Нити Галатеи

-1-

В помещении полицейского участка отчаянно не хватало воздуха. Майя сидела на узкой лавке между двумя подругами по несчастью и лишь чудом сдерживала дрожь. Девушек схватили вчера, приняв за бродяжек и попрошаек, которые горазды лишь тревожить покой честных горожан. Был канун большого праздника, и за шныряющими по улицам личностями пристально следили. Самых подозрительных без долгих разговоров арестовывали и доставляли в участок для разбирательств. Каждого задержанного вызывали к следователю отдельно, но допрос шел бойко. Полицейским и самим не хотелось долго возиться с такой толпой. Майю это мало утешало. Ее руки покоились на коленях, и она не сводила глаз с собственных побелевших пальцев. Сейчас ее смущало все: тесная камера, слишком близкое соседство с незнакомцами, духота и крики «Следующий!», которые неумолимо приближали и ее черед. Никогда прежде она так не уповала на халатность и попустительство полиции.

Как же глупо она попалась. Не предположила даже, что путешествие в пограничный город окажется опасным, поэтому и не подготовилась толком. Теперь придется врать и изворачиваться, а врать Майя не умела и не любила.

– Следующий!

Дверь из железных прутьев протяжно запела, выпуская очередную жертву на допрос. Майя так и не подняла головы, но отчетливо слышала короткие смешки и задорный щебет явно молодой девушки, беседующей с полицейскими. Если запомнить чужие ответы и скопировать беззаботный тон, может быть, ей удастся улизнуть без происшествий?

Когда подошел ее черед, Майя как могла заглушила тревожные мысли, сосредоточилась на подготовленных для допроса фразах и без спешки прошествовала к столу, где ее ожидали два бравых сотрудника городской полиции. Тот, что вел допрос, рыжий офицер средних лет, едва окинул девушку взглядом.

– Имя.

– Майя Грисс.

Теперь она привлекла внимание обоих полицейских – они так и впились в нее глазами. Майя не видела причины скрывать свою фамилию. Внешность, а главное акцент, в любом случае выдали бы ее происхождение. Однако, как ей показалось, вспышка интереса полицейских мгновенно угасла.

– Возраст?

– Восемнадцать.

– Что делаете в городе?

– Ищу работу.

– Семья?

– Я сирота.

– Муж, дети?

– Нет, я одна.

– Ну и почерк у тебя, – вдруг пробасил второй полицейский, круглолицый офицер со светлыми волосами. – Как будто грязью тряхнули на бумагу.

– Некогда мне тут буквы выводить.

– Капитан отчет не разберет, тебе же хуже будет.

Стиснув руки в кулаки, Майя вскинула голову и попыталась убедить себя в том, что потолок не движется ей навстречу. Скоро допрос окончится, и ее отпустят.

– Ты, кстати, приходи завтра к нам на ужин, гуляш будем варить.

– Так завтра княгиня устраивает праздник на площади. Не пойдете смотреть? Руку давайте.

Последние слова адресовались Майе, и она с некоторым удивлением протянула полицейскому правую руку.

– Можно сначала на площадь заглянуть, – легко согласился второй полицейский. – Хорошо хоть не в караул…

Майя невольно приподнялась над стулом, когда офицер, удерживая ее за запястье, приложил ее ладонь к гладкой глиняной дощечке и между делом пояснил товарищу:

– Гвардейцы будут выступать, поэтому много наших не по…

Он вдруг умолк и поднес дощечку чуть ли не к носу. Потом перевел полный изумления взгляд на Майю. Второй полицейский заглянул товарищу через плечо и тоже оторопел.

– Погоди, уж не чудит ли? Сначала протри.

Рыжий полицейский схватил полотняную салфетку, которая, судя по всему, лежала на столе с обеда, и тщательно протер дощечку. Потом он снова прижал к ней руку Майи. Теперь и сама девушка увидела, как на глиняной поверхности зазмеились странные бледные узоры.

Полицейский отодвинул стул и встал, так и сжимая запястье Майи в своей мощной руке.

– На осмотр, – рявкнул он, явно волнуясь.

Ее провели в отдельную одиночную камеру, где велели закатать рукава. Майя кусала губы от волнения, но руки оголила. Следующие несколько минут полицейские нахмурившись рассматривали ее кожу – с таким вниманием, точно искали признаки начинающейся оспы.

