Балкон

1

После произошедшего я закрылся. Редко выходил на улицу за табаком, водкой и провиантом, чтобы вернуться в свою зашторенную комнату, сесть на старое кресло и молчать. Ощущались только собственная вина, злоба и пьяная тупость. Не беспокоясь больше, что квартира провоняет, я курил прямо в кровати. Стряхивал пепел и невольно переводил глаза на вазу с прахом мамы. Мне становилось не по себе, и я выливал сначала одну, потом другую, и потом ещё рюмки в «байкал».

Дети должны хоронить родителей, но как дошло до такого?

2

Спустя неделю я ощутил уже соматическую боль в сердце. Иногда внезапно меня схватывало. Я скрючивался и прижимал руки к груди.

У этих сигналов появилась частотность, и игнорировать их дальше было бы чревато. Уже не казалось, что моё горе – ме́ньшая фантомность, нежели сердечный спазм. Я посудил, что стоит прогуляться хотя бы до больницы, даже несмотря на мою затворническую куриную слепоту. Давно моя одежда смердела потом и куревом, а лицо покрылось щетиной. Но я одел тёмные очки, капюшон, съел какую-то тефтелю и вышел на улицу.

3

Знакомые места невольно напоминали о смерти мамы. Я не хотел смотреть по сторонам и медленно плыл, уткнувшись под ноги.

Внезапно позвонила Дарина, добавила небольшую радость, но бо́льшую жалость к себе. Тем не менее, я улыбнулся её приятному голосу, и тому, что я ей зачем-то нужен.

– …сожалею, что всё так произошло. Прими мои соболезнования.

– Спасибо, что помнишь.

– Ты так ушел, не попрощавшись. Я подумала, что моя поддержка будет не лишней. Хочу сказать, что с тобой поступили грязно… Не пропадай.

Стало теплее. Я ей нужен.

– Я постараюсь… Я ценю твоё внимание. Спасибо тебе… Прости, мне надо идти.

– А…

– Да. Я напишу тебе. (.–)

4

В регистратуре клиники девушка спросила меня:

– Вы раньше приходили к нам?

– Да… Я хотел записаться по телефону, но всегда занято.

– Прошу прощения, но сейчас нет записи к нашим кардиологам.

– Хорошо. Когда освободятся?!

– Пока такой информации нет.

– Девушка, сообщите мне сейчас, пожалуйста. Я к вам специально шёл, чтобы решить все вопросы.

– Сейчас ничего не могу сказать, к сожалению.

Я начал злиться:

– К сожалению, уж точно. Я к вам не могу записаться уже полгода. Мать свою не смог к устроить…

– Мужчина, наши доктора не только вас кон…

– Слушайте меня, девушка, и молчите. Моя мать сейчас мертва. Слышно вам меня за этим стеклом?! Я не мог её записать полгода к вам. Ей нужна была консультация.

– Но…

– Я не договорил. Сейчас меня беспокоит боль в сердце. И у вашего терапевта – кардиолога я уже давно наблюдаюсь. Так в чем же проблема?! Доктор уволился?

– Нет.

– Давайте отталкиваться от его свободного времени.

– В данный момент не получится провести прием у доктора.

– А у других?!

– Тоже. Все заняты.

– Насколько?! Когда будет свободное время? Через месяц? Давайте через месяц.

– Не могу сказать.

– Записывайте меня.

Сзади стали квохтать посетители, но мне было без разницы. Администратор позвала охранника жестом, он подошёл ко мне и сказал:

– Выйдете, пожалуйста, из клиники.

– Выйти?! Почему? Я пришел к врачу. Почему мне отказывают в обслуживании?!

Разозлившаяся девушка повышенным тоном, не сдержавшись, проговорила:

– Да потому что под вашим именем, мужчина, написано, что вы задерживали платежи за приемы и наша клиника не предоставляет вам больше услуг!

– Блять. Как это возможно? Всегда платят перед приемом! Или я прошел сразу в кабинет без квитанции? Сколько, мне интересно, я вам задолжал?

Охранник поволок меня к выходу, но я оттолкнул его, даже не повернувшись. Девушка посмотрела на экран, и сказала.

– Нет таких данных.

– Что за бред?!

– В любом случае, оплатите побыстрее, что не оплатили.

– Что оплатить-то нахуй? – разъярился я, и еле сдержался, чтобы не ударить охранника. Она не успела ответить, как он выпер меня на улицу.

