Дикие птицы
Сейчас, мне кажется, боль разбитого сердца утихла. Я могу жить, зная, что Селена счастлива, хоть и не со мной. Когда-нибудь это пройдет.
– Чувак, радуйся свободе, – смеется мужчина, на вид мой ровесник, сидящий рядом. Он демонстративно поднимает безымянный палец и показывает обручальное кольцо. – Брак – то еще испытание, а жены бывают настоящими занозами в одном месте.
Мужская часть собравшихся смеется, а женская бормочет что-то о тупости мужчин.
– Возможно, – пожимаю плечами и делаю глоток дрянного кофе из своего бумажного стаканчика. – В общем, думаю, что я в порядке. Спасибо.
– Спасибо, Николас, – куратор кивает головой и дает слово следующему человеку.
Но я едва слушаю его. Обычно на собраниях АА я довольно внимателен, что совсем не в моих привычках. Многие считают, что я люблю слушать лишь звук собственного голоса. Не могу утверждать, что это откровенная ложь. Я и правда хорош собой и редко говорю что-то бредовое. Что поделать, гены благословили меня и умом, и красотой.
Ухмыляюсь про себя: тяжело быть мной.
Селена – болезнь, которая заполоняет мой разум . Каждый раз, когда в моей постели оказывается женщина, я пытаюсь вытеснить ее. Иногда это работает, но они утоляют лишь телесные желания. Сердце продолжает хотеть именно Селену, и я не могу его переубедить.
Когда собрание заканчивается, я подхожу к столу с дерьмовым кофе и такой же дерьмовой выпечкой. Эта болтовня изматывает меня и морально, и физически. Сделав глоток черного кофе, набираю Луи, своему ассистенту, сообщение по поводу благотворительного вечера одного из фондов, находящегося под опекой нашей семьи. Многие организации создал еще отец. В желтой прессе нередко пишут, что так Кинги пытаются откупиться от своих грехов. Росса особенно сильно задевают подобные сплетни, поэтому он практически всегда делает пожертвования анонимно.
Подношу палец к кнопке «отправить», как вдруг мое тело врезается в кого-то. Прежде чем успеваю увидеть, с кем столкнулся, слышу звук падения и стон. Перевожу взгляд с телефона вниз и вижу девушку, лихорадочно обдувающую свою грудь и потирающую бедро. Черт, весь мой кофе вылит на нее. Быстро ставлю стаканчик на стол и протягиваю незнакомке руку.
– Черт, мне жаль, – говорю я, когда девушка вкладывает свою ладонь мне в руку.
Ее нежная кожа ощущается, как чистый шелк. На вид девушке чуть больше двадцати. На встрече я ее не видел. Хотя сегодня я не отличался внимательностью, поэтому, может быть, она все же здесь по той же причине, что и я. Мои глаза задерживаются на промокшей насквозь белой блузке. Очень тонкой блузке, сквозь которую мне открывается отличный вид на кружевной бежевый бюстгальтер и идеально округлую полную грудь. Не то чтобы я… ай, к черту! Да, я пялился.
Сглотнув, перевожу взгляд на элегантную шею и лицо, обрамленное волосами цвета темного шоколада. Пухлые губы приоткрыты и слегка подрагивают. Милые щеки, добавляющие детской невинности лицу, раскраснелись. Маленький носик сморщен, а темно-карие глаза блестят от скопившихся слез.
– Как горячо! – тихо всхлипывает девушка.
Черт, ее голос. Сладкий, нежный, с легкой сексуальной хрипотцой. Он почти настолько же горяч, как сама незнакомка.
– Мне правда жаль, – растерянно повторяю я, стараясь сфокусироваться на ее лице.
Оглядываюсь вокруг в поисках чего-нибудь, что сможет облегчить ее боль. По щеке незнакомки стекает слезинка, и я поджимаю губы. Пусть кофе скоро высохнет, ее блузка останется мокрой и испорченной огромным пятном. По-моему, в моем багажнике должна лежать запасная одежда. Крепче обхватываю ладонь девушки и киваю в сторону черного выхода.
