Балкон
12
Перед классом стояла девочка Эля. Она с выражением, но без пошлых ахов декламировала Бродского:
«Когда теряет равновесие
твоё сознание усталое,
когда ступеньки этой лестницы
уходят из-под ног,
как палуба,
когда плюёт на человечество
твоё ночное одиночество, —
ты можешь
размышлять о вечности
и сомневаться в непорочности
идей, гипотез, восприятия
произведения искусства,
и – кстати – самого зачатия
Мадонной сына Иисуса.
Но лучше поклоняться данности
с глубокими её могилами,
которые потом,
за давностью,
покажутся такими милыми…»
Мне нравилось, как она читала. Её глаза смотрели на меня с симпатией. Я наблюдал за её сдерживаемой эмоциональностью. Даже показалось, что я ненадолго влюбился потому, как надолго не мог. Оставим нимфеточную клубничку Набокову. Но больше мне нравилось, как она читала не о любви, не о природе или, к примеру, свободе – сколько ещё этих штампов?! – а об одиночестве и в тех словах Бродского, которые часто приходят и мне на ум, когда я на балконе один. Я видел, что она чувствовала и понимала, что читает, значит разделяла и мои чувства. Я не мог и не хотел её любить, но слышал от красивой девушки свою злободневную правду, отчего чувства смешивались во мне в продукт бессмысленного, непрактичного и деструктивного счастья. Какое бы мне дело, что считает и читает девочка младше меня на 10 лет? Но я радовался после её прочтения и в теплых чувствах слушал следующих, кто хотел прочитать стих из названного списка поэтов.
13
Гриша, как всегда, всё испортил. Он постоянно поддергивал, провоцировал, пытался кольнуть меня. И стало так, что его отсутствие я уже замечал. Он сделался для меня занозой в заднице. Сегодня не было исключением.
– Сергей Борисович, я тут стих хочу прочитать. Мне кажется, что в нем глубокое содержание сокрыто, – ехидно поглядывая на своих дружков, подтравливал Гриша.
– Давай, выходи к доске.
Он медленно, демонстративно и величаво прошагал к доске, и, выдохнул:
«Лишь только рифмачи в беседе где сойдутся,
То молвив слова два, взлетают на Парнас,
О преимуществе кричать они соймутся
вот один вознёс к другому глас:… – дрожащим голосом читал он с телефона, чем дальше, тем медленнее, ироничнее и отчётливей. – Так споря,
– Но если ты пиит, скажи мне рифму к Ниобу.
Другой ответствовал: – Я мать твою ебу». Последнее было сказано с особенной гордостью. Видно было, что он был счастлив своей смелостью и дерзостью. Подняв палец, Гриша сказал: «Не мои слова, а Есенина. Я это к тому, что наш сегодняшний урок напоминает клоунаду. Понимаете, Сергей Борисович?»
– Конечно, понимаю, – спокойно посмотрел я на малолетнего долбоеба. – Я рад, что ты ценишь высокое искусство. Благодаря таким людям, как ты, ещё не забыта разница между Мане и Моне, не обрушился Колосс Родосский и по кругу играет Паваротти. Твоя, не знаю какое слово было бы к тебе более верно употребить, интенция, что ли, рассказать нам этот стих демонстрирует твой эстетический протест. И ты можешь предложить что-то лучшее этому миру.
– Вы правы, – подмигнул друзьям Гриша и ударил указательным пальцем по виску, что я, наверное, не должен был видеть. Мальчонка прямо сиял, думая, что я ведусь на столь очевидную тупость и унижаюсь перед ним.
– Думаю, что ты бы нам многое ещё рассказал. Но пора дать время другим, согласись. Поэтому ставлю тебе двойку и идём дальше.
– Э-э-э. А что вдруг?! В чём проблема?! Свое мнение высказал. Не имею права что ли?
