И грянул гром, услышь крик мой…

Водитель в величайшем изумлении уставился на нее.

– Да вы что, барышня! По крайности две недели будете топать пешком, пока мы вызволим этот драндулет из канавы и доволочем до Стробери, чтоб там отремонтировать. Отправляйтесь-ка все живее по домам. – Он пнул ногой покрышку заднего колеса и добавил: – Да велите вашим папашам поспешить сюда, чтоб помочь с этой махиной.

Школьники в унынии вылезли из автобуса. Никто не представлял себе, широка ли яма. Некоторые дерзнули проверить и прыгнули, но не сумели рассчитать и свалились в яму. Мы были в полном восторге.

Другие попробовали перепрыгнуть канаву ближе к лесу, чтобы обойти нашу яму, но мы-то знали, не раз уж на себе испытали, что и это не выйдет.

Наконец почти всем школьникам удалось перебраться на другую сторону озера, но одежда на них успела насквозь промокнуть в мутной, грязной воде. Теперь им было не до смеха, они, как пришибленные, потащились домой, а мистер Граймз в самом скверном настроении прислонился к задранной кверху задней стенке автобуса.

Да, мы просто упивались нашей, так хорошо подготовленной местью!

Окрыленные удачей, мы потихоньку отчалили к дому, продираясь сквозь чащу леса.

За ужином мама рассказала нашей Ба, как автобус школы Джефферсона Дэвиса увяз в яме с водой.

– Вообще-то удивительно, такая огромная яма возникла за один день. Сегодня утром я не заметила даже намека на нее, а вы, дети?

– Нет, ма! – ответили мы хором.

– А вы в нее не упали?

– Мы вскарабкались вверх по склону, пока ждали, когда проедет автобус, – ответил Стейси, не греша против правды.

– Удачно сообразили, молодцы, – похвалила мама. – Если бы я не увидела застрявшего автобуса, я бы сама на обратном пути свалилась в яму.

Я переглянулась с мальчиками. Об этом мы и не подумали.

– Ма, как тебе удалось перебраться? – спросил Стейси.

– Кто-то догадался перекинуть через размыв доску.

– За сегодня они вытащат автобус из ямы? – поинтересовалась бабушка.

– Что вы, мама! – ответила бабушке мама. – Я слышала, как мистер Грэйнджер говорил Теду Граймзу, водителю автобуса, что его никак не удастся вытянуть, пока не остановится дождь и не подсохнет хоть немножко. Слишком топкая грязь.

Нам пришлось прикрыть рот рукой, чтобы спрятать довольные ухмылки. У меня даже родилось тайное желание, чтобы дождь лил до самого рождества.

Мама улыбнулась.

– Я рада, что никто не пострадал, а это вполне могло произойти, потому что лужа очень глубокая. Но, честно говоря, я не меньше рада, что так случилось.

– Мэри! – воскликнула Ба.

– Признаюсь, я рада, – сказала мама с вызовом и улыбнулась украдкой, совсем как девочка. – Рада, и все тут.

Бабушка тоже заулыбалась:

– Сказать вам кое-что? Я тоже.

И тут мы все дружно рассмеялись и почувствовали себя на вершине счастья.

Позднее вечером мальчики и я сидели за столом для занятий в комнате родителей, пытаясь сосредоточиться над уроками, но безуспешно. Более нескольких минут мы не выдерживали и тут же начинали победоносно хихикать. Мама не единожды сердито окликала нас, чтобы призвать к порядку. Каждый раз мы делали серьезные лица, принимали твердое решение вести себя по-взрослому и не злорадствовать в час победы. Но стоило нам взглянуть друг на друга, и мы не могли удержаться и валились на стол с заразительным смехом.

– Ну, вот что, – сказала мама, – я не знаю, в чем дело, но, мне кажется, надо кое-что срочно предпринять, иначе вы так и не сделаете свои уроки.

Нам пришло в голову, а вдруг мама решила выпороть нас, и мы переглянулись – мол, берегись. Но и эта угроза не охладила нас, мы уже не контролировали свой смех, у нас щекотало под ложечкой, мы смеялись до слез, и слезы катились по нашим щекам. Стейси, держась за бока, отвернулся к стене, пытаясь взять себя в руки. Малыш спрятал голову под стол. А мы с Кристофером-Джоном, согнувшись пополам, катались по полу.

