Огни в море

– Думаю, сегодня вечером у нас получится порыбачить, – заявил Дилан, показывая отцу сумку.

Гарольд расхохотался и, не теряя времени, взялся за весла. Они неспешно обогнули гигантские сухие доки, где недостроенные корабли ждали окончания работ, и вышли в открытое море. Они гребли всего какую-нибудь четверть часа – и вот уже верфь и гавань Сан-Ремо скрылись за высокой стеной скал. И тогда, рядом с небольшой бухтой, им открылось другое строение – еще одна верфь, намного меньше и намного древнее, чем та, откуда они приплыли. Это был старый док, заброшенный и забытый большинством островитян. Гарольд привязал нос лодки к ржавому кольцу на причале, достал со дна несколько привезенных с собой досок и вместе с сыном направился к ветхому ангару.

Всякий раз, заходя в эти ворота, Дилан чувствовал, что его плечи расправляются. Ему не верилось, что он помогает строить корабль, и не просто корабль, а тот, что позволит ему с родителями исполнить мечту. Уже без малого два года он подсоблял отцу, попутно осваивая премудрости корабельного дела. На каждой доске оставался отпечаток его рук. Дилан ни разу не пропустил работу, приходил на верфь даже с температурой, чтобы от его внимания не ускользнул ни единый момент в постройке судна, которое увезет их далеко-далеко от этого острова и даст возможность жить в любом месте земного шара. И тогда он с полным правом гордо скажет: «Этот корабль – наш родной дом!»

– Как по-твоему, папа, когда мы его закончим? – спросил Дилан.

Гарольд затянул пояс с инструментами и задумался:

– Еще осталось много работы… Но если мы продолжим трудиться в том же ритме и паруса изготовят вовремя, полагаю, что к концу лета можно будет спустить его на воду.

– Так это уже через два месяца! – воскликнул мальчуган, прыгая от радости.

Дождь продолжал размывать владения супругов Грейпс. После подземного толчка невидимые расселины, скрывавшиеся под слоем жидкой грязи в недрах скалы, выступили на поверхность, четко обозначив линию, отделявшую границы жилища от остального участка.

Дом вновь содрогнулся, и единственный кораблик, который Гарольд не успел упаковать – копия его собственного парусника, – скатился вниз со стола в мастерской. Банка из-под варенья, куда он был заключен, упала на пол, и стекло тут же покрылось тончайшей паутиной трещин.

В этот же миг бурная активность в глубинах утеса под фундаментом дома внезапно прекратилась. Оконные стекла перестали дребезжать, лампы закончили свою безумную пляску под потолком. Чудовищный гул на улице начал стихать, а град вновь превратился в обычный дождь. Покой в доме нарушался лишь перестуком капель по ставням. Но мгновение спустя – Гарольд как раз повернулся на бок в постели – тишину разорвал оглушительный хлопок: трещины добрались до самых недр утеса и дом начал от него отделяться.

Все шесть стальных тросов резко натянулись. Земля накренилась, и комнаты дома сразу же откликнулись:

картины на стенах перекосились, коробки с упакованными перед переездом вещами заскользили по половицам, и сам костяк постройки заскрипел, как ломающийся сухостой.

Следующий удар молнии сотряс остров, и тут же один из тросов, удерживающих строение, лопнул.

Ветер с моря задул с новой силой, гоня перед собой еще более мрачные, пропитанные водой тучи и молнии, и обрушил их на погруженный в темноту клочок суши. Это был тот же самый ураганный ветер, что начал дуть тридцать пять лет назад. Тогда он тоже принес с собой первые грозовые облака, за которыми скрылось солнце; потемнело и в старом доке, где молодой Гарольд вместе с сыном, ни на что не обращая внимания, продолжали строить свой корабль.

Последние пару часов Гарольд трудился над установкой поручней на палубе, а Дилан шкурил и полировал до блеска мачту, гордо возвышавшуюся в центре парусника.

В сгущавшемся мраке Дилан заметил со стороны кормы слабый желтый свет. Мальчик улыбнулся, осторожно подобрался к собранной мамой сумке, где по-прежнему лежал нетронутый обед, и достал пустую банку. В этот миг на плечо Гарольда упала капля. Он недовольно посмотрел на дырявый, как решето, потолок дока и увидел, как нахмурилось небо.

– Думаю, на сегодня достаточно, – обратился Гарольд к сыну и положил молоток на кучу досок.

– Уже пора? – посетовал мальчик. – Ведь еще совсем рано!