Я устало ответил:
– Во-первых, такого стиха у Есенина нет. Во-вторых, ты ничего не выучил, а просто прочитал. Ну и… думаю, что достаточно. Садись.
– Ой-ой-ой, полиция нравов. Много вы меня учите, – открыто взъелся он.
– Работа у меня такая, учить вас литературе.
– Никто меня учить не будет, – агрессивно посмотрел он мне в лицо, продвигаясь к своей парте. – Тем более вы учитель, ля. Плохой спортсмен – хороший тренер. Слышали такое?! Так вы тот самый спортсмен-неудачник. (/)
14
В огороде бузина, а в Киеве дядька – Гришин папка сует мне уже не пару купюр, а жирную котлету. ЕМ опять сошёлся со мной в коридоре после родительского собрания и блатует своим деревянным позерством, оправдывая сына. Как же жалок он в моих глазах.
– Борисыч, ты что серьезный-то?! Обижает что ли кто?! Хе-хе-хе.
Я не буду отвечать на это.
– А то смотри. Поможем, хе-хе… Лаванду возьми. Что ты?! Гордый что ли, ха-ха-ха, – он продолжал.
– Ну как хошь… – с бо́льшей обидой, нежели в прошлый раз, убрал он свои деньги. Наверное, его уязвил мой холодный презрительный взгляд.
– Гришка не хотел тебя задеть! Но не душить же мне его теперь?!
– Нет.
– Ну о том и речь, ёпты! Была бы ещё какая ебала́, а тут просто заговорился парень. Кстати, как тебе стишок про мать?! Ха-ха-ха. Без купюр. А? Я разъебался знатно.
Я проигнорировал его тупость .
– Не волнуйтесь, всё нормально. Мне пора идти. До свидания.
Я развернулся и пошёл, чувствуя на своём затылке его злобный взгляд.
15
Автору виднее со стороны, как Егора Михайловича оскорбило моё поведение. В его приближении картина выглядела следующим образом: по мере удаления от места встречи ЕМ больше и больше раздражался, жалел, что хотя бы в след не крикнул какую-нибудь гадость. «И какую бы надо было?» – вопрос. Хлопнув дверью, он сел в скрипучее кожаное сидение заднего ряда.
– Валера, домой давай, – и, не поворачиваясь, адресовал слова Грише:
– Сергей Борисович твой – вафел.
– Я тебе говорил.
– Общался как с нелюдем, ёпты.
– А давай, бать, его в блеклист нашей больнички добавим. Я видел его там, с мамкой что ли. Пускай в государственную ходит.
Меценат молчал.
16
– Затупелый нувориш. Харя, извозюканная во фрикасе. И сынок – такой же хуесос.
– Да тише ты, – засмеялся Вадим.
– Я так, ради комичности комедии. Но всё-таки будет ещё долго жить новый русский. Вот представь, я бы взял у него эту котлету. Интересно, сколько в ней?! Тысяч 50-100, наверное?
– Потому что может!
– Могёт!
– Но ты ему не дерзи особо, они с директором – неплохие знакомые. Спонсирует гимназию! И в принципе, если без шуток, – неплохой мужик. Кроме пары ТРЦ, учредил неплохую сеть клиник у нас в городе.
– Но сынка его – тот ещё.
– Ты давай, детей не трогай, тем более, в учительской. Я не все, кто понимает, что ты неформальный парень с юмором. Осторожней.
– Да, – улыбнулся я. – Спасибо за заботу. (-…)
17
– Правильно говорит Бродский:
«… лучше поклоняться данности
с глубокими её могилами,
которые потом,
за давностью,
покажутся такими милыми…» Данность – быть хорошим наставником. Пускай бывают неприятности. Но и что?!
– Но и ничего. Сам же раздул эту мелочь.
– Нет. Ты видел этого Гришу сегодня? Написал сочинение, за которое можно… Да я не знаю, что можно. У него ведь уже получается вывести меня. Да, лучшая гимназия города, а дети умнее меня. Ложка мёда с горкой. Но тем виднее этого мелкого гадёныша.