Мама взяла меня за руку и заставила подняться.

– Сядешь там, Кэсси, – сказала она и отвела к стулу возле очага, стоявшему как раз позади бабушки, которая в это время гладила нашу одежду к завтрашнему дню.

Я выглянула из-за бабушкиных широких юбок и увидела, как мама повела Стейси к своему столу. Потом вернулась за Малышом и, подхватив его, отнесла в кресло возле ее качалки. Кристофера-Джона она оставила одного за столом для занятий. После этого собрала все наши книжки и тетрадки и раздала каждому, показывая всем своим видом, что больше никаких глупостей не потерпит.

Ба загородила мне остальных, и я, собравшись с мыслями, сделала домашнее задание по арифметике. Окончив его, я чуть помешкала, прежде чем открыть хрестоматию, наблюдая, как Ба вешает мое выглаженное платье, затем ставит тяжелый утюг на тлеющие угли, собранные кучкой в углу очага, и берет взамен другой, уже разогревшийся. Она похлопала по утюгу пальцем – проверить, нагрелся ли, – и затем вернула его на место.

Пока Ба ждала, чтобы утюг разогрелся, мне было видно, как мама наклонилась над разложенными газетами и счищает засохшую грязь со старых папиных рабочих ботинок, набитых скомканной газетой, которые она надевала ежедневно; потом над своими собственными башмаками, чтобы и на них не осталось следов грязи и дождя. Малыш сидел рядом с ней, сосредоточенно нахмурив брови и углубившись в домашнее чтение. С тех пор как мама скрыла под наклейкой оскорбительные записи на обороте обложки и принесла хрестоматии домой, Малыш охотно принял эту книгу как необходимое орудие, которое поможет ему одолеть первый класс. Правда, гордиться ею он все равно не мог. Оторвав глаза от чтения, он заметил, что Ба как раз собирается гладить его вещи, и улыбнулся, довольный. Затем встретился взглядом со мной, и смешинки беззвучно заиграли на его лице. Я в ответ чуть не подавилась смехом, и мама тут же поглядела в мою сторону.

– Кэсси, если ты начнешь опять, я отошлю тебя заниматься на кухню, – пригрозила она.

– Нет, нет, мама, – испугалась я и, откинувшись на спинку стула, принялась за чтение.

Идти на кухню я вовсе не хотела. Огонь в печи был уже погашен, стало быть, там холодно.

В комнате снова воцарилась тишина, слышны были лишь низкий, грубоватый голос бабушки, напевавшей что-то себе под нос, потрескивание горящего орешника гикори да мелкая дробь дождя по крыше.

Вдруг три поспешных удара в боковую дверь нарушили этот уют.

Вспомнив нашу тайну, я очень испугалась.

Мама тут же поднялась, подошла к двери и спросила:

– Кто там?

– Это я, мэм, – ответил озабоченный мужской голос Джо Эйвери.

Мама открыла дверь, и промокший мистер Эйвери переступил порог дома.

– О-о, брат Эйвери, – сказала мама, – вам пришлось выйти на улицу в такую ночь? Входите, входите. Снимайте куртку и садитесь у огня. Стейси, подай мистеру Эйвери стул!

– Не стоит, мэм, – сказал мистер Эйвери, беспокойно озираясь и вглядываясь в ночную темноту. – Я на минуту. – Он сделал несколько шагов вперед, чтобы закрыть за собою дверь, затем кивнул нам всем. – Вечер добрый, миссис Кэролайн, как самочувствие?

– Еще держусь как будто, – ответила бабушка, продолжая гладить. – А как миссис Фанни?

– Прекрасно, – ответил он, но не стал распространяться насчет своей жены. – Миссис Логан… хм… я пришел сказать вам что-то… что-то очень важное. А мистер Моррисон здесь?

Мама насторожилась:

– Что Дэвид? Вы что-нибудь услышали про Дэвида?