Возможность острова

Мишель Уэльбек — общепризнанный (как будто что-то может быть в литературной сфере быть именно "обще"признанным) живой классик и один из лучших современных авторов. Я вот тоже являюсь лучшим читателем в рамках моей квартиры по версии котов и тёти Лены, поэтому наша встреча рано или поздно должна была состояться. Начинать, конечно же, с "Возможности острова", потому что её Уэльбек назвал своим лучшим романом. Правда, давно. Может быть, уже написал что-то лучше?В списке постапокалиптических книг "Возможность острова" будет стоять особняком, потому что апокалипсис, конечно, опустошил нашу планету, оставив от человеческой цивилизации рожки да ножки (в роли ножек и рожек — клончики с отсутствующим обширным сектором эмоциональных переживаний, кастрированной способностью любить и желанием бесконечно рефлексировать на воспоминания почти-себя, когда деревья были большими, а чувства — настоящими), но всё это как-то теряется на фоне апокалипсиса социального, когда люди вдруг решили, что человек до…Далее

Антиутопия на злобу дня. Бедные выродились и деградировали, превратились в первобытные племена. Богатые купили себе бессмертие (привет, Харари!) и живут поодиночке в (самоизоляции) умных домах, где есть всё необходимое для жизни. Когда приходят старость и смерть, их клонируют по уникальной технологии, и жизнь возобновляется. С сознательного возраста, минуя детство. Домашних любимцев тоже клонируют. Но, в отличие от питомцев, люди получаются не совсем те же самые, в ментальном плане. И с каждым разом всё больше отличаются от своей исходной версии. Так, гг был профессиональным юмористом, бабником, циником. А его стерильный клон лишён эмоций. Чтобы понять, что такое смех и каким был первопредок, он читает его дневники, а потом и записи остальных своих предшественников. Они их там строчат, чтобы развлечься.А дальше — какая неожиданность — гг таки уходит из безопасного мирка. Не всё человеческое отмерло, что-то где-то шевельнулось. Идёт познавать большой мир. Сознательно, понимая, что верну…Далее

Я должен проделать молниеносный инвентарь мира, сделать все пространство и время соучастниками в моем смертном чувстве любви, дабы, как боль, смертность унять и помочь себе в борьбе с глупостью и ужасом этого унизительного положения, в котором я, человек, мог развить в себе бесконечность чувства и мысли при конечности существования. Цитата эта здесь, мне кажется, удивительно уместной, противоречивый протест Уэльбека и искусная гармоничность Набокова идеальны вместе. Тем более что выпад против него, по моему, был не совсем искренен, но даже если и был, это лишь подстегнуло мой читательский азарт.Ничего не волнует человека сильнее собственной смерти, до беспокойной дрожи, нервозного смеха, оцепенения ужаса до отчаянной жажды жизни. Жажды вечной жизни, любой ценой. Этот роман, как и скетчи ГГ, судя по оценкам, вызывает неоднозначную реакцию Никто тогда не понял, что моя ирония носит обоюдоострый характер; теперь я сожалел об этом недоразумении - это, наверное, могло быть прямой речью…Далее