– Нельзя так делать, Ярослав. Ты портишь мне бизнес. С тобой больше не выгодно работать.
Таких, как он, я знал. Как и все бандиты, дорвавшиеся до власти, он любил деньги. И не любил делиться ими. Потому он поймет только язык выгоды.
В моем положении ссориться с ним – сродни самоубийству. Княжич опального рода – не ровня ушлому дельцу, тем более с покровителями из знати. Придется действовать иначе.
– А без меня – ещё хуже, – я дерзко ухмыльнулся. – Толпе нужен новый чемпион, и теперь он у них есть. Людям нравится, когда побеждает "тёмная лошадка". Потеряв деньги, твои партнёры будут ставить на нового фаворита – и заработают больше. Или ты знаешь, как объяснить им мою пропажу? Думаешь, они будут ставить на Медведя, проигравшего какому-то бойцу-однодневке? Никто не любит предсказуемых побед.
Его лицо посуровело, брови надвинулись на глаза. Мои слова заставляли задуматься.
– Ты же бизнесмен и должен понимать, что даже самый хороший актив устаревает – и тогда нужен новый. Сегодня у тебя он появился. Со мной ты заработаешь миллионы. Ты, а не Ростов-арена или "яма Ревунова" в Новгороде.
Уголок его рта дернулся в ухмылке.
– Чертов сопляк… складно болтаешь. Но ты прав, Медведь начал раздражать меня, да и люди стали уставать от его выходок. Победа "темной лошадки" всколыхнет это болото, хах!
– Многие сильные бойцы придут за тем, кто сверг фаворита, это же такой шанс, – добавил я. – На бои с желающими свергнуть нового чемпиона придут тысячи. Ставки будут расти. И раз так, я бы хотел получить свой выигрыш.
Хозяин усмехнулся. Мы оба знали, что победитель финала получает полмиллиона рублей – в два раза больше, чем проигравший. Даже для дворян средней руки это были очень неплохие деньги.
А деньги мне нужны позарез. Только победа могла оплатить сестре безопасную жизнь в монастыре ещё на месяц.
Бойчин вытащил из поясной сумки смятую пачку купюр и сунул мне в руки. Быстро перебрав стянутые резинкой деньги, я нахмурился.
– Здесь не всё.
– Цк… тебе хватит и четырехсот, – небрежно бросил он.
– Здесь меньше. Мы не об этом договаривались.
– А сколько ты хотел? Пятьсот тысяч? Может, сразу миллион? – он усмехнулся мне в лицо. – Считай, что я вычел стоимость лечения Медведя и компенсацию морального ущерба. Выкинешь ещё один такой фокус – и я вышвырну тебя с арены прямиком в руки опричников. О, они будут рады узнать, чем промышляет наследник Вайнеров.
Он приблизился, на ходу доставая сигарету. Затянувшись, выдохнул в меня облако сероватого вонючего дыма и издевательски протянул.
– Ещё вопросы, княжич?
– Здесь только двести, – я сжал в кулаке увесистую пачку купюр. Этого не хватит даже на месяц.
– Вторую половину я перевёл на твой счет.
– Мы же договаривались, что все выплаты только на руки, – сухо процедил я.
Он лишь отмахнулся.
– Довольно с меня торгов, убирайся. До следующего месяца, Ярослав.
Вот же урод… он знал, что электронные переводы отслеживает имперская инспекция. Его от проблем с казначеями прикрывал один из покровителей среди сильных родов, но у нас такой защиты не было. И как им теперь объяснить, откуда на моей карточке взялась такая сумма?
Довольный своей мелкой местью, хозяин с усмешкой хлопнул меня по плечу и развернул к шкафчику с моими вещами.
Ясно, разговор окончен. Но ничего, я еще возьму своё.
Быстро убрав деньги в сумку с одеждой, я накинул старенькую толстовку и пошел к выходу, как Бойчин бросил мне в спину.
– Подумать только… твой отец был героем Империи, правой рукой Государя и грозой других родов. А его сыну приходится драться за деньги, чтобы спасти крохи былого величия рода… видел бы он тебя сейчас.
– Он бы взял у меня автограф, – не оборачиваясь ответил я. – Жди через две недели на отборочных.
– Не опаздывай, "чемпион", – донеслось в ответ.
Дверь за спиной заскрежетала на петлях, в лицо пахнул промытый дождем воздух Подмосковья. С арены еще доносился гул толпы, но я шел не туда. Надвинув капюшон, я поспешил на громадную парковку.
Машина ждала меня в самом дальнем конце. Старенькая, но чистая и ухоженная "АМОшка" двадцатилетней давности. Сев на заднее сиденье, я осторожно переложил деньги из кармана на груди в сумку и достал альвафон.
Первым делом проверил счет – и до скрипа стиснул зубы. Деньги на счету были – те самые двести тысяч, но под ними светилась красная надпись.
"Обнаружен незаконный перевод, ваши счета арестованы до выяснения…".
– С-сука… – прошипел я. Осип тут же посмотрел на меня в зеркало заднего вида.
– Какие-то проблемы, княжич?
– Никаких. Езжай сразу в поместье, Осип, – тихо велел я. – И ни слова княгине о сегодняшнем.
Взглянув на меня в зеркало ещё раз, водитель коротко кивнул. Мотор низко заурчал и, пару раз чихнув, ровно загудел. Выехав с парковки через самый дальний выезд, где никого не было, Осип вывел наш старенький представительский седан на трассу и дал газу.
Снаружи быстро проносились рослые деревья. За следующей рощей уже открывались земли нашего рода. Те немногие, что у него ещё остались.
Милостью его императорского величества, мою семью не вырезали под корень. Но от богатого рода Вайнеров осталась лишь бледная тень.
Там, где раньше ключом била жизнь и изобилие, теперь были лишь пустота и разруха. Моё детство, наполненное радостью, запахом мёда и теплом материнских рук, прервалось в один день.
Едва мы набрали скорость, в руке завибрировал альвафон. Я резко прижал трубку к уху, принимая вызов.
– Доброго здоровья, княжич, – раздался холеный, певучий голос епископа. – Должен предупредить, сегодня мне снова звонили его сиятельство. Мне становится все сложнее ему отказывать, сами понимаете…
Еще как понимаю. Сволочь знает, что деваться мне некуда – если не заплачу, сестру выкупит какой-нибудь дворянин себе на утехи. Императорским указом её отправили в монастырь, но лишь до тех пор, пока она состоит в роде Вайнеров. Формальная опека любого другого рода делает её бесправной заложницей, с которой могут делать что угодно. Союзников у нас не было – никто не хотел связываться с опальным родом.
А что могут сотворить с шестнадцатилетней девчонкой, я знал слишком хорошо. В монастырях дворяне и купцы выкупали себе девушку на любой вкус – нетронутую и, нередко, знатных кровей. Несколько лет с ними развлекались, а потом их продавали в притоны, в лучшем случае. В худшем же обезображенные бродячими собаками тела девиц находили в дебрях Битцевского леса. Ни следов, ни примет.
И на Есеню положили глаз сразу несколько высокородных извращенцев.
– Я достал деньги.
– О-о, что за славные новости!..
Да пошел ты, святейшество.
Я уже собирался оборвать связь, как голос епископа изменился.