– Как тебе новый табак?!
– Нет. Я люблю свою работу, она приносит мне огромное удовольствие. Жизнь меня более чем устраивает. Но вдруг появляется мелкий прыщ и становится болевой точкой. Казалось бы, отпусти, забудь. Но именно из-за таких мелких пигмеев жизнь портится.
– Как тебе табак, говорю?!
– Да не знаю. Не приносит мне былого удовольствие твоё… Подожди, мама звонит.
Я положил окурок в банку, и ответил на вызов.
18
– Привет, ма.
– Привет, сынок. Как твои дела?!
– Всё нормально. Есть пара неприятностей с работой. Но не суть… У тебя как?!
– Ну ладно. У меня приём почему-то отменили и через регистратуру не получается дозвониться. Так что не буду отвлекать тебя от дел послезавтра. Только напиши мне номер врача, чтобы я с ним лично договорилась.
– Не берут трубку?!
– Да. Дозвонилась по номеру, спросила доктора, почти записалась, но опять отменяют. С моего телефона до них звонок не доходит.
– Странно. Тогда я завтра запишу тебя, чтобы мы вместе сходили.
– Если я тебя затрудняю, лучше дай мне номер и я договорюсь.
– Живот болит?
– Я на постном меню сейчас. Так что меньше, – раз так сухо говорит, всё плохо.
– Завтра запишу тебя.
– Хорошо, сынок. Не забудь, пожалуйста.
Надо бы, правда, не забыть. Поздний звонок – весомая причина поторопиться. Так подумал я и через минуту забыл думать о заботе. Мама мне сказала: «Ты у меня настоящий молодец. Улыбнись!», и я принял эти слова почти безответно, несмотря на то, что поддержка была важней ей.
19
Зато на следующий день был активен в общении с Дариной, учительницей истории, которая зашла ко мне в кабинет. Мы обсуждали интерактивную выставку современного искусства. Мне нравилась её простота и женственность. Она смотрела мне прямо в глаза и смеялась.
– Не знаю. Что за неаккуратность. Можно было бы сместить все линии сюда. Полоска рыхлая. В общем, я не разделяю мнения о гениальности автора. Руки бы стоило помыть и бумажку подложить.
– Суть в сюре. Если линии были бы смещены, была стандартная компоновка, когда здесь, наоборот, твой шаблон ломается. Не сможешь предвидеть этого варианта развития композии, пока не увидешь финал, – я был согласен, но решил высказаться ей в противовес. Спорить не стала, мы пошли дальше. …
– Ты, кстати, очень красивая сегодня. В прочем, как и всегда.
Она наклонила подбородок от стеснения к груди, улыбаясь, и покачалась.
– Можно будет прогуляться в конце недели, если ты свободна.
Она нежным тоном ответила «Давай».
Очень милая. Раньше я на неё так близко не смотрел. Единственное – попрощались скомкано, потому что в дверь стали долбиться. (-.– -)
20
Как вы думаете, кто?! Гриша. Он с ржанием ввалился в кабинет и невольно толкнул Дарину.
– Осторожней. Открой глаза, – сказал я ему.
Без извинений, с презрением он громко ответил: «Бомжур!» – и, хлопая размашисто в ладоши, пошёл к своему месту. «С-с-с-с» сквозь зубы и бешеные глаза. Но я сдержался, спросил у Даши, всё ли хорошо, впустил детей в класс и закрыл дверь.
Стоило приставить его к стенке, принудить к извинению, наплевав на его статус ребенка. Этот собачий сын ещё более оборзел. Он покрикивал что-то друзьям, светил обновками и потрясывал гребнем.
Я сделал ему замечание, он что-то ответил, и все засмеялись. А? Не расслышал и пару секунд стоял в растерянности, захлебнувшись собственной яростью. Все заметили моё замешательство, и я как-то неуклюже перешёл на тему урока, хотя Гриша продолжал говорить наравне со мной. Мне казалось, что в глазах детей я его не замечаю потому, что боюсь. Но сейчас не было ответа, как его урезонить.