– Пойдем со мной, – приказываю я и тащу за собой.
Девушка не сопротивляется и, шмыгая носом, идет позади. Она вполне могла бы пойти сама, но почему-то мне не хочется отпускать ее руку. Мы выходим на улицу и оказываемся у моего автомобиля. Ходить на встречи АА публичному человеку – настоящее приключение. Мне приходится приезжать без охраны и парковаться только в переулках.
Оглядываюсь на девушку. Она судорожно дергает ворот блузки, чтобы создать хотя бы какой-то ветерок и охладить обожженную кожу. Из-за испепеляющей жары ее старания не имеют особого смысла.
– У меня есть чистая футболка, в которую ты сможешь переодеться, – нехотя отпускаю ее ладонь, разблокировав двери автомобиля, открываю багажник и нахожу одежду.
Девушка оглядывается вокруг и хмурится уже не из-за боли.
– Я не буду переодеваться перед незнакомцем в темном и безлюдном переулке, – бурчит она, шмыгнув носом. – Я даже имени твоего не знаю.
Ухмыльнувшись, толкаю крышку багажника и протягиваю ей белую футболку. Несмотря на свой скептицизм, девушка берет ее.
– Птенчик, поверь мне, благодаря твоей блузке я уже все рассмотрел, – мои глаза вновь опускаются к груди незнакомки, и губы расходятся в улыбке.
Девушка, выругавшись, быстро прикрывается, хотя это больше не нужно, учитывая полную темень.
– Грубиян! – шипит она.
Ее кофейные глаза впиваются в меня. Даже в темноте мне видны прожилки цвета кленового сиропа. Она чертовски красива. Мягкие черты лица и эти манящие губы. У девушки нет акцента, но она явно имеет латиноамериканские корни. Жгучая, как ад, с плавными изгибами и потрясающими волосами.
– Можно и так, – сую руки в карманы брюк и пожимаю плечами. – Но меня зовут Николас.
Девушка, сверкнув глазами, разворачивает футболку.
– Отвернись, Николас, – напряженно просит она.
Хватаюсь за сердце и театрально ахаю.
– Неужели ты не позволишь мне произвести осмотр и оказать тебе первую помощь? – указываю пальцем на свою грудь. – Кофе был очень горячим.
Девушка закатывает глаза. Она все еще злится на меня, но все же на ее сердцевидных губах расцветает небольшая улыбка. Склонив голову набок, она прищуривает глаза.
– Позволю, если предоставишь документы о твоем медицинском образовании, – говорит она, продолжая соблазнительно улыбаться.
Мне бы очень хотелось стать медбратом в эту секунду, чтобы обследовать место ожога, а долбаный диплом Гарварда сжечь к чертям.
– Я мог бы их сделать, но не хочу начинать наше знакомство со лжи, – подмигиваю ей, на что девушка хмыкает. – Ты, кстати, до сих пор не представилась.
Незнакомка вместо ответа отворачивается, стягивает блузку через голову, и ее темные шелковистые локоны ниспадают на спину. За секунду, на которую она мне показывает небольшой участок своей кожи, я успеваю с десяток раз проклясть дерьмовое освещение в переулке. Девушка надевает мою футболку и разворачивается, показывая мне свое чудесное лицо.
– Лилиана, но можно просто Лили, – протянув руку, говорит она.
С удовольствием сжимаю ее горячую ладонь в своей. Лили очаровательно улыбается, и на ее щеке появляется ямочка. Она прикусывает нижнюю губу и забирает свою руку.
– Я, пожалуй пойду. Спасибо за футболку, – Лили указывает на маленький логотип у сердца. – Думаю, она сполна восполнит потерю блузки.
