Он мертв

– Может, к тебе еще память вернется, – сказал Влад, оказавшись на выходе из комнаты.

– Или, может, вы начнете рассказывать хоть что-то, – злобно кинула ему вслед.

Под «мы» имелась в виду вся семья. Брат поселил меня у себя. Хотя родители еще живы. Мы виделись с ними в больнице, когда меня по документам определили как их родственницу. Женщина показалась даже приятной и вежливой, а мужчина напрягал своим молчанием. Потом в помещение влетел долговязый парень и заявил, чтобы они убирались.

Разборки, кто где будет жить, длились два дня без моего присутствия. Я все это время спокойно лежала в стационаре. Потом пришел врач и сказал слушать высокого, представил его братом, назвал Владом и отправил вон из надежной больницы.

Брат пытался вернуть меня в жизнь. Но мир пугал неизвестностью. Влад сказал, что мы будем вместе работать, выдал текст, что следовало выучить, и каждый день добавлял все новую информацию про горы и леса, что лежали вокруг.

Мой чистый мозг заполнялся традициями, поверьями и легендами, которые так любят туристы. Но выходить к людям я по-прежнему не хотела. Брат же повторял, что из меня получится отличный экскурсовод и что я рано или поздно соберусь съехать. И лучше, чтобы у меня были опыт и деньги.

Мне нравилось жить у Влада. Дом, где мы находились, это место нашего взросления. Родители переехали из города в деревню. Я удивилась, что дом в итоге достался Владу. В больнице его отношения с мамой и папой не выглядели теплыми и семейными.

Брат задержался у двери. Он указал взглядом на выключатель.

– Не надо, – прошептала я. – Свет мне нужен, чтобы спать.

Парень кивнул.

– И псину свою забери, – проорала я ему.

Собака по-прежнему смотрела на меня. Я ее боялась.

– Она не моя. Говорил же! – донеслось из коридора.

Точно. Собака появилась совсем недавно. Когда я тут поселилась. Она встретила нас с братом на пороге. Я тогда спряталась за долговязого, решив, что собака его домашнее животное. Дом я увидела одновременно с псиной, поэтому все время забывала, что для этого места она тоже новый житель.

Брат выгонял ее несколько дней, но мастиф скулил под окнами вновь и вновь. Влад сказал, что, наверное, собаке совсем нечего есть, раз она возвращается постоянно. Брат сжалился. Псина поселилась с нами. У меня от вида черной шерсти мороз шел по коже. А внимательный взгляд собаки, слишком осмысленный, пробирал до костей.

Глава 4

Уговоры помогли. Влад разрешил пока не выходить с ним на работу, но с условием. Отправил меня в магазин. Частный сектор. Продуктовый только один – в конце улицы. Заблудиться невозможно.

Я куталась в осеннюю куртку. Холодный ветер завывал. Калитка скрипнула, когда я ее толкнула. Безлюдная улица без единого дерева тянулась далеко вперед. Домов по десять с каждой стороны. Собака, как и всегда, крутилась рядом. Я переживала, что если она кинется на меня, то никто не придет на помощь.

Но и людей я начала бояться, когда поселилась у брата. Он повторял одно и то же. Из раза в раз говорил, чтобы я не доверяла никому. Особенно родителям. Беспамятная вера в мир рушилась. В больнице я не была затворницей, активно общалась с другими пациентами, а потом вдруг сказали, что людям, растившим меня, по какой-то причине нельзя доверять. Незнание бороздило мозг и вселяло страх.

Что сделали мама и папа, если даже брат, нелюбящий животных, но все же приютивший собаку из жалости, стал относиться к родителям плохо? Почему повесил обузу в виде меня себе на шею, а не им? Те не против приютить меня, раз пришли в больницу.

Серая улица не выглядела дружелюбно. Слякоть замерзла и превратилась в твердую грязь. Некрасиво. Холодно. Мрачно. Таким был этот октябрь.

Первый шаг за ворота дался сложно. Второй сделать оказалось легче. Я вздохнула. Ледяной воздух обжег легкие. Вроде не страшно. Чего я боялась? Мимо меня промчался мастиф. Собака будто только и ждала нашей прогулки, словно ее держали в доме насильно все это время.