Пусть этот круг не разорвется…

– А, черт! – вскричала я.

– Лучше я позову Ба, – предложил Кристофер-Джон.

– Она с мамой в поле, – сказал Малыш.

– Что произошло? – спросила Сузелла.

– Ох, если занозы ломаются, их жутко трудно достать, – объяснил Кристофер-Джон. – Но теперь эти половинки обязательно надо вытащить, иначе они уйдут глубже. Если Кэсси раздробит занозу на кусочки, у нее так разболится нога, что она не сможет ходить.

– Не разболится, я не позволю, – огрызнулась я, стирая кровь с иголки, прежде чем снова запустить ее под кожу. Но я задела уже нежную кожу и, хотя старалась сдержаться, все-таки вздрогнула.

– Дай, я попробую, – попросила Сузелла.

Я посмотрела на нее так, словно она спятила, потом снова занялась пальцем. Подпускать ее к своей ноге я не собиралась. Когда я снова начала шарить иголкой, Сузелла слегка дотронулась до моей руки, пытаясь остановить меня.

– Кэсси, я умею вынимать занозы. Правда. Я тебе не сделаю больно.

– Знаю, не сделаешь, потому что я сама выну.

– Поверь, Кэсси. Все говорят, что у меня легкая рука. Если ты почувствуешь хоть капельку боли, я тут же перестану.

– Ну, Кэсси, позволь ей, – сказал Кристофер-Джон.

Я с недоверием смотрела, как Сузелла улыбается и берет иголку. Она села рядом со мной, положила мою ногу к себе на колени, как в люльку, и, пока я в напряжении ожидала боли и ругала себя, что сваляла дурака, позволив какой-то девчонке, которая не знает, что такое заноза, совать иголку мне в ногу, она приложила кончик иголки к коже, но не в том месте, где я уже расковыряла ее.

– Что ты делаешь? – завопила я.

– Там у тебя уже ранка, Кэсси, – сказал она, не поднимая головы. – Я лучше попробую с другого конца.

Она ловко проколола кожу и, осторожно вводя иголку, подвела ее под темный комочек. На миг я все-таки почувствовала боль, но не сказала ей, ведь заноза сидела глубоко, а в таких случаях даже Ба не могла бы извлечь ни крошки без боли.

– Готово! Ты подхватила ее! – закричал Малыш, когда Сузелла вытащила часть занозы.

Она улыбнулась и без дальнейших слов принялась доставать остальное. Вытащив все, она, довольная, откинулась на спинку стула.

– Больно было, Кэсси? – спросила она.

Я сняла ногу с ее колен и исследовала ступню.

– Только раз, но это пустяки.

– Подожди наступать, – сказала Сузелла и встала. – У меня с собой спирт, мама упаковала. Протрем твой палец, чтобы инфекция не попала.

– Никакая инфекция не попадет, – сказала я.

– И все-таки так надежнее.

Когда дверь кухни за ней затворилась, Кристофер-Джон упрекнул меня:

– Ох, Кэсси, ты даже не сказала спасибо!

Я посмотрела на него, потом на свою ногу.

– Я скажу ей спасибо, – пообещала я, – если спирт не будет щипать.

После обеда Малыш и Кристофер-Джон, войдя в дом с удочками, объявили:

– Мы идем удить рыбу. Сузелла, хочешь с нами?

Хотя нас со Стейси не позвали, мы тоже захватили из конюшни удочки и отправились с ними. Это был первый выход Сузеллы в лес. Она пришла в восторг от всего, что росло там: от сосен, дубов, сладкого эвкалипта. Когда мы зашли поглубже в лес, где деревья росли реже и на каждом шагу попадались пни и поваленные стволы, она спросила, что тут произошло. Мне не хотелось рассказывать, я считала, что и так ей много чего известно и про нас, и про нашу землю, но Стейси взял и выложил ей все про тех лесорубов, которые загубили столько деревьев и остановились, только когда мама послала Стейси в Луизиану за папой. Сузелла как будто расстроилась, услышав эту историю, и дальше уже ни о чем не спрашивала, пока мы не дошли до пруда.

– А вот и Кэролайн, – сообщил Кристофер-Джон. – Ба говорит, что дедушка так назвал пруд в честь ее.

– Красиво. – Сузелла долго смотрела на него, на берега и, оставшись довольна, кивнула. – Так, а теперь удить? С чего начнем?

Мальчики не только показали, но практически все за нее сделали: накопали в мягкой земле на берегу червей, насадили наживку на крючок. Если б она захотела, они, может, и удочку за нее держали бы. Единственное, чего они все равно не смогли бы, это заставить рыбку попасться на крючок. Все это мне опротивело, и, оставив на месте удочку, я отправилась искать сладкий эвкалипт. Наконец нашла один с треснутой корой, оттуда сочилась самая роскошная жвачка для тех, кто понимает; тогда я вернулась к Стейси за перочинным ножом.

Он уже успел устроиться поудобнее с удочкой в руках и потому посмотрел на меня с раздражением.

– Зачем тебе?

– Просто одолжи, и все.

– Я спрашиваю: зачем?

– Если тебе так уж надо знать, хочу раздобыть себе жвачку. Ну, теперь дашь?

Стейси обернулся к Сузелле:

– Хочешь жвачку?

Сузелла ответила, что хочет, и ради нее Стейси встал и отправился за моей сладкой жвачкой. Чудеса! Сузелла вскочила и пошла за ним, а я уж потащилась следом.

– Что ты делаешь? – спросила Сузелла, видя, как Стейси соскребает с дерева шарик жвачки.

– Ты сказала, что хочешь жвачку. Мы ее берем у сладкого эвкалипта, вот так.

– Ой, а я-то думала. – Она посмотрела на катышек жвачки, прилипшей к ножу, и рассмеялась: – Я еще никогда не видела живой жвачки.

– Так ты хочешь ее или нет? – Я уже начала злиться.

– Конечно! – Она отщипнула кусочек жвачки и сунула ее в рот. Попробовав, она расплылась в улыбке.

– Нравится? – спросил Стейси.

– Прелесть.

– А теперь дай нож мне, – сказала я, протягивая за ножом руку.