Выйдя из автобуса, девушка направилась ко входу в лечебницу. Ничего не изменилось с того дня, когда она отвезла сюда мать. В регистратуре она представилась, и девушка, посмотрев в журнале время ее записи, попросила подождать. Через пару минут в сопровождении санитара показалась женщина, немного напоминающая мать Эммы. Худая, с запавшими тусклыми глазами, с редкими жесткими волосами и серой кожей, она будто тень опустилась рядом с дочерью и сложила руки на коленях, постоянно теребя сорочку.
– Привет, Эмма, – она посмотрела своими голубыми глазами на девушку. – Ты повзрослела, родная.
– Здравствуй, мам. Как ты здесь? Как дела? Как здоровье?
– Я не пью уже тринадцать месяцев, – облизнув пересохшие губы, произнесла Миссис Харрис, – но ты же понимаешь. Глупо лечить от зависимости, когда в тебя заливают литры яда. Я уже вряд ли выйду отсюда… Нет ни желания, ни сил… У меня отняли почку, иногда я хожу под себя.
Женщина произнесла это таким тоном, словно хотела сказать: «Ну, посмотри же, дочь, что ты натворила!». Эмме на секунду показалось, что во взгляде матери промелькнул вызов.
– Значит, тебя вылечили от алкоголизма? Но почему тебя все еще держат здесь?
– Ох… Это все заслуги моего братца! Он принес сюда деньги по истечении года и отдал их моему лечащему врачу. Меня конечно не держат здесь насильно, но я не представляю, как я буду жить в Кеноше. Что буду есть, где буду жить, чем заниматься?! – нет, девушке не показалось в первый раз: снова тот взгляд, полный горечи и вызова.
– Я же как-то живу, что-то ем, чем-то занимаюсь, мам…
– Неправильный пример! – женщина с горькой улыбкой взглянула на Эмму. – Ты молода! Наверняка можешь найти мужа, если еще не нашла, и жить, не думая ни о чем! Тем более у тебя все почки.
Эмма не думала, что так пройдет их встреча. Каждое слово матери больно царапало сердце. Злость и негодование переполняли девушку, захотелось крикнуть ей в лицо: «Этим ты всю жизнь и занималась – ни о чем не думала! Не работала ни дня, занимаясь со своими фиалками! Стала настолько беспомощной, что не могла решить без помощи отца даже мелкие бытовые моменты! А после смерти отца твердила, обливаясь слезами и опрокидывая рюмки, что эта смерть тебя сломила! Ни разу не спросив, сломила ли она меня…».
Но вслух она произнесла:
– Ты права, мам… Здесь тебе и вправду лучше… Я буду навещать тебя, привозить книги и фрукты. Кстати, это тебе, – с этими словами девушка протянула матери пакет с фруктами и её любимыми марципановыми конфетами.
– Ступай, Эмма. Мне пора на процедуры.
Несмело поцеловав мать в холодную щеку и не сдерживая слез, девушка еле слышно произнесла: «Прости меня». Глаза удаляющейся по коридору женщины в сопровождении санитара были абсолютно сухими.
Месяц спустя старика отвезли в больницу. Навещая его, Эмма узнала, что Джейкобу необходимо какое-то время провести под наблюдением врачей. Джейкоб, кряхтя и бурча что-то себе под нос, попытался сесть в кровати. Девушка подложила ему под спину высокую подушку и разложила в шкаф вещи, захваченные из его дома – зубную щетку, бритву, книги и фотографию в рамке, на которой он был изображен со своим любимым водным спаниелем, погибшим под колесами грузовика несколько лет назад.
– Послушай, Эмма, теперь ты будешь все делать вместо меня, – заметив округлившиеся глаза девушки, быстро добавил, – я уверен, что ты справишься. И еще вот что: перебирайся в мою квартирку и возьми ключи от моей старушки.