– Чушь…

– Нет, постой. Это же краска, вот погляди.

И Майя зажмурилась, когда ее чувствительно ткнули в запястье.

От страха и долго копившегося напряжения ее зубы начали выбивать мелкую дробь. Внимательный полицейский не ошибся: ее руки и впрямь покрывала краска, а если точнее – темный ореховый сок, который дарил оттенок легкого загара. И сейчас, когда она понимала, что ее все-таки раскусили, в голове Майи лихорадочно проносились мысли о том, что делать дальше.

Пытаться вырваться и сбежать сейчас бессмысленно: догонят и скрутят. Она даже из участка не выберется. Лучше будет изобразить покорность и улизнуть, когда ее выведут на улицу. Ее ведь непременно конвоируют. Обычные полицейские, да и высокопоставленные полицейские, не имеют дел с пленницами ее сорта.

– Идите за нами.

Ее повели по узкому коридору в кабинет капитана, откуда тянуло горьковатым табачным душком. Грузный седовласый офицер, возглавлявший участок, с хмурым видом оторвался от чтения, когда Майю ввели внутрь.

– Она каладрий, – выпалил рыжий полицейский.

Очевидно, он слишком разволновался и позабыл о необходимости следовать протоколу. Капитан, впрочем, не торопился его осадить: одно слово «каладрий» ошеломило его так, словно объявили об очередной атаке варлийской армии.

– Цера выявила. И взгляните на ее руки.

Поднявшись из-за стола, капитан приблизился к Майе и посмотрел на ее руку, которую все еще удерживал полицейский.

– Золотые жилы, – негромко проговорил он. – Так и есть.

Поджав губы, он пристально вгляделся в лицо Майи и вдруг покачал головой.

– Такая молодая…

Он словно скорбел о безвременной кончине любимой племянницы. Майя ни на миг не поверила в его сочувствие, и ее бесстрастное лицо не дрогнуло.

– Запереть ее до утра?

– Нет, – буркнул капитан. – Приказ был доставлять их во дворец в любое время дня или ночи. Отправим сейчас, под конвоем.

И будто в одно мгновенье Майю плотным кольцом окружили полицейские в темных униформах. Она в очередной раз поразилась собственной наивности. Какие уж мысли о побеге! От пристального интереса, с которым ее разглядывали полицейские, ей становилось дурно, а поездка в наглухо закрытой карете пусть и заняла не больше получаса, показалась настоящим испытанием. Уже когда ее высаживали перед высоким мрачным замком, она вдруг почувствовала, как кто-то вцепился в ее косу. Майя повернулась, ахнула при виде широкого лезвия, но не успела даже толком испугаться. Молоденький полицейский отрезал прядь ее волос и стиснул их в кулаке, словно украденные в шумной толпе монеты. Подобное бесцеремонное обращение походило на позорный удар кнутом, но слезы так и не появились на ее глазах. Майя понимала, что теперь не может рассчитывать на чужое уважение или даже снисхождение. Она находилась в окружении худших врагов – трусливых предателей.

Поднимаясь к парадной двери, она споткнулась на высоких каменных ступенях и едва не разбила колени. Ее тотчас подхватили под обе руки и потащили вверх. В детстве она мечтала о том, что однажды навестит этот порт, ей хотелось посмотреть на прекрасный старинный замок, но сейчас все плясало у нее перед глазами, и она видела лишь старый выщербленный камень и тяжелые двери, которые медленно распахнулись перед ней. Ее тянули по холодным коридорам в главный зал, а замок просыпался на глазах – повсюду раздавался громыхающий топот, звучали взволнованные голоса.

– Каладрий! Каладрий! Дайте света!

Зажженные факелы уже поспешно крепили к стенам. Майя очутилась в круглом каменном зале и огляделась с некоторым недоумением. Ей прежде не приходило в голову то, что княжеский замок, пусть и очень древний, мог иметь такой запущенный и нежилой вид. Гобелены на стенах выцвели и изрядно потрепались, окна давно не пропускали солнечный свет, а из мебели здесь остались лишь разномастные кресла и длинный деревянный стол. По обе стороны от стола выстроились солдаты в серых мундирах, а впереди стоял генерал Плиниус, лицо которого Майя знала из газет. А вот две женщины, восседавшие на почетных местах, оказались незнакомками. Одна из них – светловолосая дама в бархатном сливовом платье, смотрела настороженно и надменно. Рядом с ней с откровенно скучающим видом чистила яблоко молодая девушка в костюме для верховой езды.