– Задание по партам. Вы писали сочинение по Шинели (Гриша прыснул на весь класс). Сейчас выведу на проектор отрывок из рассказа, а вы в парах попытайтесь сформулировать ответ на вопрос: «Какие характерные особенности гоголевской прозы присутствуют в приведённом фрагменте «Шинели»?»
21
Парта 1.
Подруга Эли.
«Юмор, ирония, гротеск, говорящие имена. Много чего. Он сыплет лирическими отступлениями, в которых и дизморалит…», – она прервалась и посмотрела на Элю.
Эля.
Она вообще не слушала, но хихикала над перлами Гриши, который был все шумнее.
Прекрасная девочка, умница и красавица, мало ли кто забыл. Но сейчас она меня расстраивала.
Парта 2.
– Гоголь, как всегда, в принципе, непринужденно разговаривает с читателем. Каламбурит.
– Каламбуря. Ну и плюс детали, их очень много. Работают на общий замы…
Парта 3.
За ней сидел Гриша, визги которого уже было не перекричать. Молчание в ответ на его провокационное поведение стало карт-бланшем на полную вседозволенность. Поэтому я нетерпеливо подошёл к нему:
– Как думаешь, ты не громко разговариваешь, Гриша?!
– Да нет. Вполне, – и игнорируя моё присутствие, продолжил он, как гиена, ржать.
– Урок идёт. Слишком громко, – строго сказал я ему:
– И чё? Шинелька! – и опять загоготал, вместе со всеми остальными.
– Либо замолкаешь, либо выходишь из класса, – Шинелька?!
– Ага. Так и понял. Ты, конечно, Сергей, такой дефолтный. Запрещаешь, ноешь. А мы, между прочим, насчёт темы урока общаемся.
– Не понял, когда я стал для тебя Сергеем. Край держи. Замолчи или серьёзно выйдешь из класса.
– Так с рождения Сергей, – повернулся Гриша к подсосам, и не думая внимать моим замечаниям. В бешенстве я показал на дверь и тихо проговорил:
– Выходи.
– Да ладно тебе, – сделал он паузу, смотря за реакцией окружающих: – Вам, то есть. Мы «Шинельку» обсуждали. А я вас так давно зову, представляете совпадение?! Акакий Акакиевич…
Его провокация работала, хотя я знал, что чрезмерная агрессия подавляет. Но в сегодняшнем бесовстве я совершил крупную ошибку. Не дослушав, пока он закончит меня унижать, я несоразмерно даже его гадости закричал: «Выходи!»
Физиогномика его продемонстрировала не только отсутствие боязливости, но и, более того, ненависть до покраснения:
– Пошёл ты нахуй, – вполголоса отчётливо произнес он, – какая же ты нормисоблядь ебаная. Постоянно…
Я рванул его за рукав, он быстро поднялся на ноги и несильно пробил мне ногой в икру. Я немного отшатнулся, но стерпел, понимая, что нельзя отвечать. Гриша опять двинулся на меня, и я резко оттолкнул его от себя: он полетел назад и упал на спину.
22
Меня вызвали на ковёр, хах. Вызвать на ковёр – такое несуразное выражение. Кажется, что этимология его растет от каких-нибудь смердов. В нём я слышу раболепскую боязнь и ненависть к начальству. А начальство, вероятно, должно быть маслянисто-ожиревшим, чтобы вызывать у нижестоящего опасение запачканным ворсом. Или они спокойно ходят по ковру в ботинках?! По краю этого ковра и прокладывается линия водораздела. Я ощутил её, пока директор отчитывал меня.
