаждалась знакомым кофейным запахом, когда-то вскружившим мне голову. Хотя Руслан мог воспользоваться и любым другим приемом или вообще ничего не делать, чтобы понравиться мне. Я бы все равно повелась. Уж очень он симпатичный, а я одинокая.
Феликс бежал впереди нас, чтобы открывать двери. У моей комнаты я напряглась в ожидании увидеть худшее: обугленную спальню. Но та предстала перед нами совершенно нормальной. Устранили последствия пожара или очаг возгорания был небольшой?
– Что с тобой?
Я вздрогнула от неожиданности. Посмотрела на Руслана. Зря. Смутилась. Не вовремя. Ведь я не могла убежать или хотя бы спрятаться, чтобы пережить позор в одиночестве. Руслан мотнул головой, призывая Феликса уйти. Тот сделал вид, что не заметил, и залез на кровать. Он похлопал по центру и сказал:
– Аккуратно только. А то Аля и так плохо выглядит.
Мои щеки заполыхали. Самоуважение осталось лишь в воспоминаниях. Руслан, не добившийся ухода Феликса, выполнил его указания. Я старалась не издавать звуков, но мое лицо явно выражало всю боль, причиненную касаниями ран о поверхность одеяла. Пока я пыталась не заорать или не отключиться, Руслан каким-то чудом выставил Феликса за дверь. Я поздно осознала, что мы остались наедине в запертой комнате. Дошло, когда я услышала щелчок замка. Я им почти никогда не пользовалась. Мать запрещала: переживала, что не спасет меня, если я что-то натворю во сне.
Руслан обернулся и уставился на мои ноги:
– И что случилось?
Я пожала плечами. Он прошелся по комнате, затем остановился у изголовья кровати. Я недоуменно пялилась на бывшего, что бы он ни хотел от меня, его это беспокоило, судя по сведенным темным бровям.
– Зачем сказала Свете, что мы встречаемся?
– Что? – удивленный вопрос вырвался без спроса. Слишком уж неожиданно услышать подобное. Я поспешила оправдаться: – Не говорила я такого.
– Тогда почему она спрашивает, сошлись ли мы?
– Уверена, ты что-то перепутал, – промямлила я, судорожно соображая, что подвигло Свету задать Руслану этот вопрос.
Он вновь бродил по комнате. В этот раз задумчиво. Моя первая яркая волна злости на него прошла, теперь поднялось любопытство.
– Почему ты вернулся? – спросила я. Глаза опустила, когда Руслан поднял свои. Я желала услышать, что его возвращение связано со мной. Мозгом понимала, что это глупо и самонадеянно, но в душе с этим ничего поделать не могла.
– Помнится, я пытался с тобой нормально поговорить, но ты, как главная обиженка, убежала, не дав мне и шанса все объяснить.
Я вспыхнула от негодования. Хотелось крикнуть, что у него был шанс, время и возможность до переезда, но он ими не воспользовался. А про мобильник и интернет, с помощью которых общаться можно почти из любой точки мира, Руслан и сам должен был догадаться. И я промолчала. Пусть катиться.
Но он продолжал топтать пол в моей комнате, а я нервничать. Я бы выгнала его, но по правде говоря, не особо хотела. Нравилось наблюдать за ним даже мельком.
– И почему ты уехал? – От волнения было сложно говорить.
В голосе Руслана слышалась улыбка:
– Ты хотела спросить, почему я вернулся?
Я кивнула. Все хотела знать, как он не понимал! Я сидела с опущенной головой, рассматривала костяшки пальцев, когда услышала, что он подходит. Сердце угрожающе заколотилось. Орган – предатель. Громким стуком выдавал мои чувства.
Кровать промялась. Я поморщилась от того, что ноги пошевелились. Но когда посмотрела на подсевшего, тот выглядел так, будто не заметил моей боли. Наверное, физические страдания не отразились на лице, раз Руслан продолжал улыбаться. Или он приписал их эмоциональности момента. Я злилась на него, но в голове не к месту летели воспоминания совместного времяпрепровождения. Они включали в себя объятия, поцелуи и ими не ограничивались. Это особенно раздражало, ведь так успокоиться было еще сложнее.