5

Что за бред?! Что за блядский бред?! Как такое возможно?! Нет. Почему? «А, цепной ты пидор?» – крикнул я в адрес охранника, давно скрывшегося в помещении. Всё было хорошо. И потом в один день перестали принимать… Я вспомнил последний приём с мамой. Стоп. В тот день я встретил Гришу, этого скользкого мразёныша. Но и что?! Может быть, сбой в системе. Или …? Да не. Настолько глупо и неправдоподобно. Впрочем, не менее подло может сделать Гришина семья. Неужели так и есть?! К тому же, из-за них меня и уволили. Да нет …

6

– Да, это их клиника, – сказал мне Вадим, с которым мы встретились в центральном сквере. – А что?!

– Не важно.

– Ладно. Найди тогда другую клинику и уже возвращайся к жизни. Совсем тебя хуёвит на вид.

– Кстати, куда Гриша поступил?!

– В ГИ.

– На Ленина?! Платное?!

– Да… – мы просидели пару минут в задумчивом молчании.

– Чем будешь заниматься?!

– Бичевать.

– Конечно. Такой на дуде игрец, как ты, не пропадет… К слову, ты закончил книгу?

– Я уже и забыл про неё.

– Если и пропадешь, то из-за своей непрактичности. Я вообще не понимаю твою извращённую скромность.

– Хорошо. Я скину тебе. (.)

7

– Сережа, почему ты раньше мне про неё не говорил?! Вокруг одни агитки самолюбия и высокопарная пошлость. А это без преувеличений вскрытие общественных метастаз, – продолжала эту тему Дарина, к дому которой мы подходили.

– Тебе необходимо писать.

– Спасибо.

– Что ты такой угрюмый?!

Я с умилением продолжительно на нее посмотрел.

– Извини. Я забываю … – она взяла меня за предплечье и нежно потрепала, покраснев. Я обнял её и погладил по голове. Волосы её имели мягкий душистый запах. Она вздохнула. Было все понятно. Больше не за чем было что-то ждать. И скоро мы с ней снова встретимся. Но не сегодня.

8

Даша ушла, и я бесцельно побрёл в произвольном направлении. Надо мной довлела жалость к себе и неопределенность с больницей. Стоял принципиальный вопрос о роли Гриши и ЕМ в этой истории. Болезненность возможного ответа заставляла меня избегать этой темы. Стоило только подтвердиться моему предположению, что маму не принимали не по случайности, и у меня не осталось бы выбора, кроме мести. Я даже внутри не произносил этой мысли, потому что идти не до конца было бы невозможно. Я курил и бродил по улицам, чтобы не думать об этом. Сначала рядом с домом, потом в другом конце города. Шёл, садился в укромном месте, крутил, закуривал и шёл дальше, всё дальше. Ещё один круг по этой закольцованной петле, но от себя не убежишь. Уже голодный и ослабленный в ночной темени я проговорил себе наконец: «Я не смогу отпустить прошлое. Надо закрыть вопрос. Просто возьму и спрошу у Гриши, ошибаюсь ли я. Это не сложно».

9

Через 5 минут заканчивается его последняя пара, если верить расписанию. Значит, он пройдет здесь. Так глупо стоять и ждать его. Я выгляжу жалким. А вот и он идет по лестнице. Рядом Эля и подмахивающие шуты, которые всегда чувствуют наглую обеспеченную самоуверенность и скачут. Гриша отвёл глаза на них, увидев меня. Эля поздоровалась. Мне стало неприятно, что она предала мои тёплые отеческие чувства близким контактом с Гришей. Но я был здесь не ради них.

– Гриша, – окликнул я его.

Он с показным омерзением повернулся ко мне и плохо сыграл непонимание.

– Гриша, привет. Можешь подойти ко мне?

Он в полтона сказал:

– Бля, что за бомж?! – и клоуны заржали в припадке лизоблюдства. Давно не испытываемое чувство ярости вспыхнуло во мне, но я выдохнул с закрытыми глазами.

– Ладно. Я пришел спросить одну вещь. Скажи: не из-за тебя меня больше не принимают в клинике твоего отца? – вероятно, я выглядел дико, потому что в его глазах я увидел смущение и почти страх. Эля сочувственно спросила:

– Сергей Михайлович, у вас какие-то большие проблемы?! Вы выглядите уставшим.

