Силыч подошёл к Владелине и положил ей руку на плечо:
– Княже, Дамир прав. Как ему супротив тебя биться в полную силу, ежели он клялся верно служить, да клинка на тебя и народ твой не обнажать?
Владелина покосилась на Усмана. Тот лишь кивнул соглашаясь:
– Ты, княже, и вправду противник отважный! Ловкий, сноровистый! С таким в бою нелегко сладить. И хану непросто пришлось, я-то его не раз в бою видал. Но и битва была не за жизнь, а лишь забава. В кровавом поединке тебе супротив него не выстоять. Да и никто из воинов кыпчакских, что многие битвы с ханом прошли не отважатся супротив него выйти. Не сыскать равного по силе хану Дамиру!
– То ты лишку хватил, Усман! – ухмыльнувшись, замотал головой Силыч. – Хан твой воин знатный, коли сам Джамбулат от него бежал. Токмо на сей раз он пострашился в полную мощь перед князем предстать.
Силыч взглянул на хана. Тот смотрел на лошадей, словно его те речи и не касались. Влада подошла и встала перед ханом:
– Усман верно говорит?
– Верно! – вскинув голову, тихо заговорил Дамир. – Ежели я призову духов, дабы в полную силу биться, то никому предо мной не устоять. А и не призову, в пылу битвы не отступлю, покуда враг повержен не будет. Чтобы меня остановить, придётся меня убить. Но покуда не сыскался воин равный по силе. Был один. Улубий. И тот от моей руки пал.
– Коли так, ворогам, что на подступах к Рязани бродят, худо придётся. И коли хан столь силён, то не убоится же он супротив меня выйти? Я на голову выше и в плечах вдвое шире хана буду, да и бить стану вполсилы.
Дамир покосился на сотника:
– Мы в становище не для забавы ехали, Артемий Силыч! – попытался он уйти от сражения.
Но Силыч уже выхватил меч и поигрывал тяжёлым клинком, что веткой ракиты.
– Ну, нет! Ты тут силушкой похвалялся, так покажись!
Дамир поглядел на Владу, Усмана, Силыча и отвернулся. Сделав пару шагов к мирно пасущимся жеребцам, он выхватил саблю и, рыча, бросился на Силыча.
Воеводой Артемий Силыч славился самым сильным и отважным среди всех воевод княжеств Руси. Равного ему не было от Чернигова до Новгород-Северского и от Полоцка до Тьмутаракани. И, впав в немилость к князю Мстиславу, став сотником, былой хватки не утратил. Посему коварный замысел хана разгадал мигом и был готов. Отразил и первое его нападение, и второе. Мощные удары меча сыпались на Дамира, словно орехи. Но и хан не промахивался. И когда клинок обагрила кровь сотника, он бросил саблю к его ногам, отступил и опустился перед ним на колени.
– Гиблая то затея была, Артемий Силыч! – склонив голову, прохрипел хан, боясь поднять взор на Владелину. – Видят духи, не желал я того. И коли клялся, что сабля моя русича не коснётся, приму волю князя и твою.
– Об чём ты сказываешь, в толк не возьму? – Силыч зажал неглубокий порез на руке, покуда Владелина развязывала мешочек с сухими листьями, который сотник всюду носил с собой. – Вот посыплю трухой на царапину и хвори как не бывало.
– Встань! – не глядя на него, недовольно пробурчала Владелина. – В становище с Усманом поезжайте. А то, что было тут, наперёд нам всем ученье!
Когда половцы удалились, Силыч убрал за пазуху мешочек и поглядел на Владелину:
– А и правду сказывал Усман, нет хану равного в битве. Одолеть его не под силу даже мне. И то добро, то ладно, что хан Дамир и воины его Рязанское княжество стерегут. Супротив силы такой не сыщутся глупцы в битву идти.
Влада молча смотрела вслед удаляющемуся Дамиру.
– А что хан про духов сказывал? Нешто он и вправду их призвать может? – призадумался Силыч.
Она посмотрела на сотника и вздохнула:
– Дамир обладает властью над духами и потому его не одолеть. Но силу ту токмо на правое дело направить можно. Задумай он с такой властью напасть, и духи покарают его и всех, кто ему дорог.
Сотник тряхнул головой, глядя на всадников вдалеке. Влада коснулась его руки:
– Артемий Силыч, поезжай в становище сам. Я в Рязань ворочусь.
На лице её отразилась глубокая печаль. Сотнику стало жаль воспитанницу.
– И пошто я его на эту сшибку уговорила? Твоя рана – моя вина! – ругала Влада себя.
