Игла

– Пусти ты, – рассмеялся Игорь. Его дыхание нисколько не сбилось.

– Ну уж нет, сначала ты меня выслушаешь. И посмотришь мне прямо в глаза.

– А без этого никак?

Марина стиснула его изо всех сил.

Игорь опустил на нее взгляд и одарил снисходительной улыбкой. Марина же смотрела на него снизу-вверх, повыше подняв подбородок, чтобы не дать ему заслониться бородой.

– Слушай сюда, лесное страшилище. Как бы ты ни пытался обманывать Олю, всем очевидно, что работа риелтором тебе никогда не нравилась. Ты не должен продавать дома втридорога, – или чем вы там занимаетесь, – только потому, что это нравится делать твоей девушке. И даже потому, что ее отец выручил тебя в трудную минуту. Темная полоса закончилась, ты встал на ноги и больше не обязан цепляться за работу, которая делает тебя несчастным. Ты достаточно потрудился, уже очень давно окупил вложенные в тебя силы и у тебя есть сбережения. Теперь ты можешь позволить себе двигаться дальше, и знаешь, что? Я убеждена, что Оле тоже не нужно, чтобы вы до пенсии хлебали воду из одного кулера. А если кризис в ваших отношениях наступил как раз потому, что вы проводите слишком много времени вместе? Ведь вы уже смотрите друг на друга, как на коллег! Вам свидания поперек горла, потому что разговоры все об одном. Оля в бога не верит, но наверняка уже и его молит, чтобы ты наконец сменил работу.

– Да ты спятила! – воскликнул Игорь.

– Тебе это в голову не приходило? – спросила Марина. Теперь снисходительно улыбалась она. – Если бы ты занимался делом, которое тебя зажигает, Оля оценила бы это куда больше, чем потакание ее интересам. А по вечерам вы снова будете болтать без умолку, ведь столько интересного произойдет за проведенный порознь день! Не бойся. – Марина взяла его за руку. Ее нежное запястье утонуло в лапе Игоря. – Все так и будет, вот увидишь. Не делай того, о чем будешь потом крепко жалеть. Ваши с Олей отношения скоро выйдут на новый уровень, а если ты сглупишь, закончив их сейчас, то я отлуплю тебя свадебным букетом.

Игорь залился краской, расплылся в улыбке и, помедлив секунду, сам заключил ее в удушливые объятия. Марина со смехом уткнулась в его грудь. От Игоря парил такой жар, что у девушки взмокли волосы.

– Вот вечно как скажешь!.. – Игорь замолк на середине своей мысли и звонко чмокнул ее в темечко. – Нагрузил тут тебя своими проблемами накануне свадьбы…

– Да брось, – пропыхтела намертво вжатая в друга Марина. – Где бы я была сейчас без тебя? Одни только домашки по черчению чего стоят.

– Серьезно, Марина. Спасибо, что остудила мне голову.

– Мое тело в морге остынет, если ты не ослабишь хватку.

– Не наговаривай! – хохотнул Игорь и сжал ее так, что затрещали ребра. – Еще не так обниму, когда замуж будешь выходить.

– Игорь, – выдохнула Марина. От смеха в уголках ее глаз заблестели слезы. Она беспомощно барахталась в его руках. – Я задыхаюсь…

– Кислорода мало? А ну-ка хлебни!

Игорь присел, взял ее покрепче за талию, поднял над землей и закружил. Марина визжала, молила о пощаде и хлопала его по спине. Ее бежевая юбка развивалась флагом на ветру.

– Ну что, получше стало? – ухмыльнулся Игорь, поставив ее на ноги.

С оттопыренным вверх большим пальцем закружившаяся Марина пьяно завалилась на бок. Игорь поймал ее за руку и держал до тех пор, пока мир перед глазами девушки не вернулся на место.

– Если бы ты знала, как я рад, что ты выходишь замуж за хорошего человека, – сказал Игорь, – и как рад, что ты оставила в прошлом… все плохое.