– Она сама сказала, что из Галатеи?

– Нет, она не признавалась. Но ее вены отливают золотом, и на ее прикосновение отозвалась цера.

Майю подтолкнули вперед, и она оказалась в одиночестве в самом центре зала.

– Как ваше имя? – прогромыхал генерал.

Все стихли и уставились на нее в ожидании ответа. Коим Майя не собиралась своих тюремщиков баловать.

– Если докажешь, что ты из каладриев, если согласишься сотрудничать, твое пребывание здесь будет приемлемым. Лучше не усугубляй свое положение.

Майя молчала, но в уголке ее рта наметилась презрительная усмешка. Все же, плен плену рознь. Попадись она варлийцам, сейчас захлебывалась бы от ужаса. Но пред ликом генерала армии той страны, что предала ее собственный народ, она испытывала скорее презрение, а не страх.

– А если солгала, понесешь наказание. Так ты каладрий или нет?

Кто-то вновь подтолкнул ее в спину, да так, что она споткнулась и едва не потеряла равновесие.

– Отвечай!

Майя упрямо не раскрывала рта. В комнате, куда все еще стекался народ, шепоток за шепотком поднимался ропот. Один из солдат в серой униформе, невысокий плотный воин, шагнул вперед.

– Проверить будет просто! Меня как раз недавно продырявили. Если девчонка не врет, ее кровь меня вылечит.

Одобрительный шум толпы и короткие смешки заглушили недовольный окрик генерала. Расхрабрившийся солдат с похабной улыбкой на губах приблизился к Майе и извлек из ножен стилет.

– Вот сейчас и узнаем.

Майя стиснула зубы, когда ее грубо схватили за правую руку. Холодное лезвие быстро и безжалостно полоснуло кожу, оставляя глубокий порез. Боль показалась Майе вполне терпимой. Куда хуже было омерзение, которое она испытала, когда солдат жадно приник ртом к отливающей золотом ране. Через несколько мучительных мгновений он отступил и вытер губы.

– Хуже не стало.

Другие солдаты, вполне возможно, его дружки, отозвались ревущим хохотом. Они продолжали смеяться, даже когда их товарищ вдруг схватился за горло и отчаянно захрипел. Только генерал мгновенно вскинулся и даже рассердился на подчиненного.

– Прекрати дурачиться! Что с тобой?

Солдат, понадеявшийся на чудесное исцеление, уже не мог ответить. Даже его хрипы звучали все реже. Майя изящно отступила в сторону, когда бедолага тяжело качнулся и с золотой пеной у рта рухнул на пол.

В наступившей тревожной тишине наконец-то зазвучал голос пленницы.

– Кто-нибудь еще желает отведать моей крови?

-2-

Ее заперли на самом верху маленькой башни, в одной из старых, заброшенных камер. Майя с досадой вспоминала утомительный путь по пыльным ступенькам винтовой лестницы. У нее кружилась голова, сбивалось дыхание, рана на запястье нещадно саднила, да еще и солдаты, которые конвоировали ее, то и дело подталкивали в спину. К тому времени тьма уже сгустилась над городом, и в полумраке Майя не смогла разглядеть свой новый приют. Не то чтобы она мучилась от любопытства. За последние часы она натерпелась такого страху, что позабыла даже о голоде, и теперь ею полностью овладели усталость и оцепенение. Солдаты едва успели запереть ее и удалиться, а она уже задремала в уголке своей клетки.

Свое новое пристанище Майя смогла разглядеть только на рассвете. Луч утреннего солнца струился сквозь единственное в башне, расположенное под самым потолком окно. После пробуждения Майя первым делом увидела серый камень, огромные трещины на полу и пыль повсюду. Башню явно давно не использовали. Здесь, пожалуй, не водились даже крысы. На полу в ее камере не оказалось ни соломинки, лишь сбившаяся комками паутина. В стене, отделявшей ее от внешнего мира, Майя нашла отверстие – точно аккуратно выбитый кирпич, даже меньше бойницы, – и приникла к нему лицом. Ей с трудом удалось разглядеть далекую пристань и серебристые морские волны. Она просунула в щель руку, пытаясь ощутить прикосновение ветра, но ее плечо быстро затекло от неудобной позы.