– У нас впереди еще много дней, дружок… Надвигается гроза, и мне вовсе не хочется, чтобы мы здесь застряли.

– Подумаешь, немножко побрызгает! И вообще, еще не стемнело, я не успел поймать светлячков, – отвечал сын, махнув пустой банкой в сторону кормы.

Гарольд перевел взгляд туда, куда показывал Дилан, и увидел желтоватое сияние светлячков, копошащихся среди досок. Он вздохнул и вновь озабоченно посмотрел на небо.

– Ладно, еще часок – и домой!

Лопнувший стальной трос кнутом хлестнул по деревянному фасаду, и земля под домом будто вздрогнула и сжалась, окончательно оторвавшись от сада и осев вниз больше чем на метр.

Оставшиеся тросы, натянувшись до отказа, все еще держались.

Метрах в тридцати под домом бушевали волны, раз за разом атакуя пористую, изъеденную солью и ветром скальную стену. Лопнули еще два троса.

Под утесом разверзлась гигантская трещина, и в нее с мягким шипящим звуком съехал целый фрагмент скалы. Его тут же поглотили волны, яростно лизавшие подножие обрыва.

Под очередным натиском ветра четвертый и пятый тросы оторвались в месте крепления, и огромные стальные заклепки полетели в воздух, словно запущенные гигантской рогаткой. Пол гостиной превратился в крутой склон, по нему заскользили диваны. Под весом мебели дом накренился еще сильнее, все горизонтали встали дыбом, превратившись в вертикали. Казалось, в этот миг мир застыл, как ледяная скульптура. Лишь слышен был стук дождя по разбитой черепице кровли и доскам фасада – тот же самый стук, с каким капал дождь на дырявую крышу старой верфи, где Гарольд с сыном работали в тот вечер. Черные грозовые тучи, зародившиеся много лет назад, окутали весь остров траурным покровом, а громовые раскаты неумолимо подходили все ближе и ближе.

– Надень, Дилан, – Гарольд протянул сыну старый желтый дождевик, размеров на десять больше, чем требовалось.

– А ты, папа?

– За меня не волнуйся, я привык к сырости.

Они бегом рванули к пристани; желтоватое сияние светлячков в банке помогало им находить дорогу. Дождь лил все сильнее, яростным ветром с моря лодку било о мостки и мотало из стороны в сторону, обдирая борта. Гарольд сначала помог забраться в лодку Дилану, почти утонувшему в своем огромном дождевике, затем отвязал канат, спустился к сынишке сам и, не теряя времени, схватился за весла.

По мере того как суденышко удалялось от бухты, дождь и мрак усиливались, словно стремясь поглотить их. Гарольд различал лишь желтоватый отсвет от банки на лице сына; он тяжело дышал и мечтал только о том, чтобы ему хватило сил как можно раньше добраться до берега. Грейпс продолжал без остановки грести в свинцово-черных волнах, бивших в борта лодки и кидавших ее из стороны в сторону. Гарольд прекрасно понимал, что расстояние до суши не слишком велико, но сейчас его уже одолели сомнения. Ему ни на метр не удавалось продвинуться в нужном направлении. Бухта со старой верфью казалась совсем далекой, но гавань Сан-Ремо лежала еще дальше.

И тогда он понял, что совершил роковую ошибку: омывавшее остров течение набрало силу и тащило их прочь от берега. В этом мраке их несло в открытое море. Тело Гарольда окоченело, и он с беспокойством посмотрел на сына. Казалось, Дилан вовсе не испугался. Ему уже доводилось плавать на лодке в непогоду. Кроме того, рядом с отцом ему никогда не было страшно. Гарольд же, напротив, начинал поддаваться панике. Он отложил одно весло, схватил швартовый конец и бросил его в ноги сыну.

– Держись за него изо всех сил! – Он старался перекричать вой шторма.

Дилан послушался и улыбнулся отцу в мерцающем сиянии светлячков. И тут волна ударила в корпус суденышка. Лодка опрокинулась, и свет исчез, поглощенный мраком. Именно в это мгновение горшок с гортензией выпал из рук Мэри-Роуз и разбился о плитки пола в маленькой квартире в Сан-Ремо. Она сразу же поняла, что случилось нечто ужасное.

Если бы кто-нибудь из обитателей Сан-Ремо вздумал встать с постели, разбуженный шумом грозы, и выглянул в окно, его взору представилось бы фантасмагорическое зрелище: трехэтажный дом семьи Грейпс накренился на тридцать градусов над обрывом и словно по волшебству застыл в таком положении.