Улыбка Марины застыла. Она уставилась куда-то сквозь виновато прикусившего язык Игоря – в пустоту собственного сердца.

С самого начала в ней зрело какое-то тревожное, тягостное чувство неизбежного горя – с той самой минуты, как Глеб ввалился к ней домой под утро, побросал на пол одежду и, шатаясь, лег к ней в постель. Кусая губы, Марина готовилась к его грубой ласке, слабо надеясь ее избежать. Когда Глеб был пьян, наслаждений девушке доставалось мало: вместо обыкновенного ураганного соития он только быстро, почти злобно толкался в нее несколько безрадостных минут и, излившись, утекал в чуткий сон.

…Но в ту ночь Глеб ее не тронул. Марина со смешанным чувством облегчения и недоумения слушала, как успокаивается его дыхание и как он забывается некрепким сном, мало чем отличным от потери сознания. До самого подъема Марина не смыкала глаз, спрашивая себя, отчего Глеб не разбудил ее и сколько выпил накануне, если сил не осталось даже на акт.

Часа три спустя отлежавшая все бока Марина тихо поднялась с постели, оставила Глеба отсыпаться, а сама прошмыгнула в коридор. Она ушла с вечеринки куда раньше партнера, но телу и сознанию было дурно как после крепкой попойки. И пусть на себе она никогда не испытывала последствий чего-то подобного, судить могла по Глебу и, пожалуй, по Оле. Подруга любила расслабиться после тяжелой рабочей недели до такой степени, что равнодушному к алкоголю Игорю приходилось сопровождать в бары любимую, но проблемную по пятницам девушку.

Марина приводила себя в порядок как-то судорожно, будто опаздывала на важную встречу. Сердце тяжело ухало, отражение в зеркале ей не улыбалось, косметика валилась из рук и пачкала раковину. Обводя тонкой линией веко, Марина не видела собственных глаз: перед ней отрывочно мелькал образ Глеба – не волнующий и задорный, как обычно, а грузный, угрюмый и кислый.

Помявшись, Марина надела поверх белья один только халат. Темный шелк заструился по ее спине, талии, рукам, и заманчиво оттенил ее сливочную кожу. Она повертелась у зеркала и решила, что поможет Глебу отрезветь быстрее, чем холодный душ. Марина улыбнулась этой мысли. Ей стало легче.

Девушка занялась завтраком и скоро услышала, как зашаркал по коридору Глеб. Она выглянула из кухни, но застала один только его затылок – он уже запирал за собой дверь в ванную. Марина выдохнула набранный для приветствия воздух, сберегла улыбку на следующий раз и вернулась к плите. Беспокойство вновь просочилось в спокойствие ее души; она сама не понимала, от чего сердце ее было сегодня не на месте. Мало ли, с выпиской переборщил. С кем не бывает.

Когда Глеб вошел в кухню, Марина уже раскладывала яичницу по тарелкам. На мгновение она замерла, заострив на нем, чего-то невнятно буркнувшем ей вместо приветствия, взгляд. С его черных, небрежно остриженных волос еще капала вода после душа, но одет он был в те же джинсы и кофту на замке с высоким воротом, в которых пришел. Пренебрег своей чистой, домашней одеждой, некоторое количество которой всегда было у Марины дома.

Чайник вскипел. Глеб уселся за стол и даже не взглянул на девушку, когда та поставила перед ним кружку. Марина передвигалась по кухне как во сне, ощущая в составе всего своего тела гнетущее ожидание какой-нибудь неприятной вести.

Марина разлила чай и тихо опустилась на стул против Глеба. Его лоб и шея стали грубого медного оттенка, совсем не похожего на ту красноту, которой заливаются обыкновенно лица после горячего душа. Он взял вилку, но так и не насадил яичницу на зубцы. Вместо этого Глеб взял кружку в другую руку, шумно отхлебнул подслащенный чай и прополоскал им рот.

– Как дела?