Майя бодрствовала уже два часа, когда тюремщики озаботились о ее приятном пребывании взаперти. Сначала она услышала тяжелые шаги на лестнице, а потом в темном проходе появились два гвардейца.

Кто бы ни отвечал за ее содержание, к своей задаче он отнесся добросовестно. Майе принесли поднос с двумя галетами, одним яблоком и маленьким кувшином с водой. Ей также вручили крошечное льняное полотенце, кусочек мыла и пустое ведро. Гвардейцы не проронили ни слова, только настороженно косились на Майю, а она с любопытством наблюдала за ними из своего уголка. Когда они вновь заперли замок на решетке, Майя поднялась на ноги и отряхнула юбку от пыли.

– Спасибо.

Так и не удостоив ее ответом, солдаты удалились. Майя взяла кувшин и, поливая себе над ведерком, принялась отмывать с запястья засохшую кровь. Рана уже давно затянулась, от пореза не осталось и следа. На таких, как она, царапины заживали молниеносно. Жаль, что ее особые способности не помогут ей просочиться сквозь стены. И будет она сидеть одна-одинешенька в темнице, повидавшей дни старинных войн, жевать галеты и обходиться ведром. Дядя был бы в шоке.

Ее дядя больше всего на свете презирал неопрятность и потому всех детей в своем доме муштровал. Волосы девочек туго заплетались в косы, пятно на одежде считалось позором. Каждый вечер перед сном Майя, ее двоюродные сестры и брат выстраивались в шеренгу и протягивали руки дяде, который проверял, чисто ли они вымыты, в порядке ли ногти. Даже теперь, в свои самые черные дни, Майя не забывала следить за своим обликом.

Дядя и тетя забрали ее в свою семью, когда Майе едва исполнилось семь, и ее родители погибли на фабрике, где оба трудились. Несчастный случай тогда унес жизни восемнадцати горожан, но только Майя осталась круглой сиротой. Брат ее матери явился мгновенно, собрал девочку и увез ее в свой дом. Этого серьезного родственника Майя в детстве побаивалась. Дядя никогда не улыбался, ничто не могло его рассмешить. У него был большой дом, любимая жена, трое детей, но Майе часто казалось, что нет на свете человека несчастнее. И это чувствовали все домочадцы. Если днем дом наполнялся смехом, светом, играми, то, стоило дядюшке вернуться после долгого, наполненного трудом дня, в их жилище наступала торжественная тишина. Лица вытягивались, становились серьезными; дети общались между собой вполголоса, да и вообще старались понапрасну не привлекать к себе внимания. Однако Майя не назвала бы дядю жестоким. За те годы, что она провела в его доме, он наказал ее лишь однажды, да и тогда горько об этом пожалел. Дядя и тетя относились к Майе как к собственной дочери, а кузен и кузины считали ее сестрой.

Майя прекрасно ладила с Беатой – та была старше лишь на год, и они редко разлучались. Иолай, ее двоюродный брат, проводил свободное время, уткнувшись в книги, а вот Беата любила бегать по двору и фехтовать палочками. Родители ворчали на обоих, но Майя подмечала, что подарки они всегда выбирали по вкусу своих детей. Так Иолай получал новые романы, бумагу для письма и чернила. А стеклянные шарики и скакалки дядя и тетя опускали в нетерпеливые руки Беаты и Майи.

Прошло больше года с тех пор, как они в последний раз были все вместе. И теперь Майя повторяла про себя слова, которые все еще наполняли ее леденящим отчаянием.

Дядя мертв. Тетя мертва. Иолай мертв. Беата… Беата погибла у нее на руках.

Но Меропа, малышка Меропа, возможно, осталась жива. Самой младшей двоюродной сестре Майи месяц назад исполнилось шесть лет. Именно в поисках Меропы Майя и пришла в этот город. И ради нее, ради этой маленькой осиротевшей девочки, Майя теперь должна выбраться из своей клетки.

Она провела свой первый день в заточении, раздумывая над тем, что делать дальше. Ее держат здесь, чтобы запугать, сбить спесь, но рано или поздно ее вызовут на допрос. Они захотят знать, где спрятались остальные каладрии. Эта мысль заставила Майю улыбнуться. К своей огромной радости, она понятия не имела, где скрылись ее товарищи по несчастью. Куда Алина увела своих людей? Надежно ли они укрылись? За каждой из них велась охота – их искали либурнийцы, искали варлийцы. Галатея предпочла отречься от каладриев, лишив их защиты. Поэтому они прятались от чужих глаз. Тайну своего одаренного племени Майя не могла бы выдать, даже если бы захотела.