– Нормально. Не волнуйся. Гриша, ответь мне.

Он закочевряжился:

– Что, блять?! Вы совсем кукухой поехали? Что за ебанутое сталкерство? Я на вас заяву накатаю, если ещё раз увижу. Пошли, пацаны.

Он повернулся, прошел пару шагов, крикнул Элю и ушел. Теперь я точно знал, кто помешал маминому своевременному медицинскому вмешательству. (–..)

10

– Я убью их! Я убью их! Я убью их! – с мертвенным выражением лица медленно двигался я по балкону туда-обратно в облаке дыма.

– Я убью их. Сначала одного, затем другого. Это меньшее, что я могу сделать за маму. Убить их! Конечно, я убью их.

Я громко припадочно засмеялся:

– Убить обоих, ха-ха-ха!

– Как убить?! Ты с ума сошел?!

– Просто.

– Чёрт, что ты несёшь?! Нельзя убивать.

– Сгинь! Чтоб ты сдох вместе с ними!

– Ты не в себе. Делай тяжки пореже и послушай меня: никто не хотел смерти мамы! Не совершай роковой ошибки.

– Тонкая извивающаяся кишка, заткни пасть.

– Я неразрывен с тобой. Думаешь, это все моя бездумная прихоть?! Что тебе вернёт маму?!

– Циничная гнида. Они убили её. Ты должен быть заодно со мной, а лучше молчать! Или тебе назвать ценник? Плата жизнью за жизнь. Даже двумя жизнями. И я буду отомщён.

– Нанеси урон, забери всю кассу, но не убивай.

– Сразу после их смерти.

– Ты так не поступишь.

11

«Я справлюсь. Нагряну к ним в гости и устрою ататуй. Попляшем, мрази! Куплю ствол и продырявлю их пустые головы. Нет. Меня очень быстро найдут. Нельзя оставить следов. Смерть должна выглядеть естественной. Хм. Например, пожар. Они же живут в частном доме. Пожар в бане! А они сгорели в ней, предварительно угорев. И я их приведу туда под дулом пистолета. Полью бензином баню и подожгу. А если они предпримут попытку избежать своей участи, я расстреляю их на выходе. Значит, мне нужно их местоположение, плётка, канистра бензина, машина и твердое решение. Я найду их.»

Бычок упал на дно банки, и дверь балкона захлопнулась.

12

Ворочась в постели, я пытался заснуть. Но без толку было успокаиваться. Я облокотился о стену, включил ноутбук и скачал теневой браузер. Пролистав ссылки по запросу «купить оружие», я стал выбирать пистолет. Дрожащими руками нажал на ПМ, оплатил и стал дожидаться в графе статуса локацию. Сознание немного отставало от происходящего. Чем я занимаюсь?! Неужели это правда?! Вопрос ещё не стоит ребром – я не должен. Школьный учитель, а не головорез. Им и надо остаться. Поэтому останусь, думал я с надеждой. Но намерение крепло и казалось, что уже не избежать фатальности. Об этом говорили  вчерашняя встреча с Гришей, болезненные минуты принятия на балконе и вкладка с куплей оружия. Я отсутствовал и чувствовал только душевную тяжесть. (-..)

13

«Разве я не хотел всю жизнь быть порядочным человеком?! Я думал о том, что приношу пользу и трудился в поте лица. Может быть, моим единственным стимулом было личное обогащение?! Это совершенно не так. Но теперь всё бессмысленно, а винить себя – более того. Отныне я буду винить жирных невежд. Именно они лишили меня всего самого любимого только потому, что я не согнулся при их виде пополам. Похоже, так всегда бывает. Хотя ведь я сам себе мешаю и банально снимаю с себя ответственность. Причиной всему – только я. Всё погибло из-за меня. Чёрт, какая же чушь! Опять лезет это самобичевание. Хватит. Я просто хочу что-то сделать …»

14

Сегодня был день учителя. Но не было мыслей о заметках о ведении урока, ни о литературном анализе, ни о школьных звонках.

Вместо этого я шел взять у Вадима машину, якобы съездить на дачу. Он знал, что у меня нет дачи. И приложение каршеринга было установлено на мой телефон. Но по умолчанию мне доверились. Поэтому в метрах 50ти я следовал за машиной Гришиного водителя, заранее подождав его выхода из ГИ. Спокойно, меняя ряды, я ехал за ними, надеясь на свою незаметность. Дорога прекратилась только около забора их коттеджного поселка. Припрятав машину подальше на лесной тропе и найдя подходы поближе, я нацелил окуляры. Стояло много особняков, и в большинстве из них не было жизни. Но в конечном итоге я разглядел Элю, которая на секунду показалась из-за угла с фрисби в руках. Значит, цель была найдена.

