Мышка-норушка. Прыжок в неизвестность.

А может быть, это я что-то упустила, чего-то не поняла, не запомнила. Вот только что? Разгадка явно кроется в нашем доме. Значит, должно быть здесь «нечто», что подскажет дальнейший путь. Где-то в стенах дома есть «что-то» такое, способное помочь мне продержаться максимально долго и отыскать выход из сложившейся ситуации. Нечто очень важное. И это не бункер, который, кстати, я ещё не нашла. А надо искать.

Где в доме прячется этот «таинственный объект» я понятия не имела. Подвал осмотрела от лестницы первого этажа до двери в сад и обратно несколько раз. Ничего похожего на замаскированный вход не нашла. И тут мне в голову пришла мысль… Сколько себя помню, бабушка не позволяла входить в её спальню на втором этаже. Это потом, когда после смерти деда мы стали часто приезжать за реку и оставаться с ночёвкой, она перебралась на первый этаж в его комнату рядом с библиотекой, а свою спальню отдала родителям. И мама, как когда-то бабушка, так же не позволяла мне туда входить, особенно если её, мамы, там не было.

Вот поэтому я и решила начать поиски с родительской спальни. А заодно посмотреть, что из имеющегося там можно использовать для изготовления энерго-брикетов.

Пришлось прогуляться сначала в подвал и вновь подключить второй этаж. Когда отключала, не сразу сообразила, что за металлический скрежет раздаётся откуда-то сверху. Поняла только когда вернулась в общую комнату. Вход на лестницу загораживала подвижная стена, которую теперь нужно было поднять.

Захватив на всякий случай фонарик из кухни, я поднялась на второй этаж и замерла у комнаты, не решаясь войти.

– Сколько бы ты ни топталась у входа, проблемы не исчезнут сами по себе. И бункер сам себя тоже не отыщет, – тряхнув головой, пробурчала я и распахнула дверь.

В лицо пахнул едва уловимый аромат маминых духов: чуть-чуть ванили, немного кардамона и бергамота, капля жасмина… В комнате было темно. Видимо, светонепроницаемые защитные шторы на обоих этажах и в подвале опустились одновременно. Я посветила фонариком и обследовала окно. Но плоской коробочки с кнопкой там не оказалось. Обследовать комнату с фонариком оказалось несподручно. Ругая себя за неосмотрительность, вернулась в подвал за дедовым любимым фонарём. Вечным, как он его называл. А заодно захватила пустые коробки для вещей на переработку. Пока поднималась по лестнице, что было сил, трясла похожую на термос штуковину. Дважды, едва не выронила, но чудом удержала.

Установив фонарь на тумбочке, нажала кнопку. Комнату озарил неяркий, но ровный свет. Помню, дед говорил, что свечения хватает на пару часов, а потом снова надо трясти.

Первым делом, пообещав себе не расстраиваться и работать быстро, я открыла шифоньер. Трогать одежду родителей не стала. А вот висевшие с краю бабушкины платья, костюмы, куртки, пальто я достала. Странно, почему мама хранила их здесь? Наверное, по той же причине, по которой я отодвинула в сторону их с папой вещи.

В коробку отправились и стопка моих детских рисунков, и хранившиеся здесь школьные тетрадки, отчёты по тестированиям, и даже мой первый подростковый дневник. Как он тут оказался? Отправив его к остальным вещам, я сразу же передумала, достала и положила рядом с фонарём. Потом полистаю.

Когда с шифоньером было покончено, открыла шкаф. Все бабушкины вещи отсюда также отправились в коробки.

Под полкой я нашла стопки перевязанных кулинарных журналов, датированных концом прошлого века и началом этого. В детстве, когда продукты ещё можно было купить, мы с бабушкой любили разглядывать картинки, выбирать рецепты и готовить что-нибудь вкусненькое.