Лили собирается уходить, но я хватаю ее за локоть, останавливая. Мое расшалившееся воображение уже рисует, как она будет ходить в этой футболке босая по моему дому. Только в этой футболке и больше ничего. Лили кидает взгляд на мои пальцы, касающиеся ее кожи, и вопросительно приподнимает одну бровь.
Любой бы психолог, которым я плачу за то, чтобы держали меня в строю, сейчас бы кричали, как заведенные, о том, что я променял одну зависимость на другую. Мой член повидал столько женщин, что мне бы пора начинать беспокоиться за него. Дело не только в Селене и моей безответной любви. Без наркотиков и алкоголя жизнь, как считает мой зависимый мозг, перестала быть такой же яркой. Женщины – блондинки, брюнетки, рыжие, лысые – добавляли в нее красок.
Сейчас я хочу краску цвета «Лили».
– Как же я могу отпустить тебя, не попытавшись загладить свою вину? – ухмыльнувшись, спрашиваю я. – Позволь мне угостить тебя ужином, птенчик.
Лили наклоняет голову вбок, изучая мое лицо.
– А ты, Ник, всем женщинам даешь прозвище? – спрашивает она. – Чтобы не забыть их имена? Если я сейчас открою твои контакты, там будут «детки», «зайки» и «милые»?
Черт, попался с поличным.
– В свое оправдание скажу, что там нет ни одного птенчика, – шире улыбаюсь, наблюдая, как Лили вновь закатывает глаза. – И твое имя я не забуду, клянусь.
Лили заливается смехом, запрокинув голову назад. Бархатистый и звонкий, словно музыка церковных колокольчиков, смех наполняет и этот переулок, и мое тело. Без особого энтузиазма отпускаю Лили.
– Прости, приятель, но я здесь не на встрече, а по работе, – говорит она, смахнув упавшую на лоб прядь густых темных волос. – Я волонтер, поэтому должна помочь кураторам с уборкой и другим. Считай, что твоя футболка уже искупила твою вину.
Лили снова направляется обратно ко входу. Она что, даже не собирается дать мне свой номер? Нет уж.
– Лилиана, я подожду тебя, – специально называю ее по имени, хотя и хочу назвать ее птенчиком.
Есть что-то в ней чарующее. Взгляд, обжигающий все внутри меня, и, черт меня побери, эти губы.
– И мы поужинаем, – заканчиваю я, глядя на ее рот. – Буду ждать тебя здесь.
Ничего не ответив, Лилиана улыбается и возвращается в церковь, где проходила встреча АА.
***Проходит почти два часа, а Лилиана так и не вышла. Моя фантазия уже в красках обрисовала, как мы проведем этот вечер, сминая простыни в моей спальне. Ерзаю на сидении своего автомобиля и поправляю член. Бросаю взгляд на приборную панель и смотрю на время.
Все, я иду за ней.
Стоит мне выйти из машины, как дверь церкви открывается. На моих губах расплывается улыбка. Но когда я вижу вышедшего, она моментально меркнет. Вместо Лилианы ко мне выходит один из кураторов, Барри. Он машет мне и с извиняющейся улыбкой подходит ближе.
– Мистер Кинг, эм-м, – Барри откашливается и неловко протягивает мне свернутую бумажку. – Лилиана просила вам передать это.
Чувствую негодование и удивление, когда выхватываю из его рук записку. Не утруждаю себя прощанием с Барри, прыгаю обратно в автомобиль и читаю:
«Во-первых, мистер Кинг, я не желаю оказаться в вашем списке побед, даже если других птенчиков там нет. Во-вторых, я слишком занята. Потому вынуждена отказаться от ужина с вами».
Черт.
Она мне отказала, верно? Наверное, я должен злиться или разочароваться. Все-таки Лилиана задела мое эго, не написав даже свой номер. Но увы, теперь я хочу ее еще сильнее.
