Жизнь и учение святителя Григория Богослова

Подготовка к Собору началась с момента издания императором Феодосием эдикта о Никейской вере в феврале 380 года: целью Собора должно было стать утверждение Никейского исповедания и избрание епископа для Константинопольской кафедры. Однако вопрос о епископе был заранее решен Феодосием: единственным достойным кандидатом представлялся ему Григорий. Феодосий вступил в столицу 24 ноября 380 года, после победоносной кампании против готов. Сразу по прибытии он встретился с епископом Демофилом, главой партии омиев, которому предложил подписать православное исповедание веры. Тот отказался. Феодосий также встретился с Григорием и передал ему в управление базилику Святых Апостолов. 26 ноября ариане были изгнаны из всех столичных храмов. На следующий день, 27 ноября, при участии императора и армии состоялась торжественная интронизация Григория в качестве архиепископа Константинопольского.

День интронизации был апогеем церковной карьеры Григория и остался одним из самых дорогих для него воспоминаний:

Наступило назначенное время. Храм был окружен солдатами,
Вооруженными и построенными в многочисленные ряды.
Туда же стремился народ, непрерывно увеличиваясь,
Волнуясь подобно песку морскому, или облакам, или волнам,
С гневом против меня[171 - Имеются в виду, вероятно, ариане или омии.], с мольбами к властям.
Рынки, дороги, площади, всякое место,
Двух- и трехэтажные дома сверху донизу были наполнены зрителями –
Мужчинами, женщинами, детьми, стариками.
Суета, рыдание, слезы, вопли –
Образ города, взятого штурмом.
А я, доблестный полководец,
С этой немощной и расслабленной,
Едва дышащей плотью
Шел между войском и предводителем, смотря вверх
И ожидая помощи с надеждой,
Пока не вступил в храм, сам не знаю как…
Было утро, но над всем городом лежала ночь,
Ибо тучи закрывали собою солнечный диск;
Такое вовсе не соответствовало торжественности момента…
Это доставляло удовольствие врагам,
Говорившим, что совершаемое не угодно Богу,
А мне причиняло тайную печаль в сердце.
Но когда я и носитель порфиры
Были уже внутри почетной ограды,
Вознеслась от всех общая хвала Богу,
Призываемому при помощи голоса и воздетых рук,
Тогда, по Божию повелению, так ярко воссияло солнце
Сквозь разошедшиеся тучи,
Что все здание, прежде мрачное,
Тотчас сделалось молниевидным,
И весь храм получил вид древней скинии,
Которую покрывало сияние Божие;
У всех просветлели лица и сердца.
Осмелев при таком зрелище,
Все стали громко требовать меня…
Крича, что для города самой первой и великой наградой станет…
Если престолу буду дарован я.
Так кричали чиновники и чернь –
Все в равной мере желали этого;
О том же кричали женщины сверху[172 - В византийских храмах для знатных женщин строились отдельные галереи.],
Почти забыв о требованиях приличия.
Все оглашалось каким-то невероятным громом…[173 - PG 37, 1120–1123 = 2.378–379.]

Хотя триумф Григория был полным, ариане предприняли последнюю отчаянную попытку изменить ситуацию в свою пользу: когда епископ был тяжело болен, к нему подослали убийцу. Последний, однако, явился с повинной к Григорию, припав к его ногам со слезами и рыданиями. Узнав о покушении, которое готовилось против него, Григорий был глубоко тронут, расплакался и простил своего потенциального убийцу. Об этом случае сразу же узнал весь город[174 - PG 37, 1129–1131 = 2.380–381.].

II Вселенский Собор. Отстранение Григория

Константинопольский Собор 381 года был созван Феодосием для упорядочения церковных дел, а именно для утверждения Никейского символа и избрания епископа для Константинополя[175 - Сократ. Церк. ист. 5, 7; Созомен. Церк. ист. 7, 5–6.]. Мнение о том, что он был созван специально для осуждения ереси македониан, не соответствует действительности: в актах Собора эта ересь упоминается в одном ряду с прочими ересями. Впрочем, на Соборе присутствовала группа из 36 епископов во главе с Елевсием Кизическим: им предложили подписаться под Никейским исповеданием, на что они ответили, что скорее примут арианство, чем «единосущие», после чего удалились с заседания[176 - Сократ. Церк. ист. 5, 8.]. Эта группа и получила условное название македониан (хотя никакой исторической связи с давно умершим Македонием Константинопольским у них не было)[177 - Ср. Поснов. История, 366–367.].