А вот тайну собственной золотой крови? Что ж, это возможно. Если это откроет ей путь к свободе. Если это поможет ей спасти Меропу.

Гвардейцы вернулись в сумерках и принесли Майе ужин и – о, чудо! – покрывало. Майя завернулась в него и устроилась в углу своей клетки. Если гвардейцы доложат генералу Плиниусу о том, как она покорна, ее могут раньше вызвать на допрос.

Она уснула неожиданно крепко, и внезапные крики, которые сопровождало бряцание железа, порядком напугали ее. Запутавшись в пледе, Майя подскочила и метнулась в самый дальний угол. Она живо вспомнила атаку на родной город, и ее замутило. Майя услышала череду яростных ругательств, снова попятилась и ударилась спиной о каменную стену.

Ругался мужчина, и его хрипловатый голос резал слух, вот только акцента Майя никак не могла распознать. Она прищурилась, слепо вглядываясь в полумрак, и вскоре разглядела мутные тени, маячившие у ведущей к лестнице двери. Два гвардейца вели пленника, который поливал их отборной бранью и пытался освободить связанные руки.

– Заткнись! – рявкнул наконец один из гвардейцев. – Шваль!

Без лишних церемоний они толкнули его в клетку по соседству с Майей. Лязгнула решетка.

– Семь лет башня пустовала, – негромко проворчал один из гвардейцев, со скрежетом поворачивая ключ в замке. – А теперь просто столпотворение.

Майя скользнула вниз по стене и обхватила руками колени. Сон слетел с нее в мгновенье ока.

-3-

Священная девятина завершилась, и горожане радовались самому важному в году фестивалю. На смену посту пришли веселые празднования, с уличными представлениями, плясками и угощениями. Княгиня тоже прониклась духом местных торжеств и решила протянуть руку помощи нуждающимся. Она вызвала к себе Сарину, прочла нудную лекцию об обязанностях благородных дам, которую подытожила словами «Заботиться о страждущих наш долг. Долг истинных патриоток и верующих женщин».

Сарина никогда не была ни верующей, ни патриоткой, да и к альтруисткам себя не причисляла, но пускаться в споры со своей «благодетельницей» ей не хотелось. Любые возражения вызвали бы очередную отповедь, наполненную ханжескими замечаниями.

Забота о страждущих… Эта забота явно не давала княгине спать по ночам. Когда она начинала поучать прочих дам и говорить о добродетели, Сарина про себя гадала, кто из гвардейцев покинул спальню госпожи нынче утром. И ладно бы дело ограничивалось гвардейцами. Княгиня была еще и давней любовницей Дейлана Кальдерна, молодого человека, который упорно считал себя бастардом князя Рутгарда, собственно мужа княгини. От эдакой семейной несуразицы у Сарины нередко дергалась бровь.

Сарина не пылала привязанностью к княжескому дому Рутгардов. Ее собственный отец (тоже князь) отдал единственную дочь на попечение княгини, чтобы та отучила юную девицу от похотливых мыслей. В последние годы отец, по скромному мнению Сарины, окончательно спятил. Она не сильно расстроилась, когда узнала о своей ссылке – к родному гнезду она не питала нежных чувств, но еще меньше ей нравилось общество княгини и Дейлана, который на днях должен был вернуться в порт. Дейлана Сарина знала с детства; их даже пытались обручить. В ответ на это предложение Дейлан при всем честном народе заявил:

– Я лучше отравлюсь.

– А я подам ему яд, – прощебетала Сарина.

И настаивать князья не стали, однако мысли о нелепом брачном союзе явно не оставляли. Вот было бы наказание за все ее грехи…

В первый день фестиваля Сарине выпала честь раздавать горожанам еду. У старого каменного моста устроили небольшую палатку, украшенную штандартами трех князей, поставили бочки с отвратительным кислым напитком, столь популярным в здешних местах. Сарина раскладывала плошки, когда к ней подкатили огромный котел, в котором плескалась похлебка. По традиции всех желающих в этот день кормили именно супом, и разливали угощение представители княжеских семей. Сама княгиня Берта избежала сей чести, переложив ее на Сарину, да еще и успела отчитать княжну мимоходом.