– Мы никогда не обсуждали будущее, – начал Руслан, чуть посерьезнев. – Не задумывалась почему?
Я помотала головой. Думала, это потому что мы оба жили моментом. Руслан продолжил:
– Не рассчитывал, что у нас есть будущее.
Если бы стояла, то точно бы упала. Ноги бы подкосились. Я отвернулась, старалась не заплакать. Ощущение, что пощечину отвесили. Я дышала этими отношениями, а для него это была интрижка.
– Собирался уехать еще до того, как мы начали встречаться, – заявил он и повернул мое лицо обратно. – Но ты меня задержала. Из-за тебя я остался так надолго. Каждый день, когда я игнорировал желание бежать, был как в Аду. А ты мой личный демон, подбрасывающий поленья в костер.
После последних слов по моей спине пробежал холодок. Костер. Поленья. Я подбрасывала? Я посмотрела на свои забинтованные ноги. Всего мгновение, и Руслан вернул внимание на себя. Поцелуем. Это было так неожиданно, что я не ответила. Одеревенела.
В комнату постучались. Руслан резко отстранился и хмуро уставился на дверь. По ней тарабанили все настойчивее.
– Эй! Вы чего закрылись?! – орал из коридора Феликс.
Стук не прекращался. Пришлось впустить наводящего шум ребенка. Руслан беззаботно сказал:
– Твоей сестре нужен покой. Не устраивай сцен.
Феликс недоверчиво косился на него. Он принес воды. Видимо, под этим предлогом Руслан и сплавил мелкого из комнаты. Брат впихнул стакан в мои руки. Пришлось пить. Я старалась не захлебываться, но все равно дважды подавилась. Пока кашляла, ощущала на себе взгляд.
Что за дичь?! Зачем Руслан меня поцеловал? Он что правда это сделал?! Не верилось.
А ведь однажды, когда я гостила у Светы и только заглядывалась на Руслана, это заметил его отец. Тогда показалось, что Евгений Васильевич решил мне помочь. Он сделал комплимент, от которого я густо покраснела, а затем спросил у сына: не правда ли, я красавица.
Руслан тогда даже не посмотрел на меня и выдал четкое:
– Нет.
Это была не единственная попытка его родителей свести нас. Они постоянно, словно невзначай, бросали какие-то замечания, вгоняющие нас в краску. Забавно, что именно из-за этого, когда мы наконец сошлись, то говорить об этом родителям было неловко. Мы пытались встречаться тайком. Но все, естественно, вскрылось.
Феликс поставил стакан со злосчастной водой на тумбочку и сел на край кровати, тем самым дав понять, что уходить никуда не собирался. Я не знала, как его вновь отослать. Нам бы с Русланом поговорить нормально. Что, если мы сойдемся после этого?
Мысль настолько отчаянная, что я прогнала ее подальше. При Феликсе с Русланом ничего не обсудишь. Брат никогда не любил Руслана. А уж когда мы начали встречаться, так вообще все время вмешивался. Наверное, ревновал, что сестра уделяет ему меньше внимания, чем какому-то парню. Знал бы Феликс, что такой, как Руслан, мне даже в смелых мечтах не светил и что своим поведением брат обрекал меня на одинокую старость.
– Раз помощь больше не нужна, я пойду, – буркнул Руслан и скрылся в коридоре. Феликс уже открыл рот. Судя по выражению лица, собирался сказать гадость, как в проеме вновь показалась голова Руслана: – Телефон мой у тебя еще есть?
Я вспыхнула. Пересилив себя, кивнула. Я помнила его наизусть.
Глава 15. Зализывать раны
Я ползла. Более плачевное положение и представить трудно. Хуже, чем быть в лесу, кишащем опасными тварями, – только быть в лесу, кишащем опасными тварями, когда ноги не рабочие. Спасибо углям, в которые я влетела. Идиотка. Минутная слабость могла стоить мне жизни не только в прошлом кошмаре, но и в этом. Как убежать от опасности, если бежать не способен?!
С другой стороны, я прекрасно понимала, что не устояла бы и вновь ринулась в огонь. Воспоминания проносились в голове яркими вспышками. Вот я стояла у деревьев. Прямо на границе холмов. Они устанавливали столб. Это было так странно, что я приросла к месту. Не верила, что произойдет именно то, чего так боялась.