– Джейкоб, я и водить-то не умею… И там, где я сейчас живу, меня все устраивает – заправка рядом, прекрасный лес, где я могу часами гулять и дышать воздухом. Но все равно, спасибо тебе.
– Строптивая девчонка, – проворчал старик, – ладно, как хочешь. Кстати, про лес. Поменьше бы ты гуляла там. Упаси Бог, встретишь там этого сумасшедшего! И заруби себе на носу – к моему приезду ничего не должно измениться на станции! Все инструкции на этом листочке.
Джейкоб протянул Эмме мятый листок, исписанный с двух сторон.
– Есть, сэр! – девушка отсалютовала и подмигнула старику. – Не волнуйся. Все будет в порядке.
Со следующего дня девушка вставала очень рано, умывалась и шла на заправку. Наконец-то она смогла убраться внутри, проветрить помещение и все отмыть (при старике категорически запрещалось что-то трогать). Работы прибавилось: теперь нужно было не только заправлять и мыть машины, но и пользоваться кассовым аппаратом, платить за электричество и телефон, договариваться о пополнении бензином колонок, встречать цистерны-заправщики и следить, чтобы все было честно. Спустя некоторое время приехала Лия, потратившаяся на такси с одной целью – сказать девушке, что в квартиру брата ходить больше не надо, так как она сама будет платить за коммунальные услуги и проследит, чтобы все было в порядке. При этом взгляд ее был колючим и холодным: было видно, что она переживает, как бы старик по душевной доброте не подарил девочке квартиру.
Каникулы были в самом разгаре, машин прибавилось, работы тоже. Вырученные деньги девушка складывала в жестяную коробку под своей кроватью – оставлять их в кассе на заправке она опасалась. Немного денег она потратила на приобретение краски и цветочных кадок. Покрасив удобным валиком с длинной ручкой, взятым напрокат у хозяев комнаты, здание заправки в темно-коричневый цвет, накопав земли в лесу и посадив цветы, расставив их у входа и внутри, Эмма передвинула свой стул под деревом лицом к зданию, чтобы любоваться своей работой. Иногда к ней заезжал её новый знакомый – молодой парень на собственном автомобиле, невероятно гордившийся этим. Это был племянник Джейкоба, разрекламированный Лией в первый день пребывания Эммы в Кеноше. Юноша приезжал по просьбе дяди по вечерам, чтобы защитить девушку от нежелательных ухажеров, направляющихся на озеро. Они сдружились, и Лакки (так просил называть себя парень) стал приезжать не только вечером. Он отдыхал в родном городе на каникулах, по завершению которых должен был отправиться обратно в колледж соседнего штата. В обед они закрывали заправку и отправлялись бродить по округе, или просто сидели под деревом, потягивая газировку из банок. На её предложения прогуляться в лесу, Лакки крутил пальцем у виска:
– Неужели старик не говорил тебе, что тот парень реально сумасшедший! Он живет в лесу в доме без окон и дверей! Он прибыл из Европы, предварительно съев свою жену и детей! Даже Чак, увидевший его однажды в лесу, больше по этой дороге даже не ездит! А я тебе рассказывал про этого парня – его просто так не напугаешь! Он чемпион города по боксу.
– Ну допустим, вид у него и правда страшный, что даже твой прославленный Чак испугался, но басни про то, что он съел семью – чушь, глупее которой я в жизни не слышала! Ты же уже взрослый мальчик, – подшучивала над ним Эмма, – ты же знаешь, что у любого слуха есть вполне разумные объяснения. Всегда.
– Хорошо, я с тобой согласен! Сдаюсь! Но все же не стоит испытывать судьбу и гулять в лесу… В конце концов, он может просто напугать тебя неожиданным появлением или своим видом, – поймав на себе гневный взгляд Эммы, парень закончил. – Ладно, гуляй, сколько влезет! Только меня не зови! Я еще хочу пожить!