Разворачиваю нижний кончик записки и тихо смеюсь. Эта шалунья оставила поцелуй помадой на бумаге вместо подписи. Кладу сверток на соседнее сидение, беру мобильный телефон и набираю Луи. Он отвечает моментально.
– Да, босс? – слышу его усталый голос.
У парня недавно родился сын, и мне даже немного стыдно за столь поздний звонок. Позже выпишу ему премию за помощь в форс-мажорных ситуациях. Например, когда чертовому Николасу Кингу отказала женщина.
– Я сейчас был на встрече со своими собратьями-алкоголиками в церкви на Чейс и видел девушку-волонтера, – кратко объясняю я. Не буду упоминать, что она мне отказала. Луи надежный ассистент, но такое он разболтает моим братьям. – Зовут Лилиана. Найди мне ее номер и все, что сможешь достать еще.
Луи некоторое время молчит. Возможно, его напряг энтузиазм в моем голосе.
– Я трезв, – предотвращая вопросы и опасения Луи, говорю с раздражением. – Найди мне чертов номер, остальное подождет.
– О.. кхм… да, конечно, – Луи откашливается. – Я напишу техникам, они соберут досье.
Отключаюсь от вызова и еду домой в Беверли-Хиллз. Думаю, с моим состоянием жить в этом районе довольно банально, однако только дурак будет спорить, что в Эл-Эй где-то есть охрана лучше. У нашей семьи есть особняк в тосканском стиле Бель-Эйр, но жить там одному кажется чем-то неправильным. В последний раз, когда я был там, мы всей семьей приезжали в отпуск. Тогда родители еще были живы. Когда Селена и Росс приезжали в Лос-Анджелес, они оставались в Бель-Эйре. Сел была в восторге от итальянской мебели и сада. Если когда-нибудь у меня появится семья, я обязательно перееду туда. Все-таки особняк пропитан небольшими, но очень приятными воспоминаниями.
Пока же я живу в вилле с отличным видом на холмы. В каждой комнате по две стеклянных стены, что очень обольщает женщин, когда мы трахаемся возле окон. Есть в этом нечто запретное, но при этом никто не может увидеть нас из-за высокого каменного забора.
Когда я подъезжаю, один из охранников открывает автоматическую дверь и впускает меня внутрь. Быстро принимаю душ, а когда захожу в спальню, меня уже ждет письмо от Луи с номером телефона Лилианы, ее полным досье и ссылками на социальные сети. Не уверен, что нормальные люди просят досье на женщин, на которых они положили глаз. В свое оправдание скажу, что Росс собирал его на Селену, а Гидеон – на Аврору.
Лилиана довольно скрытная: в ее аккаунте всего одна фотография с бабушкой, с которой Лилиана эмигрировала из Мексики пятнадцать лет назад. Ни про мать, ни про отца информации нет, даже имен. Учитывая, из каких Лилиана Варгас мест, это неудивительно. Как и неудивительно, что бабушка вывезла ее.
Есть заблуждение, что самый крупный картель в Мексике, – Синалоа. Им и настоящему лидеру нравятся подобные слухи, потому что и УБН, и ФБР, и власти Мексики верят в это и не обращают внимания на настоящего гиганта. Картель «Lazos Fuertes» (прим. перевод «крепкие узы») из Колимы поставляет три четверти наркотиков в Северную Америку, а еще у них даже есть трафик в Австралию и Европу. Глава картеля настолько скрытен, что даже не все банды, находящиеся в его подчинении, знают хотя бы его имя. Я встречался только с его заместительницей, которая очень сильно хочет заполучить территории нашей семьи для своего босса. Отвратная, хотя и очень горячая женщина.
Именно в Колиме и родилась Лилиана.
В электронном письме есть информация о месте работы и адрес. Ладно, ее биография сейчас меня особо не интересует, но вот телефон. Хмыкнув, копирую ее номер и отправляю СМС, подражая ее записке.
Я: «Во-первых, я никогда не пишу женщинам первым. Во-вторых, я все еще хочу загладить свою вину за испорченную блузку. Скажи мне, когда ты свободна, птенчик».