На обложке верхнего журнала красовались пирог с вишней, запечённые баклажаны с помидорами под сырной коркой и мясо, жареное в апельсиновой глазури с корицей и гвоздикой.

В животе предательски заурчало. Внутренности стянуло и завернуло в узел. Во рту появился горьковатый привкус.

– Да-да! Намёк поняла! – язвительно ответила я желудку на очередную серию голодных спазмов. – Вот сейчас отнесу коробки в подвал и подумаю, чтобы нам с тобой поесть.

Но желудок, похоже, униматься не собирался. Боль пронзила внутренности так сильно, что я невольно согнулась.

– Ладно! – простонав, я сделала три глубоких медленных вдоха, как учила мама. Стало немного легче. – Журналы идут в переработку! Всё равно продуктов таких теперь днём с огнём не сыскать.

Порывшись в шкафу, я нашла бабушкин ящик с предметами, о назначении которых я даже не догадывалась, две папки вырезок по шитью и вязанию, да старые блокноты. Перелистав и не найдя ничего ценного, бросила поверх остального.

– Может быть, это и нужное, но точно не мне, – пробурчав, компактно уложила все находки в коробки. – Прости, бабуля, но, если ты и правда хотела, чтобы я выжила, не стала бы ругать за такие решения.

Мне пришлось четыре раза спуститься и подняться, чтобы перенести вещи к утилизатору. Возвращаясь в родительскую спальню в очередной раз, я споткнулась и растянулась посреди комнаты, больно ударившись коленом. Мой взор привлекли три чёрных пластиковых контейнера, стоявшие под кроватью. Довольно больших.

Поднявшись, я вытянула их из-под кровати и смахнула пыль. А сняв крышку, удивилась и обрадовалась не меньше, чем, если бы сегодня пайкомат осчастливил меня стандартным набором продуктов. Оказалось, мама переняла ту же привычку от бабушки, что и я. Её запасы оказались внушительными и очень полезными: медикаменты, средства индивидуальной защиты и санобработки, одноразовые инструменты и перевязочные материалы и, конечно, продукты.

Вспомнился давнишний разговор с мамой. Я собирала пластиковый контейнер, чтобы отвезти к бабушке на остров. Она увидела и недовольно покачала головой:

– Ты так и не изжила свою страсть к собирательству?

– Нет… – мне тогда стало очень стыдно.

– Надо же! А я всё думаю, и в кого это я такая? Мама! Ты, оказывается, тоже мышка-норушка, – в груди больно кольнуло, я подавилась словами и, закашлявшись, прошептала: – Была…

Утерев рукавом слезу, я спустила коробки на кухню: надо же переписать все эти сокровища. Часы показывали четверть седьмого. Узкая полоска света за окном потемнела. Пришлось опустить отражающую штору, но лампу включать я не спешила. Пока не выясню, сколько брикетов потребляет генератор, придётся жить впотьмах. Ведь скоро зима.

Потрясла немного вечный фонарь и поставила на стол. Слабый свет озарил центр кухни. Неярко, но достаточно, чтобы писать. Открыла ящик шкафа, достала амбарную книгу и принялась выкладывать на стол продукты. В животе опять противно заныло.

– Да помню я! Надо поесть!

Включила чайник, взяла со стола маленькую пачку галет, упаковку белкового паштета и джем. Оглядела будущий ужин и вернула джем на стол…

Голод! Я всегда боялась этого страшного ощущения. Яркой осязаемой картинкой врезался в память тот день, когда после аварии на комбинате мы с бабушкой пришли навестить папу и деда в госпитале. Их только извлекли из-под завалов, отмыли, обработали раны. Но то, что я увидела, ещё долго снилось мне по ночам, заставляя вскакивать и кричать от страха. Худые, посеревшие от истощения лица. Впалые глаза и щёки. Обезвоженные и ослабевшие тела. Жизнь едва теплится.

– Это чудо, что с такими травмами они выжили, – говорили врачи. – Что продержались так долго без воды и еды.