С этими словами он вскочил и, изображая зомби, вытянул перед собой руки и закатил глаза, надвигаясь на девушку. Потом резко схватил её и принялся кусать за шею и руки, громко чавкая и рыча. Она со смехом отбивалась и вопила: «О нет! Пощади меня! Неужели ты не наелся своей семьей?».
И все же рассказы о странном человеке, жившем в глубине леса, заставили её быть более осторожной – она теперь не заходила слишком глубоко в лес и оставляла метки красным маркером на стволах деревьев. Легенда, что сложилась о странном жителе леса, гласила: несколько лет назад откуда-то из Европы приехал молодой мужчина, поселившийся в заброшенном доме в лесу. Он ни с кем не общался, практически не выходил из леса. Раз в месяц он делал покупки в круглосуточном магазине часа в три ночи, когда посетителей там совершенно не было, быстро покупал необходимое, расплачивался и убегал. Продавщицы наперебой рассказывали на утро своим знакомым, что он жутко страшный, у него большие зубы и что он немой. Местные мальчишки пытались подкараулить его возле магазина, но в те дни, когда они прятались в кустах, толкаясь и шипя друг на друга, мужчина не приходил. Вскоре он всем надоел, жители окрестили его «людоедом», и, благодаря этой славе, никто близко не подходил к его маленькому дому. Все же бывали смельчаки, которые бравируя перед друзьями и подругами, подбирались близко к его жилищу. Но все прибегали из леса с воплями, напуганные странным темным домом без дверей, внезапным появлением его хозяина или же его внешним видом. Все реже мужчина стал появляться в ночном магазине, а вскоре совсем перестал делать покупки. Все благополучно о нем забыли, но при этом ореол ужаса и страха витал над этой историей.
Эмма прибавила шаг – потемневшее небо и порывистый ветер предвещали сильный дождь. Сегодня был выходной, поэтому она позволила себе поспать подольше, а после сытного завтрака прогуляться по лесу. Она отдалась размышлениям, не заметив, что ушла довольно далеко, автоматически оставляя красные полоски. Ливень колючей тяжелой стеной обрушился на землю. Густые кроны высоких деревьев послужили неплохой защитой: хотя дождь, конечно, попадал на девушку, но все же она намокла не так быстро, как если бы находилась в открытом пространстве. Повернув назад и высматривая свои метки, она с трудом побежала в мокрых кроссовках, утяжеленных налипшей на подошвы вязкой землей. В лесу стало темно от большой черной тучи, капли громко барабанили по листве, заглушая остальные звуки. Ливень усилился, и Эмма из последних сил побежала быстрее, внимательно глядя себе под ноги. Внезапно она с чем-то столкнулась и от удара не сумела сохранить равновесие, упав на спину. Подняв голову, она увидела темную фигуру. Дождь заливал ей глаза, а размытый образ стал приближаться. Девушка пятилась назад, пытаясь подняться, но ладони погружались в липкую мокрую землю, мешая ей это сделать. Собрав последние силы, Эмма громко завизжала, увидев, что человек подошел уже совсем близко к ней, и, вскочив, побежала прочь. Чувствуя, что сердце вот-вот вырвется наружу, и увидев огни домов, девушка все же не стала переводить дыхание и замедлила бег лишь возле дома. Опустившись на землю, жадно хватая воздух, Эмма обернулась назад. Все же она смогла сохранить разум в ту минуту – она побежала не обратно в глубь леса, а, сделав дугу, через несколько сотен метров повернула в правильном направлении. Дождь все лил, а Эмма все сидела на земле в шоке и недоумении: размытый образ мужчины мог принадлежать хозяину странного дома. Он протягивал ей руку, чтобы помочь встать.
Весь последующий месяц Эмма была сама не своя. Снова и снова мысленно она возвращалась в тот вечер в лесу. Анализируя каждую секунду той ситуации, она все чаще приходила к выводу – незнакомец не желал ей зла, а её визг мог напугать его еще сильнее. Лакки, замечая перемены в девушке, стал приставать к ней с расспросами. Когда Эмма, не выдержав его напора, призналась во всем, парень воскликнул:
– Нет, я всегда был прав: ты сумасшедшая! Ты глупая и… Ты…Ты дура!