Глава 3
Лилиана– Ты был прав, – вместо приветствия говорю я и сажусь напротив Эктора. – Он клюнул.
Эктор поднимает солнцезащитные очки, оглядывает меня, и одобрительно ухмыляется. Он, используя свои связи, организовал мне небольшой отпуск, поэтому последние дни я только и делаю, что хожу по салонам красоты. Мое тело теперь гладкое, как попка младенца. Одна женщина из восточной Европы по имени Катерина выдрала каждый чертов волос, растущий где-то кроме головы. В таких компрометирующих позах меня не видел ни один из любовников. В другом салоне мне сделали полный уход за кожей лица, маникюр, педикюр и постригли. И я молчу про шоппинг-тур, организованный Эктором. Все тряпки едва помещаются в шкаф.
– Конечно, я был прав, – ухмылка Эктора становится шире. – Он привык, что женщины стелются перед ним. Ты этого не сделала.
Эктор подзывает официанта и заказывает мне ланч. Прикусив губу, наблюдаю за ним. Эктор очень спокоен, словно он смирился с игрой с чужими чувствами. Я – нет. Николас Кинг не ангел, но никто не заслуживает такого. Никто.
– И что я должна делать теперь? – тихо, едва слышно на фоне уличного шума, спрашиваю я. – Продолжать игнорировать его?
Николас нашел мой номер и с тех пор писал мне. Не скажу, что он засыпал меня СМС, но было два приглашения на ужин и одно на ланч. Я ничего не ответила, потому что так было приказано. Будь я в другой ситуации, я бы даже позабавилась настойчивости мистера Кинга.
Официант ставит передо мной салат и холодный чай, но мне и кусок в горло не лезет, когда я думаю о своем задании. Из-за М я еще и на диету села? Что эта сволочь потребует у меня еще?
Не удерживаюсь от презрительного фырканья. Эктор кидает на меня понимающе-сочувственный взгляд, и это, пожалуй, единственный проблеск его настоящих эмоций.
– Да, до благотворительного вечера, – кивает Эктор. После небольшой паузы он указывает на принесенную еду и добавляет: – Поешь. Ты какая-то бледная.
Его комментарий злит меня. Да как он смеет?! Хватаю столовый нож и вонзаю его в стол возле руки Эктора. Парень вздрагивает, уставляется на меня и удивленно вскидывает брови. Несколько людей, проходящих мимо, уставляются на нас, но остановится не рискуют.
– Прости, если мне плохо от вранья человеку, который не сделал мне ничего плохого, – рычу я.
Да, Николас – олицетворение многих качеств, которых я сторонюсь. Во-первых, он принимал наркотики, а его семья занимается их продажей, что для меня равносильно убийству. Во-вторых, Николас бабник, считающий, что его деньги дают ему безграничную власть, а его самооценка чрезмерно завышена. Он красив, обольстителен и пользуется этим.
Но он человек, который не причинил мне вреда.
Еще стоит упомянуть очевидный факт. Если мы с ним сблизимся, как того хочет М, каковы шансы, что Николас поверит, что я храню себя до брака? Потому что я не знаю, как иначе мне удастся избежать секса с ним. М не просто хочет, чтобы я влюбила его в себя. М заставляет меня лечь под него, черт возьми.
Кажется, меня сейчас стошнит. Я чертова проститутка. И обманщица.
– Лили, – Эктор выдирает нож из стола, берет меня за руку и успокаивающе поглаживает тыльную сторону ладони, – я знаю, что сейчас тебе тяжело. М будет достаточно только его согласия на продажу товара на его земле. Без его одобрения Калифорния нам не светит. Пока мы довольствуемся лишь теми крохами, которые берем с боем, и продаем оружие. Но ты же прекрасно понимаешь, что это разные вещи. После выполнения всех условий ты просто исчезнешь, твоей бабушке сделают операцию, и вы сможете жить так, как и хотели. Ты сможешь пойти в Джулиард и заняться тем, что ты любишь.