Глеб быстро взглянул на Марину. Поставил кружку. Вернул вилку на стол. И произнес всего несколько слов чуждым своему голосом.

Слух будто отказал Марине. Что-то услышав, но не поняв, что именно, она виновато улыбнулась и подалась вперед, подставив ухо. Глеб молчал, но мгновение спустя воспоминание о движении его губ нагнало и сошлось с произнесенными им словами.

На час или на мгновение – Марине показалось, что она лишилась чувств. Вот девушка сидит за столом, интересуется делами молодого человека, и вот уже рыдает, не поднимая головы, и рвет на голове спутавшиеся волосы.

«Я был с Юлей». Так он, кажется, сказал – просто, прямо, не пощадив ее надеждой истолковать сказанное как-то иначе.

– Это всего один раз было, – рявкнул Глеб. Он мерил кухню шагами, запустив руки глубоко в карманы джинсов. – Один раз, по пьяни. Откуда же я мог знать, что эта шкура будет меня спаивать? Я так надрался, что не смог бы разобрать, мужика или бабу вообще…

– Я давно ушла спать! – надрывалась Марина. Она продолжала сжимать вилку, с которой давно свалился на ковер кусочек начатого завтрака. – Я же сказала, что ухожу, когда ты еще не был пьян! Ты должен был понять, что это не я!

– Да говорю ведь, что вообще ничего вечером не понимал! – Глеб поморщился, во рту у него было сухо. Он налил себе в стакан воды, разлив часть, и разом опрокинул в себя его содержимое. – Можешь не орать хотя бы, без тебя башка трещит… Цитрамон дай. Где он у тебя?

– КАК ТЫ МОГ МНЕ ИЗМЕНИТЬ?! – возопила Марина и закачалась на стуле. С нее будто живьем сдирали кожу и всякий остаток самоуважения. Предпочел ей другую – и кого? Девку с тупым, ничего не выражающим кроме похоти взглядом, и губами из второсортного силикона, над которыми все потешались тайком и не тайком. Марина утопала в грязи, она не чувствовала своих же к себе прикосновений, все ее тело немело от шока и чесалось, и ничем нельзя было остановить этот зуд. – Как ты мог… мне… ИЗМЕНИТЬ?

– Можешь ты понять или нет?! – гаркнул Глеб, глядя ей в лоб. – Я был пьян, как последний…

– Да какое же это оправдание? – Марину бил озноб. – И ты говоришь мне об этом только сейчас!..

Марина ужаснулась мысли, что этим утром несколько часов лежала рядом с человеком, на котором не остыли еще ласки другой женщины. Если б только можно было унестись прочь от самой себя, если б можно было навсегда забыть этот страшный позор…

– Больше не буду, так пойдет? – Глеб отвесил в ее сторону церемонный поклон – одному богу известно, к чему. – Если бы ты видела, в каком я был состоянии, даже не вякнула бы, истеричка, мать твою.

Рыдания Марины разом оборвались. Дыша через раз, она отвела руки от красного, влажного лица, и уставилась на кусочек яичницы на ковре у своих ног. Длинный ворс едва накренился от его невесомой тяжести.

– Никто не умер, – гремел Глеб, – а ты вот что устроила…

Марина подняла глаза на жирно поблескивающую вилку в своей руке, а с нее – перевела на Глеба, катающего язык за щекой.

– Что ты сказал? – просипела она. Марина не почувствовала движения губ и услышала свой голос откуда-то издалека.

– Не понимаешь меня – и не надо, – сказал Глеб. Он стучал по полу носком ступни. – Сказал же, что вообще не понимал, где я и с кем. Плевать. Вижу, что все тебе как об стенку горох. Но если этого ты слышать не хочешь, так услышь хотя бы, что я больше так не…

– Пошел вон.

Глеб захлопнул рот и впервые за это утро уставился прямо на нее. Марина швырнула вилку на кухонный стол, где та звонко отскочила от тарелки с нетронутым завтраком Глеба и свалилась на пол.