Но вовсе не колдовство поддерживало дом в этом почти сверхъестественном равновесии, а последний из оставшихся закрепленными стальных тросов.

Глубокую тишину нарушал лишь клекот воды, бурными водопадами спадающей по скатам крыши.

Внутри дома, у обращенной к обрыву стены, кучами громоздились коробки, стулья и прочая мебель. Единственным предметом, остававшимся на месте, была массивная кровать, на которой по-прежнему спали Гарольд и Мэри-Роуз. Ничто не могло потревожить их забытья, вызванного сильнодействующими таблетками от бессонницы.

Гром вновь зарокотал над близлежащими холмами, земля вновь содрогнулась, и на этом завершилась небольшая передышка, вызванная обманчивым равновесием. Единственный трос, удерживающий дом от падения, завибрировал, а порыв ветра вывернул из земли электрический столб рядом с садом.

В этот момент лопнула одна из стальных жил, вплетенных в трос. Через мгновение за ней последовали остальные, разрываясь и расплетаясь, не в силах больше выдерживать колоссальный вес постройки.

Если бы этот наш предполагаемый сосед встал с кровати и выглянул в окно чуть раньше, наверняка он успел бы позвонить в полицию, и тут же примчались бы местные власти и вытащили бы Гарольда и Мэри-Роуз из постели. И тогда с полной уверенностью можно было бы утверждать, что жизнь супругов Грейпс продолжилась бы заранее намеченным курсом, а назревающие события обрели бы совершенно иной финал. Но этого не произошло.

Последний клочок земли, удерживавший дом, оторвался от утеса. Трос уже не мог сопротивляться чудовищной нагрузке и лопнул, а его концы взвились в воздух. Через мгновение дом сеньоров Грейпс вместе с фрагментом сада начал свободное падение в бурлящие морские волны. Последовал оглушительный удар, и все произошедшее скрыл ночной мрак, столь же непроглядный, как и тот, который окружил молодого Грейпса, когда его лодка перевернулась и он упал в воду.

Гарольд за несколько секунд сумел вынырнуть на поверхность; Дилана не было видно. Он наглотался воды, но, несмотря на это, изо всех сил пытался кричать, повсюду ища сына. Однако его окружала только непроницаемая тьма. Ему удалось ухватиться за упавшую с лодки доску, а вот от самого суденышка и от мальчика не было и следа.

– Дила-а-ан! Дила-а-ан!

Гарольд выпустил доску из рук и начал плавать кругами. Волны то поднимали, то опускали его, пытаясь утащить в свои ледяные объятия. Он вновь и вновь выкрикивал имя сына, но вокруг не было никого, и ни его голос, ни взгляд не могли проникнуть дальше бушующих волн. Гарольд нырял и нырял, конвульсивно дергая руками и ногами, в надежде под водой нащупать тело сына. Все было напрасно.

Повсюду царил мрак.

Гарольд едва дышал. Волны били ему в лицо, и постепенно соленая вода стала проникать в его усталые от крика легкие. Сознание его мутилось, он начал тонуть. Гарольд закрыл глаза и отдался на волю морской стихии, страстно желая оказаться рядом с сыном.

В тот миг, когда голова начала погружаться в воду, его ослепило желтое сияние. Прямо перед глазами на волнах качалась банка из-под варенья, полная светлячков, – погибая, они испускали последние искорки. Гарольд схватил банку и рванулся вверх. И тогда это желтое свечение, вспыхнув, оказалось фонарем рыбацкого судна. Чьи-то крепкие руки подхватили его и поставили на твердую палубу. Он начал снова выкрикивать имя сына, трясясь от холода и не выпуская из рук банку со светлячками, где постепенно меркло спасшее его сияние. Гарольд бился в рыданиях и пытался драться с рыбаками, которым пришлось держать его, чтобы он снова не кинулся в воду.

Было сделано все возможное, чтобы обнаружить мальчика, но безуспешно: его тела так никогда и не нашли.

В тот день погас свет, который вел по жизни супругов Грейпс. С того момента все, за что они боролись, потеряло смысл. Боль утраты повергла их в такую бездну мрака, что они сами начали тонуть. Все было похоронено в стенах этого дома, созданного из осколков мечты и фрагментов судна, так никогда и не увидевшего моря, – дома, который был создан из того единственного, что у них осталось от сына.