15

«УК РФ Статья 105. 2. Убийство: двух или более лиц – наказывается лишением свободы на срок от восьми до двадцати лет с ограничением свободы на срок от одного года до двух лет, либо пожизненным лишением свободы, либо смертной казнью». Я глубоко затянулся Зваром. Мои руки тряслись. Визионер во мне отчётливо видел заключение под стражу худого и истомленного мужичка. Бедолагу вели в наручниках. Он знал, на что шел, и оказался на скамье подсудимых. Тяжкая статья, решетка, казематы и беспощадная справедливость. Ведь многие поняли бы его и наплевали на сделанное, узнав о том, что речь шла о семье. Но закон накажет того, кто ответил обидчикам, и будет болтаться между ног морали. Правосудие навесит ярлык «преступник» на человека, который отомстил убийцам матери. Хотя кем я буду, если не им?! Как же мне плохо! Ебучий Звар. Я разозлился и швырнул сигарету в окно.

Да почему вдруг я обвинил в смерти мамы их? У нас, что, одна платная клиника в городе?! Просто мне так легче. Бродить, выслеживать, скакать по лесам, как сраный скаут. И так понятно, что ничего нельзя сделать».

Я, пошатываясь, встал, предплечьем оперся о стену и беззвучно заплакал. (–)

16

10. 9. 8. 7. 6. 5. 4. 3. 2. 1. Руки, скрещенные над головой. Смит лежал в нокауте. Я выключил звук спортивного канала и вышел на балкон. Рома ругался по телефону и вопросительно повернулся ко мне. Я провел рукой по шее, и он злобно хлопнул по лбу.

– В смысле, почему я ору?! Она, блять, в 7 классе… Какое время сейчас? Что ты несёшь?… Мне плевать на её подруг. Балуется она. Так надо всыпать под жопу, чтобы не баловалась. И думать головой будет… Не беси меня, а… Да, часов в 12. Целую.

Рома налил водки себе и мне.

– Как проиграл?

– В седьмом раунде нокаутом.

– Уже не вернётся.

– Плевать.

– Да уж… У меня дочь, оказывается, вейпит. А жинка её оправдывает, мол у неё переходный возраст, что сейчас все с этими подами. Ну да, конечно.

Я молчал.

– Нет. Я понимаю, что это не страшно. Но… Ладно. Расскажи, как ты. Давно не общались по-хорошему. До сих пор хочешь преподавать или будешь другой заработок искать?

17

Не реагируя на него, я медленно вращал сигарету в руках, вдыхая мягкий медовый запах табака. «Знаешь, что сейчас происходит? – спросил я риторически, смотря на огонь. – Внутри меня никотиновый дым. Алкалоиды, содержащиеся в нем, оказывают действие на нейромедиаторы – ацетилхолин. Нервная система возбуждается и смягчает моё восприятие реальности. Выделяется дофамин и проникает в кровь. Мой настрой повышается. Синапсы привыкают к этой реакции, и я уже жду того момента, как моя рука проникнет в кисет с блендом. И пока полная гильза дымится, я хвалю консистенцию табака.

А в дыме содержатся тысячи токсинов, вызывающих «Импотенцию», «Эмфизему», «Парадонтоз», «Онкозаболевание» и мои любимые «Страдание», «Опасность» и «Самоуничтожение». Что там ещё? Хорошо, что я не подсел на более серьезные алкалоиды в школе. Но и курить я очень люблю. Потому что курение – эстетичное успокоительное. Иначе бы никто уже не курил не в жизни, не в эффектной киношной картинке. Но я брошу, это просто грёбаный антураж. Не хочу помереть рано, как Чезаре Коломбо. Суть не в том. У меня просто нет любимого дела. Меня его лишили».

18

«А ты же знаешь, как я люблю литературоведение. Я получаю настоящее удовольствие, когда вижу применение языка вне мертвой дилетантской журналистики или ситуаций вроде драк с хабалистой бабкой в транспорте. Хороший текст имеет высокую ценность.