Терпеливо разливая суп, Сарина разглядывала изможденные лица городских бродяг. Ей даже стало любопытно, какими мечтами жили эти люди. Совсем ли они отчаялись? Как справлялись с бедностью, которая не пощадила их края? Однако очень скоро подобные размышления вогнали ее в тоску. Она понимала, что война искалечила много судеб, и ее сердце сжималось от жалости. И ее почти удивляло то, что бедняки не выказывали враждебности по отношению к ней.

За городскими нищими пристроились рабочие. Уж эти вполне могли заработать себе на пропитание, но решили не отказываться от миски бесплатной похлебки. Теперь не Сарина поглядывала на просителей, а они на нее, причем открыто и вызывающе. Многие явно про себя оценивали ее пышный бюст. Сарина ежилась и мысленно давала себе очередной зарок не налегать на пирожные.

Так прошел час. От усталости Сарина покачивалась, переступая с ноги на ногу, пару раз успела обжечься горячим супом. К своему занятию она уже утратила интерес, но добросовестно пыталась отмерять щедрые порции.

Фраза, брошенная насмешливым голосом, не сразу дошла до ее сознания.

– Невинная аристократка решила пощекотать себе нервы?

Помешивая половником суп, Сарина быстро взглянула на очередного наглого молодчика. Этот вовсе не походил на рабочего. На его смуглом от загара лице не отпечатались следы тяжких трудов. Впрочем, он казался довольно молодым. Выгоревшие на солнце волосы отливали рыжиной, а светлые глаза по-озорному блестели. Насмотревшись вдоволь на зубоскала, Сарина зачерпнула побольше жижи, плюхнула ее в миску и протянула незнакомцу.

– Благодарствую, барышня. Улыбнетесь?

На его поясе что-то звякнуло. Сарина пригляделась – секстант и подзорная труба.

– Моряк?

Он изящно поклонился, и она ответила кокетливым реверансом.

– Приятного аппетита.

– А когда ваша смена заканчивается? – вкрадчивым тоном поинтересовался он.

Сарина пожала плечами и принялась вновь помешивать в котле остатки супа. Видел бы ее сейчас отец, который спровадил дочурку из родного гнезда, дабы «излечить ее распутную душу». И тут самодовольные мужланы не оставляют распутницу в покое.

– Вы в числе последних, – ответила она наконец. – Представления на площади уже начались, все идут туда.

– А вы пойдете на площадь? Могу составить компанию.

Его беззаботный тон никак не вязался с проницательным взглядом. Этот морячок наверняка считал себя очень умным малым.

– Какая чудесная идея, – негромко сказала Сарина и внимательно посмотрела на его руки.

Пальцы длинные и крепкие, пожалуй, он не чурался физической работы. На мизинце кольцо с камнем, отливающим перламутром.

Заметив ее интерес, моряк расплылся в улыбке.

– Как насчет поцелуя? – спросил он, наклонившись к ней через чан.

Сарина чувственно вздохнула.

– Ладно. Только не здесь. А взамен дашь мне свою подзорную трубу?

Он с некоторым недоумением коснулся пояса, но тут же спохватился.

– За такую вещь одного поцелуя будет мало.

– А если будет два поцелуя? Или четыре?

– Два или четыре?

– Люблю четные числа.

Что-то промелькнуло в его глазах. Словно он хотел походя погладить котенка, а приглядевшись понял, что ему на пути попался саблезубый тигр.

– Пожалуй, можно, – медленно сказал он. На Сарину он теперь поглядывал с подозрением. – За четыре уступлю.

– Тогда встретимся вон в том заброшенном здании через пятнадцать минут.

Сарина указала на одну из узких улочек вдали и захлопнула котел крышкой. Моряк пожал плечами и присоединился к своим товарищам, которые, примостившись неподалеку, уже орудовали ложками.

«А могла бы быть сейчас в библиотеке», – думала Сарина, развязывая тесемки фартука.

Она налила в таз воды и принялась отмывать руки.

По дому она не скучала, но ей не хватало Лагарта – профессора, что жил в замке ее отца. Тот всегда был добр к ней. Это он заметил ее любовь к библиотекам, он подбирал для нее книги, он же поведал о каладриях. Жаль, профессора не оказалось рядом, когда им удалось пленить настоящего каладрия. Уж он не допустил бы такого глупого кровопролития…