В моей голове сразу же заиграла любимая песня. Вспоминаю, как стояла на сцене. Чувствую покалывание от наслаждения, которое охватывает меня, когда я пою. Если мне вновь удастся получить стипендию в Джулиарде, то я смогу всю жизнь заниматься пением. Оно будет делом моей жизни. Мне не придется всю жизнь работать у таких людей, как Берди, или ходить полуголой в барах, чтобы выживать.
Поджав губы, осознаю ужасную вещь. Я готова растоптать человека ради исполнения своей мечты. Наверное, мы с М не такие уж и разные. Но я хочу поступить эгоистично ради самой себя. Я слишком устала от борьбы и постоянного бегства.
– Хорошо, – неуверенным тоном бормочу я и осушаю стакан чая, желая, чтобы в нем оказалось что-нибудь покрепче. – Но ты мне так и не рассказал, что будет после бала. Что это за третья встреча?
Эктор изучает мое лицо некоторое время, словно пытается прочитать мои мысли. Потом тяжело вздыхает и говорит:
– Ты пойдешь на прослушивание в его звукозаписывающую студию.
Поперхнувшись воздухом, закашливаюсь и с широко распахнутыми глазами уставляюсь на Эктора.
– Ты же шутишь, верно? – неуверенно спрашиваю я. Когда взгляд Эктора становится серьезным, понимаю, что он говорит серьезно. – Я не могу! Я давно не практиковалась, у меня нет демо, я никто…
Я не могу сказать ему, что музыка слишком личное, чтобы впутывать ее в паутину нашей лжи. Пение для меня словно божество, которое я не могу и не хочу осквернять.
Кажется, меня трясет. Спину и лоб покрываются холодным потом ужаса. Желудок скручивается в узел, и аппетит окончательно исчезает.
– Тебе надо взять себя в руки, hermana, – даже не сопротивляюсь, когда Эктор называет меня сестрой. – Если ты не выполнишь приказ М, я тебе уже помочь не смогу. М натравит на тебе всех своих собак, в том числе и меня. И все твои усилия ради спасения Антонии окажутся напрасны.
Представляю лицо бабушки и загоняю весь свой ужас вглубь души. Бабушка. Все ради нее.
***Даже несмотря на раннее время, в Гриффит парке полно людей. Шагая по мостику возле озера, замечаю вдали декорации к фильму. Иногда мне кажется, что все жители Эл-Эй либо снимались в кино, либо писали к ним сценарии. Сумасшедший город.
Впервые за последние недели бабушка чувствует себя достаточно хорошо, чтобы выйти со мной на прогулку. Я решила не мелочиться и отвезти ее в Гриффит парк. Это было первое место, куда мы пришли после переезда в Лос-Анджелес. Раньше, живя в Бруклине, мы каждые выходные ездили в Центральный парк. В городах очень не хватает зелени. Эта нехватка особенно остро ощущается, когда я вспоминаю детство. Сады, где я бегала, играя с родителями. Кроме цветов и деревьев там были даже фруктовые плантации.
Наверное, это единственное воспоминание из детства, которое не причиняет боль.
– Ты какая-то задумчивая, nieta(прим. перевод «внучка»), – бабушка мягко гладит меня по плечу, привлекая к себе внимание. – Дикий цветочек, расскажи, что тебя волнует.
Перевожу взгляд с водной глади на бабушку и не могу ощутить укол боли, пронзивший сердце. Она прекрасна. Ее черные, как смоль, волосы с серебристыми прожилками завязаны в тугой узел на затылке и показывают ее утонченные черты лица. Бабушка стройная и даже вопреки болезни выглядит моложе своих лет.
– Я просто устала, бабушка, – натягиваю самую искреннюю улыбку, на которую способна, но у меня никогда не получалось обмануть ее. – Лучше скажи мне, как ты себя чувствуешь.