Эпос отождествляет нас с людьми прошлого, чтобы мы не повторяли их ошибок. Лирика отрывает нас от камней, фрикций и обогреваемого сидения. Драма напоминает, что мы люди. Всё это есть, как и историческая, научная, документальная литература. Но в будничной волоките не оторвешься от вывесок, блядских статеек или дебильных паст. И в итоге мы имеем невежество на всех уровнях.

Одни орут про своё место на политических координатах, апеллируя к историческим пасхалкам из мемов, другие – все свободное время играют в казуальную бредятину, третие смотрят интервью дебилов, взятые у дебилов. Но в этом спёртом воздухе никто даже не хочет открыть окно». (.–)

19

«И ирония заключается в том, что чем больше я сокрушаюсь, тем больше события последних месяцев моей жизни напоминают мне сюжет художественной книги. В ней герой учителя пытается внести свою посильную лепту, чтобы сделать мир вокруг лучше. Но вдруг его мать погибает, и он видит перед глазами только её заблеванную кровью подушку. Его почти лишают человеческого достоинства и средств к существованию. А далее все каноны реализма требуют, чтобы учитель экстраполировал злость в разочарование жизнью. Но я не пойду на поводу этих догматов. Мне нужна вера, что у меня ничего не заберут. Возможно, из-за этой веры я стану более бесчеловечным, нежели обрету добродетель смирения. Ничего не поделать. Потому что всё равно я буду мстить. И сейчас самое время. Понимаете, ублюдки?»

20

У противоположной стены в полу валялись связанные отец с сыном. Во рту у них были кляпы, приглушавшие визг. Их дергавшиеся ножки смешили меня.

– Какие вы жалкие! – я плюнул в их сторону.  – Представляете, как бывает?! Сначала куражитесь, а потом оказывается, что не всё простительно. Я потушил сигарету и встал, подпрыгнув. – Как я ждал этой минуты! Я же не судья, но вы вынудили меня примерить эту мантию.

Они следили со страхом за моей рукой, которая взяла со стеллажа нож.

– Кровь отмоется кровью, и наконец-то справедливость восторжествует. Настанет время, чтобы жить!

Я выпил стакан водки и проговорил.

– Пора!

Схватив за волосы ЕМ, я грубо оттолкнул его голову от стены, встал за спиной и резким движением перерезал его горло. Пульсирующая кровь захлестала в разные стороны, а Гриша заорал, пытаясь ногами оттолкнуться подальше. Но я ещё крепче дёрнул его за волосы, что даже бедра оторвались на секунду от земли.  Лезвие прошло по его шее. Стало тихо.

21

Медленное сердцебиение отдавалось в ушных перепонках. В такт ему я тихо шагал в направлении ванной комнаты. Кровь капала с моих ладоней, пачкая пол. Внутри как будто звучали ужасающие крики, перебиваемые скрежетом. Я улыбался своим красным рукам, с которых струилось всё обильней. Перед моими глазами раковина расширилась воронкой и разлилась в алую бурлящую реку. Я уже стоял по колено в смертельном вареве, а вокруг усиливался лязг и вопль. В него врывался дьяволиный гогот. Он кружил бесчисленными бесами в пламенном небе. Я накрыл голову рукой скрыться от слепившей глаза пагубной сферы. Но меня пронизывал этот мучительный смех и с болью тормошил мою грудь. Я сжимал её руками, но пляшущая душевная резь росла от сатанинского безумия. Я упал на колени, больше не будучи в силах сдержать свое тело, и уронил голову вниз.

В отражении стоял сатана. Мои рога вспыхнули, кровавая равнина наполнилась кошмарным предсмертным воплем и зеркало треснуло. (/)

22

Рома тормошил меня:

– Серёга, ты что спишь?!

Я протёр глаза.

– Так нормально и не пообщались. Мне надо домой. Жена позвонила.

Мы дошли до двери и побратались. Он оделся и сказал:

– Возвращайся в норму, друг.

– Давай, Ромчик.

Попрощались. Я дошёл до кухни, открыл холодильник, взял рис с котлетами, разогрел, перебился, выпил стакан отвёртки, помылся и лёг в кровать.

Было тоскливо и пусто. На стену падал раздражающий ярко оранжевый свет заката. Почти как в том бредовом сне. Я нацепил повязку на глаза, повернулся на правый бок и с усилием заснул.

