Две богатеньких малышки

– Иди, дитя, – сказала старуха. – Только сперва принеси мне газету.

Газета лежала тут же, на столе. Эмми подала ее Медоре – просто потому, что это ей ничего не стоило. На соседнем столике стояла фигурка золотой танцовщицы. Эмми легонько прикоснулась к ней, и ей захотелось поддразнить старуху:

– Это тоже подарок. От Сэнди.

Медора посмотрела на статуэтку через лорнет.

– Раз это от Сэнди, – язвительно изрекла она, – значит, брошь – от Уорда.

Да, эта старуха за словом в карман не полезет… Эмми с золотой танцовщицей в руках поднялась в салон – и нос к носу столкнулась с Джастином, который немедля заявил:

– Я слышал все, до последнего слова. Я переезжаю в гостиницу, и не вернусь, пока она не уберется.

С меня хватит, подумала Эмми, и сказала:

– Хорошо. Но тебе придется самому за это платить.

Она бережно поставила статуэтку на большой круглый стол, и хрупкая стеклянная фигурка заискрилась на свету.

Джастин, конечно же, никуда не уехал. После обеда он даже временно сменил гнев на милость, поскольку у Медоры действительно оказалась непревзойденная кухарка – единственный человек на свете, имевший на старуху влияние. Крупная, рыжеволосая немка, она говорила с приятным акцентом и готовила поистине божественно. Это признал даже Джастин, потянувшись за добавкой десерта. Медора при этом сердито сверлила его взглядом, так, словно боялась, что ей ничего не останется. Еда была для Медоры самым большим удовольствием в жизни и в то же время самым большим проклятием – любой доктор, не зря получивший диплом, сказал бы, что Медоре срочно нужно сбросить несколько фунтов, если у нее действительно такое больное сердце, как она не уставала утверждать. Худосочная сиделка, по имени мисс Симпсон, ужинала вместе с ними. Когда Эмми пригласила ее к столу, она едва не растаяла от благодарности, хотя ужасно изумилась. "Обычно я доедаю то, что остается на подносе…" – пролепетала она. Немного же там остается, подумала Эмми…

На следующее утро Эмми отправилась к Диане. Сначала она позвонила Дугу, чтобы узнать, нужно ли ей специальное разрешение, но Дуга не оказалась дома. Тогда она позвонила прямо начальнику тюрьмы Оберн, и тот сказал, что она, безусловно, может приезжать.

Снег еще шел, но с перерывами. Эмми решила ехать поездом. Она не сказала ни Джастину, ни Медоре, куда направляется, и вообще не стала предупреждать их, что уезжает. Отчим и тетка вели отчаянную, но безмолвную борьбу за любимое кресло Джастина. После завтрака Джастин сразу направился к креслу; но Медора, проявив поразительную при ее комплекции сноровку, бросилась ему наперерез. Однако эту гонку Джастин все-таки выиграл… Маленькая мисс Симпсон, сиделка, отправилась куда-то по поручению своей хозяйки. Эмми молча надела пальто, вышла из квартиры через десятый этаж, спустилась в вестибюль и взяла такси до Гранд-Централа.

Поезд вез ее вдоль той же дороги, по которой они с Джастином ехали осенью, но теперь все вокруг было бело, и деревья, которые тогда радовали глаз желтой и красной листвой, уныло качали на ветру голыми, черными ветвями.

Снова, как и в прошлый раз, сердце у Эмми бешено колотилось, пока она ждала сестру. Наконец вышла Диана – такая цветущая и полная жизни, словно она проводила свои дни не в тюрьме, а на фешенебельном курорте.

– Я так и думала, что ты появишься, – не поздоровавшись, бросила она. – Ну, что скажешь?

– Я написала тебе чистую правду. Между мной и Дугом ничего нет.

– Но ведь когда-то было, – неумолимо сказала Диана. – Ты не станешь отрицать, что была влюблена в него и хотела за него замуж.

– Это было четыре или пять лет назад.

– Ой, Эмми, в этих делах меня не обманешь. Он и словом не обмолвился о разводе, но… Я сразу поняла, что он пытается тебя окрутить. Скажешь, нет?