А потом к столбу потащили его. Я помнила парня из церкви, Максима с листовки. Слова его сестры выжглись у меня на подкорке: «Удобная позиция – закрывать глаза на царящий вокруг беспредел». Тогда в кафе они меня обидели. Сейчас я понимала – это потому, что они правдивые. Быть пассивным наблюдателем удобно. А еще безопасно.
И теперь я расплачивалась за то, что приняла участие в чужом спасении. Побежать в костер! Я просто не могла слушать крики. Максима жгли заживо! Что я могла сделать? Только попытаться его вытащить из пламени. Но даже до столба не добралась. Проснулась не вовремя. Или это спасло мне жизнь. Я сомневалась, что в сущности произошло. Рассвет наступил неожиданно. А потом голос матери, суматоха, больница.
Я совсем запуталась. Иногда этот мир казался реальнее настоящего. Здесь я все помнила. Поэтому особенно остро восприняла страдания того парня. Он будто соединял в себе два мира. Находился на их пересечении.
Поэтому я и не закрыла глаза в этот раз. Лида, Макс, – они настоящие. Даже здесь. Но сейчас я жалела. Ведь Максиму я не помогла, а вот ноги пострадали. Да я вообще ничего не сделала, кроме как обожглась. В чем смысл спасать людей, если те все равно умирали?!
Я устала ползти. Раны под бинтами ныли. Любое касание приносило боль. Я уселась под деревом. Вот так и умру здесь. Одна в темном лесу. Захотелось плакать. Чувствовала себя обессиленной и одинокой. Мать всегда говорила, что сны – это игра воображения. Психологи повторяли то же. Но что мне делать, если, находясь здесь, я чувствую все таким реальным?!
– Сумасшедшая, – подытожила я размышления.
Раз я не могу доползти до безопасного места, то пусть меня убьют уже наконец. И будь что будет. Все говорили, что умирать во сне хоть и страшно, но проходит это без последствий. Я никогда не умирала во сне. Было страшно из-за увечий в реальности. Но раз все вокруг твердили, что на самом деле раны я наношу себе в реальности, то так и должно быть. Не могут же все ошибаться? Шизофреники же верят в свои галлюцинации. Люди с манией величия в свое особое происхождение и миссию. Параноики в преследователей. Так с чего я взяла, что могу судить, где реальность?!
Голова шла кругом. Я хотела поджать ноги, чтобы хоть немного согреться. Пожалела, как только двинулась. Ожоги под бинтами заныли. И я заныла. А что еще делать-то? Плана лучше у меня нет. В настоящей жизни начни я реветь, пришлось бы объяснять причины. Но объяснить их не получилось бы. Ведь там я не помнила всего. Только здесьпазл складывался: я знала, откуда появлялись раны. Жизнь во сне такая понятная. Ровно до момента пробуждения.
Если бы во сне было больше логики, то я уверовала бы, что этот мир настоящий, а не тот. И тогда… Я не представляла, как это было бы ужасно. Получилось бы, что настоящее отвратительно. А вот мир, где у меня есть брат, – благополучный сон.
Я отгоняла эти мысли. Ну нет. Феликс существовал. А если нет, то не надо мне никаких реальностей. Мрачное настроение разрушил свист. Я напугалась, а потом поняла, что это тот же напев, которым меня когда-то приманили к реке. Я никогда не пробовала свистеть, но вдруг ощутила острое желание научиться. Не кричать же. Хотя и звуками, которые я производила в попытках свистеть, можно было привлечь опасность.
Когда я ответила достаточно громко, чужая песня затихла. В лесу повисла тишина. Ни шороха. Я пожалела об изданных звуках моментально. В случае неудачи я не убегу. Какая же дура. Страх находиться в одиночестве настолько въелся в меня, что я действовала, не задумываясь о последствиях. Раньше просто некого было звать.
Я прикрыла глаза. Точно умру сегодня. Поделом мне. За тупость, нытье и трусость.
Ужасно замерзла. А холодная земля, как назло, ассоциировалась с могилой, которую совсем недавно удалось увидеть. Психолог говорила о чем-то подобном. Что сны – игра подсознания. Я задумалась, не навеян ли этот сон недавними похоронами.