– Ты, Сергей, кто? Учитель?!.. Жди повестки в суд от его отца теперь. Ты что, не знаком с законодательством нынешним?!.. Слушай:
– «Статья 34. Основные права обучающихся и меры их социальной поддержки и стимулирования.. – и так дальше. – Пункт 9. Уважение человеческого достоинства, защиту от всех форм физического и психического насилия, оскорбления личности, охрану жистимулирования». И сразу: «Пункт 10…свободу совести, информации, свободное выражение собственных взглядов и убеждений.» Ну что скажешь?! Как ты мог допустить рукоприкладство?!
– Честно говоря, не хотел. Но надо было как-то привести его в чувства.
– Ты, Сергей, в казарме рекрутов мордуешь?
– Правда, не имел умысла толкаться с ним или что-то подобное. Я только ответил на его выпады, – замечания директора стали уже раздражать меня, и я спросил:
– А что мне делать надо было?!
– Сергей Борисович, – ушёл директор от вопроса, – ты учитель в лучшей школе города, значит, должен следовать общепринятой политике отношений. Это всего лишь ребёнок. Тебе ли объяснять, что образовательная этика уже не дикость. Ребенок – такая же личность, как и взрослый. И к нему надо относиться с таким же уважением. (-)
23
– Ребенку до взрослого надо дорасти. А чтобы дорасти, нужно немного приземлиться на землю… Простите. Но если на то пошло, представьте ребенка в песочнице, который мешает всем играть. Нет, чтобы делать куличики и строить дома, он отбирает машинки, сыпет в глаза других песком и радуется. Он не понимает, что не прав. А мы с вами, взрослые, понимаем. И наша задача – это инфантильное самоупоение прекратить, за него одернуть и пристыдить. Ребенок порыдает, побесится, но поймет спустя время, что был не прав. Так у него появится чувство ответственности, он повзрослеет, и можно будет говорить о равенстве и личностях.
– Что ты предлагаешь? Вернуть времена царской России, когда гимназистов стегали? Или как ты говоришь?! «Пристыжали». Меня в детстве, кстати, тоже пристыжали учебником по голове. Но в отличие от тебя я не сильно ностальгирую по старой этике. Насилием ничего не решается.
– Отвечать на оскорбление и удары – это то, что называется насилием?
– Нет, Сергей… Будешь сам оправдываться в суде, раз так яро отстаиваешь свою дурость. Надоело слушать. Я тебе не помощник больше.
– В соответствии с этим законом уже считается правонарушением привлечение ребенка к уборке школьной территории и мытью полов. У ребенка одни права, но обязанностей нет. И отсюда у меня вопрос: в какой момент ребенок должен стать взрослым, если он элементарно не несет никакой ответственности?! Даже за свое поведение, которое ему позволительно в любой фо…
– Решением суда может быть увольнение, штраф и ещё более строгие наказания, – перебил меня директор. – Можешь говорить, что угодно. Но я не уверен, что после данного инцидента ты, Сергей, будешь у нас преподавать.
Я немного вспыхнул, но не показал этого:
– Надеюсь, что мы решим конфликт мирно. Но я пришёл к вам работать педагогом, а не гувернанткой.
24
Настроение было мерзким. Маму не получалось устроить в платную больницу, когда как в государственной не было мест. Но она серьёзно болела, что я видел, несмотря на её внешнюю ретушь. Я не мог выйти на личный контакт с доктором. Сообщения и звонки до него не доходили. Вероятно, сменился номер, о чём он предупреждал на приеме. Ещё он, правда, сказал, что в таком случае я могу обратиться в регистратуру, объяснив ситуацию. Но «К сожалению, мы не даём контактов сотрудников» было в ответ.
Потом инцидент с этой мразью. А теперь оказывается, что меня могут за недостаточную покорность уволить и, хуже того, засудить. Всё валится из рук.