– Чудо, что силы небесные заступились. Спасли моих родных от голодной гибели под бетонными обломками, – рыдала бабушка.

Голод! Теперь этот монстр маячил прямо передо мной, протягивая костлявые руки, шамкая пересохшим ртом и завывая, словно облезлый пёс на развалинах старой жизни. И от этого воя мне стало жутко до дрожи. Я поёжилась, тряхнула головой, прогоняя тягостные мысли. Но нет… Вой не исчез. Напротив, стал громче. Где-то совсем рядом. За дверью. Здесь. В доме.

Я сжала голову, придавив уши. Не помогло. Вой усилился. Перерос в нескончаемый гул. Словно свора собак одномоментно выла, скулила и лаяла вокруг меня.

Бросилась к крану. Открыла. Воды нет. Как это я забыла… Схватила бутылку и плеснула холодную жидкость на руку. Брызнула в лицо. Налила ещё и нырнула в живительную прохладу…

Разом вой стих. А вместе с ним пропали все звуки, что остались по соседству. Смолк холодильник. И негромкое потрескивание вечного фонаря тоже. Меня бросило в жар. И вдруг резкий порыв ледяного воздуха закружил вокруг, окутал колючим покрывалом. Холод. Пробирающий насквозь до костей холод сковал моё тело. В голове протяжно загудело, кухня погрузилась во мрак. И в это кромешной тьме всё завертелось, замельтешило. Кто-то толкнул меня в спину, и с бешеной скоростью я полетела вниз. В зияющую пустоту…

Очнулась на полу. Холодные плиты быстро вернули ощущение реальности. Поднялась. Осмотрелась. На часах почти половина седьмого. Сколько же я была в отключке? Пару минут? А показалось, что вечность.

– Надо поесть! – прошептала я и пошла к шкафу.

Сделав кофе, намазала паштет на галеты и села к столу.

– Соберись, Рита!

Уговоры не подействовали. Наверное, потому, что сама себя упрашивала. Если бы это делали мама или папа… Но их больше нет. Экономия экономией, но, если буду морить себя голодом, долго не протяну. А мне нужно выжить. Нужно найти выход из ситуации.

Я откусила галету и открыла амбарную книгу. Последняя запись была сделана вечером дня, который мама провела дома. Ровным красивым почерком она вписала «две пачки кураги» и сделала отметку о третьей, открытой. Мне так нравилось, как она выводила буквы. Совсем немедицинский почерк. У меня так никогда не получалось.

Крупные слезинки побежали по щекам, а к горлу подобрался удушающий ком. Поперхнувшись, я закашлялась.

«Соберись, Рита! Соберись! Не видела – значит, не было», – гудело в голове, пока пыталась продышаться.

Когда стало немного легче, я отхлебнула кофе и наскоро доела. Пододвинув амбарную книгу, принялась записывать и считать продукты.

В школе с математикой у меня проблем не было. Но теперь, воспоминания о родителях путались с мыслями о безрадостных перспективах будущего. Как ни старалась распределить припасы так, чтобы хватило «на подольше» – ничего не получалось. Я и так прикидывала цифры, и этак. То мне хватало до лета, то даже на зиму было недостаточно.

– Придётся идти в подвал делать ревизию.

Тяжело вздохнув, я достала дольку кураги, отправила её в рот и, прихватив амбарную книгу и дедов фонарь, пошла вниз.

Разложив письменные принадлежности на единственной свободной полке, оглядела кладовку. Три пластиковых контейнера с детскими припасами и половина коробок, собранных из пайков – в основном сладкое. Вторая половина – консервы, крупы, макароны. Нужно достать и разложить по дням, чтобы понять, надолго ли всего этого хватит.

– Как дед планировал протянуть несколько лет? – вспомнила я записи в дневнике. – Это сколько же продуктов должно быть в запасе, чтобы семья из пяти человек могла продержаться минимум два года?