Вблизи раздался шорох. Я в ужасе распахнула глаза. Рядом с моим носом был чужой. От неожиданности отклонилась. Затылком стукнулась о дерево. Ойкнула.
Острозубик перестал улыбаться и присел на корточки у моих ног. Те ему не нравились, судя по тому, как он хмурился.
Я терла шишку на затылке в надежде, что это уменьшит ее. Но она росла. Однако даже синяк не убавлял радости, что я теперь не одна. Еще бы этот кто-то не тыкал пальцем в мои раны!
Я треснула его по руке. Острозубик отскочил. Видимо, тоже не ожидал от меня подобной реакции. Я опомнилась и промямлила:
– Больно же.
Он не ответил, пару секунд молча смотрел, затем подполз. Наверное решил, что опасность в виде физической расправы миновала. От его испуга я растеряла всю воинственность. Уже решила, что все наладилось, как парень наклонился к бинтам. Еще ноги мне не нюхали. Я тяжело вздохнула, злилась на свою наивность, что передо мной человек. Его действия кричали об обратном. Я не покраснела, начала привыкать.
Острозубик покружился рядом с моими ногами. Еще раз попытался их потрогать. Пришлось немного размотать бинт, чтобы показать, чем таким необычным я пахну. Он-то с его привычкой пользоваться вместо слов слухом и нюхом, явно учуял запах паленой человечины.
Обожженная кожа произвела на него впечатление. Он, наконец, сел и уставился на раны так, будто те никогда не заживут и со мной этот недуг навсегда.
– Это ничего, – попыталась я его развеселить. – До свадьбы заживет.
Он посмотрел мне в глаза. Сомнительно, что понял хоть что-то, кроме моего смешка. В ответ на него уголок губ Острозубика едва заметно приподнялся. Не полноценная улыбка, но хоть не страдал вместо меня.
Он стал разматывать бинты. Я не могла нормально сопротивляться, в моем распоряжении лишь руки и немного пространства для движений, не причиняющих боли. Острозубик поймал мои руки и вдавил их коленом в землю, а затем продолжил снимать бинты. Я хотела ругаться, вместо этого корежилась каждый раз, когда раны случайно задевали. В итоге не сразу заметила, что меня освободили. Зато отсутствие бинтов почувствовала отчетливо.
Ночная прохлада остужала ожоги. Выглядели те жутко. Когда-то гладкие ноги теперь: красные, в неровностях, сочились. Меня чуть не стошнило. Когда в больнице и дома меняли повязки, я старалась не смотреть. Вот и сейчас деревья казались гораздо интереснее.
Я размышляла, каков шанс без бинтов подцепить заразу на трехдневные раны, а потом поняла, что ноги не касались земли. Их держали на весу. Не успела я удивиться этому факту, как меня подняли. Теперь удивляться первому факту поздно. Мы еще и двинулись куда-то. Да так уверенно, что я не сомневалась, несущий меня Острозубик направлялся в конкретное место.
Мне некуда было девать руки, пришлось обнять его за шею. Он никак не отреагировал. Я же от шока, что меня дважды за сутки носят на руках красивые парни, окончательно растерялась. Шли молча.
Ну хоть теплее стало. Я прижималась, по ощущениям, к живому человеку. Вот это-то и заставило меня смутиться. Особой разницы между Русланом и Острозубиком я не заметила. Второй даже казался выносливее и сильнее. Немудрено, он ведь по лесу целыми днями бегал.
Я грустно улыбнулась своим мыслям. Если Острозубика нарисовало мое воображение, то он, конечно, не бегал по лесу днем, а я ничего такой творец. Я расслабилась, пока мы шли. Путь странный. Мы вроде брели по лесу, но в какой-то момент, я поняла, что не узнаю окружение. Воздух изменился, стал плотнее.
Я поежилась, хотя отогрелась о молчаливого носителя.
– Аля.
В этот раз испуг скрыть не удалось. Парень остановился. Мы уставились друг на друга.
– Аля, – повторил он мягко.
Я кивнула, и мы двинулись дальше.
Он что меня так успокаивал?