Эмми не могла сказать "нет", как не могла отрицать и того, что в тот вечер, в синих горах над Ниццей, она чуть было не поддалась загадочному соблазну. Но вспомнив тетушку Медору, она произнесла:

– В родственников не влюбляются.

– Почему бы и нет? – пожала плечами Диана. – Он все тот же, каким был прежде.

– Нет… – Эмми подумала и честно ответила: – Правда, нет. Теперь – совсем иное дело.

– Так почему же он хочет развестись?

– Ты сама сказала, что он не говорил о разводе.

– А тут и говорить не надо было – я все поняла без слов. Но развода он не получит. Я буду бороться, сколько хватит сил. – В один миг жизнерадостная маска слетела с лица Дианы; голубые глаза потемнели, и в них заблестели слезы. – Он – мой муж, и я люблю его. Я знаю, со стороны кажется, что я не слишком-то заботлива, но его выводит из себя, когда над ним хлопочут и трясутся. И я знаю, что он любит меня, и что ему сейчас очень одиноко, и потому-то, Эмми, он и бросился к тебе; я это очень понимаю. Но он дождется меня. – Она сконфуженно утерла слезы и вдруг усмехнулась – искренне и лукаво: – В один прекрасный день я выйду отсюда. И это произойдет скорей, чем всем кажется. Из-за Агнес!

– Полиция еще не сказала своего мнения по этому поводу.

– Но это не могла быть авария! Агнес всегда очень осторожно переходила улицу! Я хочу тебе кое-что сказать. Во время суда это казалось несущественным; но примерно за неделю до того, как убили Гила, я сказала Агнес, что у меня проблемы со слугами. Дуг как раз собирался увольнять их через день-два, вот я ее и спросила, не сможет ли она найти мне кого-то, кто помогал бы по дому.

– Она говорила в тот день Джастину, что собирается зайти в бюро по найму.

– Вот видишь! – Диана подалась вперед. – Видимо, в тот день она приходила ко мне, но по какой-то причине не позвонила в дверь. Или, может быть, я не услышала звонка. А Агнес в это время могла увидеть, как убийца выходит из дома, или, наоборот, заходит… Вот что я думаю.

– Она увидела Джастина.

– Джастина?! – У Дианы округлились глаза. – Но его там не было!

– Он приходил к тебе… желал высказать свои претензии. Но он так долго звонил в дверь, что потерял терпение и ушел. А через квартал или два увидел Агнес – она стояла на углу. Он говорит, что помахал ей рукой.

– Джастин… – задумчиво протянула Диана. – Вот уж никого не было причин убивать Гила.

– Джастин говорит, что он просто постоял на крыльце и ушел.

– А полиции он сообщил об этом?

– Нет.

Диана несколько секунд подумала – и высказала вслух ту же дикую догадку, которая в свое время потрясла Эмми:

– Конечно, когда убили Агнес, Джастин был с тобой во Франции. Но он играл в карты, на бегах, водил знакомство со всякими сомнительными людьми… Он мог нанять убийцу! Хотя, честно говоря, я сама в это не верю. Больно уж не похоже на Джастина. Ты, конечно, можешь заявить об этом полиции, Эмми, но что толку? – Она закусила губу. – Нет, это невозможно. Я не люблю Джастина, но… нет, не может быть. Но я чувствую, что Агнес знала что-то важное об убийстве Гила. Ты понимаешь, как это важно? Если выяснится мотив убийства, то всем станет ясно, что я невиновна.

– Диана, а ты ждала Гила в тот день?

Диана осторожно огляделась по сторонам и, убедившись, что охрана их не слышит, прошептала:

– Да. То есть, я не знала, что он придет именно в этот день и в этот час, но вообще-то я его ждала.

Сердце Эмми похолодело, губы задеревенели; но она заставила себя спросить:

– Значит, это все-таки написала ему ту записку?

– Конечно, я, – сухо ответила Диана.

– Но в зале суда ты это отрицала.

– Естественно. – Она пожала плечами. – Неужели ты думаешь, что я созналась бы в таком добровольно? Это же все равно что самому затягивать у себя петлю на шее. Но я не думала, что меня осудят. Мне это и в голову не могло прийти. Я же не убивала Гила. – Она резко вскинула взгляд на Эмми. – А ты, значит, поверила?

– Я знала только, что эту записку написала ты.

– Откуда ты узнала? Как?