Майне кляйне поросьонок шпрингает по штрассе

– Ты? Следователь? Странно…

Затем она кивнула головой, приглашая меня выйти из палаты. В коридоре она сразу же набросилась на меня:

– Как ты здесь оказался? Ты вправду следователь? Какой же ты следователь, ты же… А-а, я поняла! Ты следил! Ты следил за нами! Ты всё знал и ни разу не пришел! Ты трус! Трус! Ни разу за все эти годы не появился, а объявился только сейчас, когда мой мальчик…

Она заплакала.

– Уходи. Ты нам совсем не нужен. Мы прекрасно обходились одни и…

Рыдания душили её. Наконец она немного успокоилась.

– Уходи, – взялась за ручку двери, обернулась и добавила с расстановкой. – И запомни: он не твой сын. Он – мой сын.

Она вошла в палату. Дверь хлопнула и слегка приотворилась. Я сделал шаг, взялся за ручку и… Знаете, не в моих правилах шпионить под дверьми, но сейчас что-то заставило прислушаться:

– Мама, ты плакала? Он что, всё тебе рассказал? Я же просил…

– Нет, а о чем он должен был молчать?

– Ты представляешь, он приходил по тому самому случаю в прошлом году… ну, помнишь, я рассказывал? Мы с Жанной тогда гуляли… Старушка у нас на глазах перебегала проспект, и ей по голове из самосвала выпавшей доской шандарахнуло… Мы тогда отнесли её на газон и «скорую» вызвали, помнишь?

– Да, припоминаю, и почему…

– Прикинь, у неё курица тогда была, мы и взяли… А что, если б не мы, в «скорой» бы сожрали. Так вот, этот мужик говорит, что мы украли…

– Успокойся, больше он не придёт…

Я тихонько прикрыл дверь и пошёл прочь…

– Вот здорово! А как сейчас? Они вас простили? Вы живёте вместе? – радостно затараторила девушка.

Вместо ответа старик медленно поднял трость и показал ею в сторону. Девушка проследила, куда указывала палка и упёрлась взглядом в расположенную неподалёку свежую могилу. На ней не было ничего, кроме креста и большой фотографии, укрытой в полиэтилен.

Девушка подошла поближе, наклонилась над фото, вдруг всхлипнула и закрыла лицо руками.

Старик не по-доброму усмехнулся, ни слова не говоря поднялся и неспешно последовал к выходу с кладбища…

—…Не было всего этого. Не-бы-ло! Выдумал всё старик, – Эмиль Бернардович в крайнем раздражении ходил по мастерской из угла в угол. – Хватит реветь. Неправда это всё!

Девушка сидела по-турецки на верстаке, закрыв лицо руками, и беззвучно плакала.

– Мы с этим типом давно знакомы. Каждому в своё время он рассказывал душещипательные истории. Каждому! И все в одиночку, и все разные – мне, Рафаловскому, Диме Ветошкину, Анне Константиновне… И ведь подгадает же, что б один на один остаться, и… Вот хотя бы и Василию тоже… Василий!

Васёк, неопределённого возраста парень с головой абсолютно лысой и донельзя загорелой, вздрогнул и отложил в сторону огромный бутерброд, на который только что, как удав, пытался натянуться.

– Василий, напомни, тебе про кого наш душегуб рассказывал? Про утонувшего брата?

– Н-н-н-н… – слово застряло и никоим образом не хотело выходить, – …м-м-м-м-м… – Васёк оперативно поменял слово на другое, но и его постигла та же участь.

Немного помучившись, он замолчал. Все вежливо ждали. Васёк, закатив глаза, прикидывал, какое слово имеет шанс проскочить, и без особой надежды на успех предпринял ещё одну попытку.

– П-п-племянника. Ц-ц-целый час лепил, как п-п-племяша в снегоуборочную затянуло, к-к-кишки на ш-ш-ш… – слова, начавшие литься если не бурным потоком, но уверенным ручейком, вновь упёрлись в невидимую плотину. Тут Васёк не стал применять старой тактики и упорно пытался выдавить непокорное слово. Видимо, было оно сверхважным для дальнейшего повествования и замене не подлежало.

– Вот! Видишь – полный бред! – Эмиль Бернардович торжествующе обернулся к дочери. – А тебе что он говорил? Что у него никого нет? Один, мол, на белом свете? Василий… Василий, прекрати! Хватит, хватит! На себе, на себе нельзя!

Васёк, отчаявшись продолжить рассказ, в страшном возбуждении начал жестикулировать и метаться по мастерской. Он был очень похож то на самурая, делающего себе множественное харакири, то на джедая, разящего направо и налево световым мечом: Васёк явно решил во что бы то ни стало всеми оставшимися в его арсенале способами донести смысл истории. Наконец он остановился, обречённо махнул рукой и побрел в угол к своему мегабутерброду, по дороге беззлобно пнув пустую пластиковую бутылку.

Эмиль Бернардович подошел к дочери, прижал разноцветную голову к плечу и жалобно попросил:

– Ну, не плачь, очень тебя прошу…

– Да-а, а зачем он его… такой лялечка… зачем, а?

