– Вы уверены в этом?
– Да. – Николь Витраль судорожно вздохнула, подавляя готовое вырваться рыдание, и сказала: – Нет. Мы собирались подарить Эмили именной браслет ко дню крещения, после их возвращения из Турции. И заказали его в ювелирной мастерской «Лесер», в Офранвиле. Но не успели…
На сей раз она не смогла сдержать слез. Порывшись в сумке, она извлекла небольшой красный футляр удлиненной формы и протянула его судье Веберу. Затем сама открыла футляр и достала миниатюрный серебряный браслетик.
Хрупкая, бесполезная вещица.
По залу пронесся ропот волнения, затронувший даже скамью, на которой сидели Карвили.
На центральной плашке нарочито детским неправильным почерком было выгравировано «Эмили» и дата рождения: «30 сентября 1980».
Позже я узнал от Николь Витраль, что эта сцена была заранее отрепетирована. Крещение действительно было назначено на будущий месяц, но браслет они пока не заказывали. Инсценировка была рискованной, но прошла на ура. И момент был выбран точно. Момент для нанесения смертельного удара.
Молодой адвокат повернулся к Леонсу де Карвилю:
– Месье де Карвиль. Скажите, у Лизы-Розы было какое-либо украшение? Например, браслет?
Карвиль с тревогой смотрел на своих адвокатов. Судья Вебер повторил вопрос:
– Месье де Карвиль, прошу вас ответить мэтру Легерну.
Карвиль открыл было рот, но Легерн не дал ему заговорить. Жестом фокусника он достал из толстой красной папки фотокопию счета, и не откуда-нибудь, а из дорогого ювелирного магазина «Филипп Турнер» на Вандомской площади.
Судья Вебер изучил счет. Он был выписан за золотой браслет, на котором было выгравировано имя «Лиза-Роза» и указана дата: «27 сентября 1980». На счете стояло число – 2 октября 1980 года. Неделю спустя после рождения Лизы-Розы.
Счет не доказывал ничего, ровным счетом ничего, но Карвилям впервые за весь процесс пришлось оказаться в оборонительной позиции, а никаких контраргументов у них заранее припасено не было.
– Месье де Карвиль, – продолжал Легерн, – скажите, обычно Лиза-Роза носила на ручке этот браслет?
– Откуда мне знать? Я послал его сыну в Турцию сразу после рождения Лизы-Розы. Но думаю, что они надевали его девочке лишь изредка, по каким-нибудь особенным случаям. Это было дорогое украшение.
– Вы думаете? Или знаете наверняка?
– Я предполагаю.
– Благодарю вас.
Мэтр Легерн извлек из красной папки еще одну фотокопию – открытки, на которой стоял почтовый штемпель турецкого города Джейхана.
– Месье де Карвиль, вы действительно получили от вашего сына эту открытку через месяц после рождения Лизы-Розы?
– Где вы ее откопали? – рявкнул Карвиль.
– Вы получили эту открытку? – невозмутимо повторил адвокат.
Карвиль признался, что да, получил. У него не было выбора. Дуб скрипел и шатался под порывами ветра.
– «Дорогой папа», – начал читать Легерн. – Я пропускаю детали, но вот пассаж, который способен нас заинтересовать. «Спасибо за браслет. Невероятно красивый. Должно быть, обошелся вам в кучу денег. Лиза-Роза теперь постоянно носит его на ручке. Сразу видно, что она – француженка».
Легерн замолчал. Молчал и потрясенный зал.
Мне не удалось выяснить, кто продал Карвилей. Подозреваю, что какой-нибудь мелкий служащий. Легерну эта открытка, наверное, стоила состояния. Она и правда была на вес золота. Хотя все в мире относительно. Если сравнить цену открытки со стоимостью четырехэтажного особняка на улице Сент-Оноре…
– Это ничего не доказывает! – возмутился адвокат Карвилей. – Это просто нелепо! Браслет мог быть убран в багаж. Его могло сорвать с руки ребенка во время падения…
Легерн ликовал:
– Был ли обнаружен браслет – или другое похожее украшение – на участке леса вокруг упавшего аэробуса? Насколько мне известно, полицейские обыскали там каждый квадратный сантиметр территории…
В зале заседаний повисла тишина. Молчал и комиссар Вателье. Он сидел, сунув руки в карманы кожаной куртки, подавленный тем, что молодой честолюбец в черной судейской мантии сделал за него его работу.
– Разумеется, нет. Не так ли, комиссар? Обнаружены ли на ручке ребенка какие-либо следы оторвавшегося браслета? Хотя бы крохотная царапинка или покраснение? – Хорошо рассчитанная пауза. – Безусловно, нет. Врачи внимательнейшим образом осмотрели девочку и ничего подобного не заметили. Идем дальше. Обнаружена ли на запястье девочки полоска более светлой, незагорелой кожи, какая остается у каждого, кто постоянно носит на руке браслет?
Время в зале суда, казалось, остановилось.
– И еще раз нет. Благодарю вас, у меня все.
Мэтр Легерн вернулся на свое место. Адвокаты Карвиля попытались опротестовать заявление Легерна, обвиняя последнего в театральности. Браслет или его отсутствие не может являться доказательством, настаивали они. Легерн пропустил упреки мимо ушей. Он знал: чем активнее они защищаются, тем больший вес приобретает его версия.
Если именной браслет был таким пустяком, почему Карвиль не сообщил о его существовании органам правосудия?
По прошествии времени можно сказать, что вся эта история с браслетом имела не больше значения, чем все остальное. Некоторое сомнение в умах она могла бы посеять, но не более того. Однако на той конкретной стадии процесса браслет превратился в вещественное доказательство, свидетельствующее против Карвилей. Он стал тем самым новым элементом в деле, которого все с нетерпением ждали с начала расследования. Даже притянутый за уши, даже легковесный, этот новый элемент оказался в состоянии изменить баланс сил и склонить чашу весов…
Судья Вебер уставился на Леонса де Карвиля долгим пристальным взглядом. Бизнесмен солгал. Это была ложь умолчанием, но все-таки ложь. Ложь, разоблаченная противной стороной. Одного этого могло хватить, чтобы решить дело не в его пользу. Тем более что больше ухватиться было просто не за что.
В сомнении воздерживайся…
Возвращаясь к браслету Карвилей, добавлю, что я потратил на его поиски долгие годы. Подумать только, сколько сил и энергии ушло у меня на изучение этого следа… И ведь я до него чуть было не добрался! Если бы да кабы… Впрочем, простите меня, я снова забегаю вперед…
Судья Вебер вынес решение несколько часов спустя. Девочку, спасшуюся при крушении самолета в Мон-Террибль, зовут Эмили Витраль. Официальными опекунами ребенка, равно как и опекунами Марка Витраля, назначаются Пьер и Николь Витраль, дед и бабка означенных детей.
Лиза-Роза де Карвиль умерла, вместе со своими родителями сгорев в пожаре, вызванном крушением аэробуса 5403, совершавшего рейс «Стамбул – Париж».
Адвокаты Карвиля собирались подавать апелляцию, задействовать любые доступные механизмы влияния. Леонс де Карвиль не позволил им этого сделать. Пораженный молнией дуб из сценического образа превратился в реальность.
На протяжении следующего года он с интервалом в пару месяцев перенес два инсульта, навсегда приковавших его к инвалидному креслу – обездвиженного, немого. Логично.
14
2 октября 1998
10:52
– Спрячь труп Гран-Дюка!
Голос Матильды де Карвиль из телефонной трубки звучал безапелляционно.
– Послушай, ба… – Мальвина де Карвиль все же попыталась протестовать.