Вскочив в седло и не взглянув на Силыча, Владелина ускакала прочь.
***
После обеденной трапезы бояре, воевода и сотники, вельможи, городские старосты и знатные горожане собрались в думных палатах на большой совет. Из половецкого становища воротились и Силыч с Дамиром. Бросая косые взгляды на лавку, где они сидели, и под гулкие разговоры поглядывая на тяжёлые двери, все ждали князя.
– Сказываю вам, князь наш к басурманам переметнулся, коли уж на совет хана ихнего позвал, – склонясь к стольникам, бубнил воевода. – Припомните моё слово верное, мы ещё им в ножки кланяться будем.
– Да уж твоя спина точно не переломиться поклоны бить, Симеон Тихонович, – маленькая боковая дверка в стене раскрылась и в палаты вошёл князь Владислав. – Ты и при батюшке моём, князе Мстиславе, мир ему, не больно-то спину гнул. А чего же нынче заколготился[13 - Колготиться – суетиться.]?
В палатах враз стало тихо. Воевода сжался, как от удара плетьми, заозирался по сторонам, ища одобрения. А не найдя его, подскочил с лавки. Глазки его сузились, забегали:
– Ты, князь-батюшка, летами-то молод, опыту тебе недостаёт. Для того мы тут и собираемся, чтобы думам твоим княжеским подсобить. Погляди, сколько мужей собралось на совет! А ты на нас, тьфу, и сапожком-то растёр! Не слушаешь речей, не внемлишь советам. Всё по полям с басурманом своим скачешь. Обо всём его по первой спрашиваешь, а наше слово пустое. Так, что ли, княже?
Владелина окинула взором совет, подмечая, как вельможи от таких речей воеводовых головы повжимали в плечи. Медленно пройдя через палаты, села в отцовское кресло и задумалась, разглядывая шитый узор на кафтане. Потом подняла голову и уставилась на Симеона:
– То ты верно подметил, воевода. Не у тебя совета по превой спрашиваю, а у того, кто земли наши пожёг и разорил. У хана Дамира подмоги ищу, потому как на совет надеги нет!
Вельможи зашумели, заволновались, загомонили. И только бояре Яр Велигорович и Велимудр Крутович молчали.
– Как же так, князь-батюшка, – поднялся староста ремесленников. – Нешто мы град свой не ведаем? Нешто руки наши ремесло позабыли, что тебе с нас спрос мал да не важен?
– Не о ремесленниках веду я речи, староста, не о купцах или рыбарях, – говоря с ним, Влада поглядывала на Силыча и Дамира. – Ты на свой порог сие не принимай. О воеводе речи мои! А скажи-ка нам, Симеон Тихонович, хороша ли стража в дозоры ходит? Не видать ли степняков на границах наших? Не попадались ли разбойнички лихие в лесах да оврагах?
– Ты и в дружине своей сомнения имеешь, княже? Дозоры и посты княжества Рязанского половцам стеречь велишь? – огрызнулся воевода.
– Отвечай, коли спрашивают, Симеон Тихонович, – подал голос Яр Велигорович. – Али по-твоему нам тут до вечерней зорьки сидеть должно?
– Тихо на границах наших, – оглядываясь на совет, пробурчал воевода. – Спокойно всё!
Влада бросила короткий взгляд на Силыча. Он поднялся и вышел, но тут же вернулся вместе с Боричем и двумя разбойниками. Подтолкнув их на середину палат, он разом надавил на плечи обоим, заставляя опуститься на колени.
– Вот, узрите вельможи на то, как спокойно на границах наших, – забасил сотник. – Сих лихоимцев поймали князь наш Владислав, хан Дамир и ратник Борич. Был ещё третий тать[14 - Тать – вор, грабитель.], но хан Дамир по горячности своей голову ему снёс.
– Деньги? у них сыскали два мешка, – Борич подошёл к княжескому месту и с поклоном взял стоявший у кресла ларец.
Показав совету, ратник поднёс его к боярину Магуте, поставил рядом на лавку, достал два мешочка и потряс. Запустил руку в тот, что поменьше, достал монеты, показал и со звоном высыпал обратно. Открыл второй, побольше:
– Тут и рязанская деньга, и муромская, и ростовская. Вот, – Борич поднял, показал всем, а потом передал боярам, – даже деньга, что у булгар в ходу есть. А вот ещё… Такая мне неведома. И таких тут поболе всего будет.
Велимудр Крутович взял монету, покрутил в руках:
– А это деньга из Хорезма!