– Да кто ж его разберёт, зачем? – он вздохнул. – Развлекается, по-видимому, так. Одно слово – душегуб…

– Шнек, – неожиданно четко донеслось из угла. – З-зараза…

О немцах, мифах и солёных груздях под водочку

Дорогая Пулковская обсерватория!

Чрезвычайно трудно передать на бумаге те чувства, коими охвачен был я с того самого мгновения, как увидел в почтовом ящике своём долгожданное письмо от вашей высоконаучной и глубокоуважаемой организации. Не чаял я, что так скоро получу ответ на свое сообщение.

Отрадно, что столь уважаемые мною учёные мужи смогли оторваться от беспрерывного раскрытия тайн нашей бесконечной Вселенной и выкроить малую толику своего драгоценного времени, дабы ознакомиться с сутью моего открытия! Видать, не зря мне, не обладающему высокими регалиями и учёными степенями исследователю-самоучке, пришла в голову дерзкая мысль представить на ваш высочайший суд скромные плоды моих размышлений.

И как досадно, что писать ответ мне взялся младший (как он сам подписал) научный сотрудник вашей досточтимой обсерватории Соседушкин Ю. Я.! Уж не знаю, чем он там у вас занимается, небось по молодости лет да из-за ума недалёкого ничего серьёзного вы ему доверить-то не решаетесь, вот и мается этот юный оболтус без дела, хватаясь за что ни попадя. Уж вы его там пропесочьте как следует, чтоб неповадно было без спросу отвечать от имени всей Пулковской обсерватории. А то отписался он, наглец, что, мол, «сведения, сообщаемые вами, очень интересны, но никак не входят в компетенцию нашего учреждения». А кому же, как не вам, разбираться в угрозах, грозящих из космоса нашей Земле через экспансию пришельцев, точные методы выявления которых среди людей я и разработал?

Однако пишу я это письмо не для того, чтобы пожаловаться на самоуправство нерадивого вашего работника (тем паче что жду ответа от других, не менее уважаемых организаций: Академий наук, университетов и прочих научных обществ), а с целью поделиться радостью, переполняющей меня всё то время, что открыл я решение задачи, не поддававшейся долгие годы. И пусть загадка эта и не глобальная, а всё ж приятно, что удалось и мне привнести свой маленький кирпичик в возведение храма науки, уважаю которую я безмерно и жизни без которой себе не представляю.

Не буду далее томить вас в неведении относительно сути разрешённого мною парадокса.

А звучит он так: почему немцы не ходят по грибы?

Вообще-то под немцами я понимаю всех европейцев, а почему я вынес в заглавие именно эту нацию, так тому есть резон: собственными глазами видел я, что в Германии грибные леса есть, а грибников нет. Бывал я там в самую жаркую для тихой охоты пору, но не заметил ни стоящих на обочинах автобанов машин, хозяева которых с корзинками и вёдрами углублялись бы в чащу в поисках грибов, ни почтенных фрау, продающих их в деревнях и на перекрёстках.

Справедливости ради признаюсь, что особенных душевных страданий от нерешённости этой проблемы я и не испытывал. С тех самых пор, как понял я, что в этом есть определённая загадка и решение оной никак не приходит мне в голову – ни мгновенным прозрением, ни путем кропотливых умозаключений различными научными методами, – отставил я её в сторону до поры до времени. И вот буквально на днях, просматривая Глобальную сеть на предмет поиска различных научных фактов, обнаружил я описание преинтерес-

нейшего эксперимента, по прочтении которого меня посетило озарение; произошло сие обычным для меня порядком: ударило в темечко, холодной судорогой прошлось между лопаток по позвоночному столбу и вышло через копчик; в голове стало совсем пусто, и лишь через мгновение решение сформировалось неким мыслеобразом, а уж затем постепенно обросло деталями. Но, прежде чем дать исчерпывающий ответ на поставленный вопрос, приведу вам описание этого эксперимента.

В одной из тёплых стран, прямо под открытым небом, в необычной клетке жили-были четыре обезьяны. Порода, равно как и пол этих приматов, для дальнейшего повествования не имеет никакого значения, но порядка ради пусть все они будут самочками шимпанзе.

Клетка эта была весьма велика и вполне могла бы называться вольером, если бы не одно важное обстоятельство. Всё: стены, потолок и даже пол ? было забрано мелкой железной сеткой; металлическими были и разнообразные перекладины, лесенки, качели, и даже маленький домик, где обезьяны скрывались от дождя или палящего солнца.

Ещё одна особенность заключалась в том, что люди никогда не попадались обезьянам на глаза, наблюдая за ними через скрытые камеры. Все необходимые припасы доставлялись подопытным животным автоматически: постоянно бьющий фонтанчик с прохладной свежей водой – попить или облить соседа, зажимая кран пальцем (любимое развлечение в жару); в определённое время в клетку с мелодичным звоном вкатывалась самоходная тележка, наполненная доверху всякими вкусными вещами: крупными апельсинами, мохнатыми киви, хрустящими яблоками, сладкой хурмой, сочными грушами – все мыслимые фрукты доставлялись в изобилии.