Акты Собора не сохранились, и о его деятельности можно судить лишь по нескольким постановлениям и по сочинениям Григория Богослова, который принимал в нем участие. Собор открылся в мае 381 года под председательством Мелетия Антиохийского, который после смерти Василия Великого возглавлял новоникейскую партию. 1-м Правилом Собора[178 - Mansi III, 560.] Никейское исповедание было торжественно провозглашено, а еретики – евномиане, или аномеи, ариане, или евдоксиане (омии), полуариане, или пневматомахи (македониане), савеллиане, маркеллиане, фотивиане и аполлинариане – осуждены. 2-е правило[179 - Mansi III, 560.] касалось Максима:

«О Максиме-Цинике и о происшедшем от него беспорядке в Константинополе постановить: не был он епископом и не есть епископ, и рукоположенные им не состоят ни в какой степени клира; все и для него, и им сделанное уничтожается как недействительное». Григорий был утвержден в должности архиепископа Константинопольского.

Мелетий Антиохийский умер вскоре после открытия Собора; председательство на Соборе было поручено Григорию. Предстояло решить вопрос об антиохийском расколе. Поскольку соперник Мелетия Павлин был еще жив, самым простым решением было бы признать Павлина единственным по смерти Мелетия законным епископом Антиохии. Именно на таком решении настаивал Запад; с таким предложением и выступил Григорий Богослов. Он произнес длинную речь, в которой предложил оставить антиохийский престол в руках того, кто уже владеет им, то есть Павлина. Он также попросил позволения удалиться на покой и предложил избрать нового епископа на Константинопольский престол[180 - PG 37, 1140–1146 = 2.384–386.].

Григорий обращался к участникам Собора с единственной целью – способствовать прекращению раскола и восстановлению церковного мира. Однако его предложения не встретили поддержки. Восточные епископы сочли унизительным для себя принять вариант, навязанный им Западом. Реакция на речь Григория была весьма бурной. Григорий вообще удивлялся, как таких людей, которые в прошлом несколько раз меняли свою богословскую ориентацию, да и теперь не умеют себя прилично вести, можно допускать к участию в Соборах:

…Они кричали каждый свое:
Стая галок, собравшихся вместе,
Какая-то буйная толпа юнцов, новая мастерская,
Вихрь, клубом поднимающий пыль, бушевание ветров.
Совещаться с такими людьми не пожелал бы никто
Из имеющих страх Божий и уважение к епископскому престолу.
Они походили на ос, которые беспорядочно мечутся
И внезапно бросаются людям прямо в лицо.
За ними следовало и почтенное старчество,
Вместо того чтобы уцеломудрить молодежь…
Не слишком ли мы человеколюбивы?
Поставили проповедническую кафедру перед алтарями
И всем кричим: «Кто хочет, входи сюда,
Хотя бы дважды или многократно менял веру!
Театр открыт для всех;
Праздник в разгаре: никто не уходи
Без прибыли. Время всего изменчивее;
Может быть, кость ляжет на другую сторону;
Не повезло тебе? Мечи снова.
Неумно привязываться к одной вере,
Когда знаем, что в жизни много выходов из положения»[181 - PG 37, 1146–1150 = 2.386–387.].

Предложение Григория по прекращению антиохийского раскола отвергли, и на место Мелетия был избран антиохийский пресвитер Флавиан. Потерпев поражение, Григорий стал реже посещать соборные заседания, тем более что по болезни он вынужден был чаще оставаться дома. Он больше не испытывал никакого энтузиазма по поводу Собора:

Но скажи: «Не сам ли ты раньше хвалил все это?
И кто вообще раньше председательствовал на Соборах?»
Соборы были, и председательство на них было –
Не решаюсь сказать то, чего стыжусь, –
Но на них имели силу все, или, что то же самое, никто;
Ибо многоначалие есть анархия.
А меня, к счастью, одолевала болезнь,
Которая нередко и подолгу держала меня безвыходно дома…
…Этот многочисленный сброд христопродавцев
Тогда только допущу на Собор, когда и грязь
Станут примешивать к благоуханию чистого мира…
Им не понравился вводящий новую веру (??????????)[182 - То есть Григорий, которого, вероятно, обвиняли за исповедание Божества Святого Духа.] –
Так дерзкие называют благоразумных –
Но и они не понравились благоразумному.
И вот Лот и патриарх Авраам идут