Но это ещё не всё. И когда я проходил мимо угла гимназии спустя пару минут, опустив голову, там стоял квадрат ЕМ. Дверь отворилась, и нувориш вывалился со своим холуем. Не успел я что-то понять, как последний сунул мне в скулу, отчего я упал. «Я захуярю тебя, – стал орать ЕМ мне в лицо. – Я заебошу тебя… Ещё только раз мне про тебя скажут…»
25
– Ума не приложу. Как просто меня уволили!
Пуская клубы дыма, в неврозе прошел влево по балкону.
– А-а-а-а!!!
– Не верится. Как так вдруг я оказался на обочине жизни?! Как???
Прошёл вправо.
– А-а-а-а!!! Из-за одного маленького ничтожества!!!
– Тупик. Гематома под глазом. Стряхнули, как перхоть.
Влево. Я закашлялся.
– Блядство какое, а?! Это даже не пощёчина, они меня прилюдно выпороли до кровоподтёков.. Перед Дариной.. Только с ней начали общаться… Вспоминать не хочу.
Ненависть наслоилась на униженность. И чем больше я чувствовал своё оскорбительное положение, тем сильнее была моя ярость. Я всё более жадно и нервно курил, мельтеша туда-сюда.
– Я опять предоставлен себе. Опять в самом начале.
Вправо.
– Горе не беда. Я не сдамся. Никто меня не лишит человеческого достоинства.
Влево.
– Ничего ты не сможешь.
Вправо.
– Никто меня не раздавит. Слышишь?! Я сделал шаг назад. Но не я откопал топор войны. Мы ещё повоюем!!! (-..-)
26
«Нет, нет, нет, засланный ты наш казачок, Сергей Борисович!!! Мы больше плацдармом для твоих новых прыжков не будем. У нас свои педагоги есть. Да я думаю, что тебя и в другую школу не примут с такой характеристикой – не только в нашу. Только послушай:
«У молодого специалиста не было достаточного педагогического опыта, однако есть основания полагать, что у него нет и базовых данных для преподавательской деятельности. Среди учащихся уважением не пользовался. В отношениях с родителями и обучающимися конфликтен…» И так далее… Но и что?! «Чушь!» Это не мои проблемы. Я к тебе, Сергей Борисович, лучше относилась. Взял и исчез вдруг, а щас пришёл, блудный сын! Знаешь, как говорят: «Гром не грянет, мужик не перекрестится!»… Будь здоровенький, Сергей Борисович!»
Этим и завершились мои длительные поиски работы, на которую, как и сказала моя прошлая директриса, меня никто не хотел брать. Может быть, моё преподавательство и вовсе прекратилось. И эта мысль вызывала свирепство, отсылавшее меня к образам Гриши и его отца. Я был вымотан и озлоблен. Дойдя до дома, в опустошении я упал на диван и закрыл глаза.
27
Декорации вокруг меня рухнули, и в красном мареве я распознал свою грозную размахивающую тень. Далёкий сатанинский зов из прошлого, доходя волнами, закричал:
«Тысячи химер жалили меня. Как саранча, их не сосчитать. Они лезли под мою кожу. И мои силы истощались на терпение. Я становился с каждой минутой слабее, но в жилах загорелась ненависть. Крупицы соли заскрипели на моих зубах. Мускулы напряглись, как тетива, а на щеке засохла пена бешенства. В руках моих меч. Одному мне ведомо, какая сила зиждется в нем. И я не дам стихии пожрать себя. Теперь я их судилище. Поздно отступать. Пусть познают же моё возмездие. Не одна нота на лире милосердия больше не дрогнет, – крик становился всё громогласней. -
Время плясок смерти! Фиговые листы сорваны. Огонь беспощадного праведника сожжёт ваши телеса.
Вы, которые издевались надо мной! Отныне я кость в вашем горле, игла в темени, ртуть в жирном супе. Я собираюсь на войну, и вы падете, пополнив поля смерти. Ха-ха-ха-ха-ха-ха!!!»
28
«Ха-ха-пик-ха, ха-пик-пик-ха, пик-пик-пик-пик». Весь в испарине я сдернул повязку с глаз. Мне звонила мама. 8 утра, рановато.