– Успокойся, Лакки, довольно визжать как истеричная девка! Я цела и невредима. Ничего не случилось. Мне кажется, он больше испугался меня, чем я его. Видел бы ты меня в тот момент – глаза лихорадочно блестят, по уши в грязи, ору на всю округу! Жуть! – пыталась отшутиться девушка.
– Я не хочу с тобой больше разговаривать. Я не общаюсь с идиотками, – парень демонстративно отвернулся и стал копаться в капоте своей «девочки».
– Ну Лакки, послушай… Мне правда ничего не угрожало… – девушка развернула парня к себе и взъерошила ему волосы. – Когда я врезалась в него, он повернулся и пошел на меня не для того, чтобы отобедать мной. Он протягивал мне руку помощи, Лакки! Я в этом больше, чем уверена!
– Может он все же хотел тебе её отгрызть? – было видно, что молодой человек совершенно перестал злиться на девушку. – Просто пойми… Ты же знаешь, как я переживаю за тебя, и все такое.
Эмма это знала и давно догадывалась, что дружеские чувства Лакки переросли в нечто большее, постоянно выражавшееся в нежных прикосновениях, более крепких объятиях и приятных мелочах. Если раньше он прихватывал в магазине пиццу и пару банок газировки, то сейчас чаще стал покупать сладости и плюшевых зверей. Выбравшись из его объятий, девушка пошла обслуживать очередного посетителя.
Близился конец каникул. Неизбежность прощания выбили Лакки из колеи оптимизма и радостного настроения. Все чаще он приезжал хмурым, все меньше разговаривал.
– У тебя такой вид, будто ты едешь жить к тому чудаку из леса, – шутила Эмма.
– У тебя же этот чудак не сходит с языка, будто ты собралась с ним под венец. – в свою очередь поддел девушку Лакки. – Тебе не грустно, что я уезжаю?
– Конечно грустно! Но я не собираюсь так убиваться. В конце концов, я провожаю тебя не на войну. Время пролетит быстро и незаметно, и ты уже снова будешь здесь, надоедая мне своими рассказами и болтовней, – Эмма заглянула в глаза парню. Нетрудно догадаться, что она в них прочла.
В последний вечер Лакки затормозил у станции, поднимая пыль, и, выйдя из машины с двумя большими пакетами, весело крикнул девушке:
– Твоя взяла! Сегодня я не произнесу ни одного грустного слова, буду смеяться и танцевать!
– Верится с трудом! – крикнула в ответ Эмма, пытаясь перекричать громкую музыку, звучащую из динамиков его машины.
Парень сделал несколько танцевальных па, повернулся вокруг своей оси и направился к девушке знаменитой «лунной» походкой. Шутливо оттолкнув его, она взяла из его рук пакеты и направилась под дерево. Но друг остановил её:
– Ты что, думаешь, что наш последний прощальный ужин будет проходить под деревом вонючей заправки? Давай ты сегодня не будешь трудоголиком и позволишь себе закрыть заправку на несколько часов раньше.
– Хорошо, какой у тебя план? – немного поколебавшись, ответила Эмма.
– Закрывай все и прыгай в машину, – таинственным голосом произнес Лакки.
В старом «плимуте» пахло сигаретами и одеколоном. Увидев, как Эмма поморщила нос, Лакки объяснил:
– Мои ребята часто просят подвезти их. Ну, я разрешаю им курить в машине, хотя они и разрешения-то не спрашивают. Наглецы!
– А одеколоном они потом запивают? – рассмеялась девушка, открыв окно и глотая свежий воздух.
Они ехали по шоссе с полчаса, затем свернули на пыльную проселочную дорогу. Пришлось закрыть окна, так как желтовато-коричневая пыль клубами окутала машину. Проехав еще несколько минут, машина затормозила.