23

Пробудившись, я повернулся на левый бок. С открытыми глазами, смотря на меня, лежала Дарина. Мы обнялись, и я крепко прижал её к себе. Наверное, она опять не спала, потому что читала всю ночь в моем старом кресле на балконе, или только проснулась. Не важно. Главное, что любила и я её любил. Мы стали близки недавно, и она часто оставалась у меня. Мне нравилось забывать в такие дни про свои мысли.

Я не делился с ней своими намерениями, и Даша, видя мою мрачность, ничего не спрашивала. Это было к лучшему. Совсем бы не хотелось выворачиваться и врать. Без того было тяжело. Я понимал: больше не будет так хорошо, как сейчас. Поэтому сегодня мы долго не засыпали, любили друг друга, обнимались и говорили.

24

– Дашуля, не приходи ко мне сегодня, пожалуйста.

– Почему? – она сморщила нос.

– У меня есть одно дело.

– Ну ладно. Храни свои секреты. Любишь меня?

– Конечно, люблю, – я поцеловал её.

– И я тебя люблю. Тогда завтра расскажи, что делал.

– Хорошо.

Мы стояли у двери, и я любовался ей, как в последний раз. Она была прекрасна. Не дешевила с лишней косметикой и косметологией. Её черные волосы были нетуго собраны кверху, а черное платье с воротничком так подходило к её серьезному и весёлому лицу. Хотя важнее было то, что она просто была моей. (.-.-.-)

25

Уже был вечер. Нужно было готовиться. Я встал с дивана и, с трудом преодолевая себя, достал рюкзак. Затем прошел в спальню, под свитерами нашарил коробку и переложил в рюкзак все пачки. Туда же отправился паспорт, все документы, несколько пар нижнего белья и трико. Завтра я доложу зарядку и перекус. Оружие захвачу на месте.

«Ухожу в бега», – произнёс я вслух, остановившись посреди комнаты, и громко засмеялся. Кто бы поверил в это?! Да и я не верю… Придется пару месяцев или лет шататься, пока я не пойму, что на мне нет подозрений. Или больше никогда не вернусь… Нет. Не за чем об этом говорить.

26

Звук уведомления. Сообщение от Рафа.

«Знаешь, брат, я так устал. Уже лет 5 я распыляюсь на всякую чепуху. Когда-то я подумал, что мне нужен промискуитет, и он стал моей привычкой. С тех пор эта случка-самоцель только опустошает меня и тратит мои силы. В первые дни с каждой девочкой мне, конечно, кажется, что этот интим крупным планом не просто физиология в сухом остатке. Ты начинаешь придумывать себе купидончиков. Но уже через неделю очевидно, что опять лжешь, потому что, кроме страсти, нет ни видения совместной жизни, ни ее желания. Возникает вопрос, в чем смысл, и в конце концов я ответил на него: «любовь», которая означает заботу и незыблемое принятие друг друга. Ближе всего к этим понятиям мама. Поэтому мама – первое слово. Мама – самое главное… Я хочу семью.»

27

Выключил экран и затянулся. Дым с паром вышел в холодный осенний воздух. На конце сигареты горел огонь. Из комнаты был еле слышен Рахманинов, а мокрая листва шумела от промозглого ветра. Я задумчиво посмотрел вдаль.

«Наверное, Даша была бы хорошей мамой. Скоро бы состоялась наша свадьба, и мы съехались. Я бы понемногу продолжал учить детей, растил бы с ней наших. Маленькими шагами шло бы моё движение к открытию собственной школы, ведь эта мечта никогда не была ошибкой. Насколько бы идеалистично это мне ни казалось, я делал свое дело… А, может, я бы послушал Вадима и Дашу насчёт моей способности писать и выпустил книгу про этого несчастного учителя, которого лишили самого главного в жизни, и он начал мстить. Пожалуй, больше не было бы эпистолярки Рафа, потому что он стал семьянином, а мои кисеты Звара полетели в мусорку … Было бы очень хорошо». (.-.-.-)

28

Куртка покрылась мелкими каплями. Редко раздавались всплески от проезжавших колёс. Я безразлично стряхивал пепел и следил за редкими прохожими.

– Как я люблю тебя, мой родной балкон. Мне всегда нравилось вот так мечтать и думать здесь. Жаль, что я уезжаю. Наверное, очень надолго. И мне придётся с тобой попрощаться. Я не покидал бы тебя, но…

– Бы! Условное наклонение тут не лишнее.

Я затушил бычок и покинул балкон.