– Сынок, – дрожащим слабым голосом сказала она. – У меня приступ. Звони в клиническую неотложку, – Я дрогнул и спросонья переспросил:
– Мама, что такое? Куда звонить?
– В платную клини… Неотложку.
Я в вскочил в кровати, пребывая в ступоре и страхе.
– Всё плохо, сынок. Ты мой любимый сынок.
– Мамуля. Стой. Не сбрасывай. Я сейчас позвоню в скорую и отвечу. Не клади трубку. Не клади трубку!!!
Пульсируя и спотыкаясь, я еле вспомнил мамин адрес и вызвал платную скорую.
В неконтролируемом ужасе, словно демонский смех до сих дребезжал вокруг, я оделся и выскочил из дома.
На улицах были пробки. Мои ноги бежали, как никогда не бегали. Задыхаясь от привкуса железа во рту, я набирал мамины цифры, потому что сам её нечаянно сбросил, общаясь с диспетчером. Мама не отвечала. «Блять!! Нет, нет. Отвечай». Я бежал ещё быстрее и залетел в трамвай с закрывающимися дверьми. (/)
29
«Почему я не живу так, как могу бегать?! Я бы достиг таких вершин!! Тьфу, блять. При чём тут это?! Мамуля. Живи. Надо жить, мама. Да. Ха-ха-ха. А я ведь забыл про свою безработицу. Какая же я сука! Мама. Что с тобой?! Прободение? Но это не так опасно, чтобы ты сегодня умерла. Голос какой слабый!! Нет. Остановись, выдохни. Почему именно сейчас стоит перед глазами эта тварь из школы?! Я доберусь до тебя, до твоего отца, рождённого в муках сифилитической шлюхой. Я доберусь до вас. Да какая разница?! Как же похуй, урод. Сейчас умрёт мама, и что будет?! Ничего не будет, дурак! Дорогая мамочка. Не болей, пожалуйста. Я очень люблю тебя! Но мама об этом не знает, потому что сын только и делает, что курит на балконе. Замолчи. Какое выражение красивое «инфант террибль». Пошёл ты нахуй. Надо было её устроить в стационар, но я же не знал. Почему её не принимали?? Хорошо хотя бы, что сейчас ответили. Ничего хорошего. Всё очень хуёво! – я догрыз последние остатки ногтей от нервной чуши, спрыгнул со ступеней, и с заплетающимися от скорости ногами побежал к маминому дому: – Вот он уже! За магазином! А вдруг она умерла??!!.. Нет, она не умерла. Чёрт, я не знаю, как сильно продавливать грудную клетку при реанимации. 5 см. И что? Я не представляю, как сильно нажимать. Как мама говорила, решай проблему по мере поступления! Чёрт! Сука! Блять! Я не взял ключи! Фу, успел придержать дверь. Если входная закрыта, пиздец. Почему я такой дебил?! Как можно было забыть ключи. Пожалуйста, пусть будет открыто! Пожалуйста, пусть будет открыто!.. Фух. Открыто.»
30
Я забежал в комнату.
«Мама, я тут. Всё хорошо. Скорая уже подъезжает», – поцеловал я её в лоб. Мама не отвечала, периодично вдыхая. Я взял полуфабрикаты из морозильника и приложил к её животу. Ёе скрюченное на боку тело лежало без сознания. Кровавая рвота была повсюду вокруг её серо-синего рта. Но сильный пульс обнадёживал меня. Значит ещё поживет.
«Слышишь, ма, сейчас приедут доктора. Уже совсем скоро. Потерпи немного», – поглаживал я её руку с влажными глазами.
«Что-то ты расслабилась, дорогая моя,-холодный пот с её лба покрыл мою руку, и она что-то проговорила в бреду. – Отдохни. Отдохни немного…»
31
– Простите. Выйдете, пожалуйста, из палаты.