Бабушка прикладывает руку к груди и тепло улыбается.
– Сердце – не предатель, – повторяет она мексиканскую мудрость. – Оно знает, что я еще нужна тебе.
Чувствую небольшую злость на готовность бабушки отойти от жизни. Я не отпущу ее просто так, я выверну свою душу, но дам ей шанс на жизнь. Такую долгую, какую она заслужила.
– Ты как-то изменилась, дикий цветочек, – бабушка будто ощущает волну негодования во мне и меняет тему. Она протягивает руку и проводит пальцами по моим волосам. – Сменила прическу, принарядилась. Неужели у тебя появился молодой человек?
Ее голос звучит не особо счастливым, будто она понимает, что весь мой марафет наведен не из-за влюбленности. Тошнота подступает к горлу, и я опускаю глаза к земле.
Черт побери ее проницательность.
– Нет, бабушка, – выдавливаю я. – Просто решила немного сменить имидж.
Бабушка не верит мне ни на секунду. Ее темные глаза не осуждают за очевидную ложь, и я благодарна ей. Я никогда не привыкну врать ей, но все же кое-чему у М я научилась. Залог успешного обмана – скормить человеку ложь легче, если добавить немного правды. Эктор говорит, что я могу обмануть самого Господа Бога. Возможно. Только бабушка – исключение, она не поддается моим чарам.
Натягиваю застенчивую улыбку, пытаюсь изобразить волнение и крепче сжимаю бабушкино плечо. Ладони потеют. Чувствую, как каждая мышца лица сопротивляется, но я не перестаю улыбаться.
– Эктор рассказал, что одна звукозаписывающая ищет новые таланты, – говорю часть правды. – Он пообещал мне помочь с демо.
Бабушка восторженно хлопает в ладони. Ее трудно назвать наивной женщиной, но по какой-то неведомой мне причине Эктор ей нравится. Бабушка не видит в нем главаря банды. Думаю, она даже и предположить не может, кто Эктор на самом деле. Впервые я представила его как коллегу. Опять же суть удачного вранья – приправить ложь правдой. Бабушка постоянно звала Эктора к нам на обед, когда он был младше и занимал более низкое место в иерархии системы М. После я стала пресекать их встречи. Мне не нужен риск. Ни в том, чтобы бабушка узнала правду о моем «коллеге», ни в том, чтобы кто-либо прознал про их близость и пришел к нам без приглашения, чтобы оставить ему послание.
– Это замечательная новость, цветочек! – бабушка притягивает меня в свои теплые объятия, и я вдыхаю ее родной аромат. – Мир должен услышать твой ангельский голос и стихи, которые ты пишешь.
На глаза наворачиваются слезы. Бабушка мечтает не меньше меня, чтобы я стала профессиональной певицей. Она с детства твердила мне о моем даре. Но даже если я смогу стать певицей лейбла Николаса, все закончится, если правда вскроется. Все двери закроются передо мной, и я никогда не добьюсь успеха. Все, что меня будет ждать, – сцена в ночном баре, где для слушателей будет важно только мое декольте, а не мой голос и тем более смысл моих песен. Шансы сохранить и мечту, и выполнить поручение М почти нулевые.
Крепче обнимаю бабушку и целую ее в мягкую щеку.
– Когда-нибудь это случится, – бормочу я, зная, что это откровенная ложь.
Вдруг бабушка отстраняется, и ее выражение ее лица становится озабоченным.
– Что не так? Тебе плохо? – с паникой в голосе тараторю я.
Бабушка качает головой. Ухватившись за сердце, она оглядывается и спрашивает:
– Если ты станешь узнаваемой, нас могут найти, Лили? Онине простят нас за предательство.
Мир на секунду переворачивается с ног на голову. Я надеялась, что она не спросит об этом, не даст мне еще одного повода солгать ей.