Если так, то это мило. Пока я обдумывала, накручиваю ли себя, мы остановились у подножья пригорка. Секунда, и я на холодном камне. Острозубик же стал рыть землю.
– Романтика, – выдохнула я огорченно.
Сон явно направился не в то русло. Если бы я была его создателем, то симпатичный странный парень не занимался бы ничем подобным. Пока тот пачкался, я наблюдала на ним. Оказалось, что под небольшим слоем земли камень. Я подумала, что зверек что-то искал и ошибся направлением, но он стал ворочать булыжник. Я осторожно, на коленях, чтобы пятки ничего не задевали, подползла ближе и уставилась в нору.
Я рассмеялась. Какой же абсурдный сон! Острозубик уставился на меня. Он улыбнулся. Забавно, что его радовало мое хорошее настроение. Он отступил от норы и мотнул на нее головой. Всю мою веселость, как ветром сдуло. Он что хотел, чтобы я туда залезла? В эту темную мрачную узкую пещеру или как там назвался этот туннель, ведущий неизвестно куда?
– Ты не кролик, а я не Алиса, – пошутила я.
Это не помогло. Острозубик толкал меня в нору. Я сопротивлялась. Страшно. Я не собиралась лезть в пещеру, которую он прятал от посторонних. Это что, его дом? Он здесь спит?
Я выругалась. Не спит он здесь. Это же мой сон. Острозубику не нужно отдыхать. Я нахмурилась. Хотя он-то не знал, что ненастоящий. Для него все, должно быть, реально. Если все это игра моего воображения, то чего я боюсь? Даже если застряну в пещере, то проснусь у себя в кровати. А повреждалась я, как говорили все, сама, пока сплю. Значит, просто не стоило калечиться. Легко, если не придется торчать в лесу. А ведь к этому меня и подталкивал Острозубик.
Но я все равно не желала соглашаться. Из норы веяло пустотой. Я уверена, что там никого нет, но яростно противилась до тех пор, пока меня не затолкали внутрь. Выход преградил мужской силуэт.
– Не хочу, – умоляла я, сгибаясь.
Тесно, – я с трудом развернулась в узком пространстве. Обожженными пальцами задела каменную стенку. Ойкнула. Под коленями так же чувствовала твердь. Не нора – пещера. Какая-то трещина в скалистой породе. С толку меня сбил тот факт, что Острозубику пришлось раскапывать вход. Сейчас же Острозубик пытался тем же камнем, что прятал пещеру, закрыть выход.
Я запаниковала. И так слабый свет мог пропасть. Худшее произошло. Мы остались в полной темноте. Она была такой плотной, что я потерялась. Пространство перестало ощущаться. Казалось, еще никогда мне не доводилось находиться в таком мраке. Пугала не темнота сама по себе, а полное отсутствие света. Вместе с ним будто пропали последние капли хорошего. Меня охватил ужас.
Я дернулась в ту сторону, где вроде бы находился выход. Наткнулась на кого-то. Пока он не заговорил, я даже не помнила, что не одна. Это было странно.
– Аля, – повторял он, поглаживая меня то по волосам, то по рукам.
Из-за страха я прижималась к тюремщику. Он теплый. Живой. А все вокруг казалось таким мертвым. Воздух точно могильный. Так пах страх. Смерть. Отчаяние.
Я нуждалась в жизни. Цеплялась за единственного, кто был рядом и чье сердце ритмично билось. Заметила, что перебарщиваю, когда почувствовала, как под моей щекой дрогнул мускул. Я вдруг осознала, что прижималась к чужому плечу, а носом упиралась в шею.
Я дернулась назад. Счастье, что Острозубик схватил за руку. Прижав мою ладонь к каменному холодному полу, ограничил движение, тем самым спас мой затылок от удара о потолок. Я на мгновение забыла, где мы находимся. Не стоило. Не лучшее место для беспечности. Нутром чуяла. И по-прежнему хотела сбежать. Но сопровождающий толкал, призывая ползти дальше. Или это было назад. Я уже ничего не понимала. Потерялась в пространстве.
Неловкость за содеянное окончательно выбила из колеи, и я послушалась. Самостоятельно уйти все равно не смогла бы. Не знала куда. Здесь все одно: непроглядная темень.
