Огни в море
На кухне их уже ждала Мэри-Роуз, и все трое уселись вокруг стола, заставленного тостами, яйцами, чашками кофе и сливочным маслом. Как и большинству жителей острова, Гарольду было известно, что алькальд не отличается особой общительностью, но он был единственным человеком, не повернувшимся к Грейпсам спиной. Алькальд так и сидел в пальто, и Мэри-Роуз сразу заметила, что его что-то беспокоит.
– Что тебя привело? – поинтересовался сеньор Грейпс. – Уж не хочешь ли ты сказать, что наконец-то вы собрались заасфальтировать дорогу от нас до деревни?
– Честно говоря, проблема не в этом… – пробурчал Мэтью.
– Вот и мне показалось бы странным, если бы алькальд вдруг решил потратиться на благое дело…
В ответ Мэтью лишь выдавил неловкую усмешку.
– Я пришел, чтобы лично передать вам вот это, – сказал он, доставая из кармана желтоватый конверт. – Это письмо от Правительства.
– От Правительства? – переспросила сеньора Грейпс с недоверием. – Должно быть, что-то важное?
– Лучше сами прочитайте, – ответил алькальд, медленно положив письмо в центр стола.
Гарольд взял конверт, подержал в руках, затем хлебным ножом разрезал плотную бумагу и вытащил письмо. В верхней части страницы красовался большой герб.
– «Центральное правительство, – начал вслух читать сеньор Грейпс, – Государственное управление Общественной безопасности и Защиты населения…»
– Защита? Безопасность? Мы что, нарушили какой-то закон? – вмешалась Мэри-Роуз.
– Нет-нет, Роуз, дело не в этом, – произнес Мэтью. – Насколько мне известно, речь идет о результатах обследования вашего участка, хотя…
– Как это? – всполошилась Мэри-Роуз. – Какие-то правительственные ищейки шастают по нашему дому, а мы и не в курсе?! Мэтью, как это вообще возможно?
– Честно говоря, я тоже ничего не знал… – ответил алькальд тоном столь неубедительным, что Мэри-Роуз сразу заподозрила неладное. – Около месяца назад приехали три правительственных чиновника, чтобы провести какие-то исследования на острове. Я думал, что это будет демографический анализ или нечто в этом роде, поэтому и внимания не обратил…
– А они приехали специально, чтобы изучить наш дом? Ничего не понимаю!
– Пожалуйста, Роуз, пусть Гарольд прочтет письмо, – примирительно вымолвил алькальд.
Эта сцена до сих пор стояла у Гарольда перед глазами. Хотя уже прошло несколько месяцев, сейчас, снова просматривая письмо, он испытал то же волнение, что и в первый раз.
Уважаемые господин и госпожа Грейпс, мы обращаемся к вам с целью сообщить, что, согласно новому Закону о Геологической безопасности, принятому Парламентом 14 сентября, строительство новых зданий на морском побережье должно соответствовать новым стандартам и нормативам. Закон обязывает возводить постройки высотой, не превышающей двадцать уровней, использовать в их строительстве только антикоррозийные материалы и располагать их как минимум в десяти метрах от береговой линии.
Ваше домовладение, построенное до вступления в силу данного закона, должно быть освобождено от применения озвученных требований, но некоторые частные особенности, описанные в докладе экспертной группы, вынуждают нас к принятию экстраординарных мер:
1. Состав почвы: хрупкая вулканическая порода, образующая грунт острова Брент, намного сильнее подвержена эрозии, чем любой иной вид геологической формации.
2. Расположение участка нарушает границы безопасного строительства: дом отстоит на один метр сорок восемь сантиметров от береговой линии…
После этой фразы Гарольда вновь охватило ощущение собственного бессилия. Несмотря на то что последнюю ступеньку заднего крыльца от края обрыва действительно отделяли только один метр и сорок восемь сантиметров, Грейпсы знали, что это не всегда было так. Они отправили старые планы участка с доказательствами того, что изначально дом был построен более чем в двадцати метрах от пропасти. И не их вина, что суровое море год за годом яростно нападало на сушу, безжалостно разрушая утес, откусывая от скалы по кусочку, словно стремясь уничтожить сам остров. Гарольд вздохнул и вновь перевел глаза на четкий шрифт письма:
3. Морфологическое описание берега: утес, на котором расположено строение, представляет собой весьма необычное и в высшей степени опасное место. Расстояние от жилища до поверхности моря составляет тридцать четыре метра, эта высота признана запрещенной для любого вида человеческой деятельности, в особенности для проживания.
Таким образом, несмотря на то, что строение было возведено до вступления в силу упомянутого закона, экспертный совет вынужден принять меры, необходимые для повышения безопасности проживающих здесь граждан.
Мы обязуемся информировать вас о ходе данного дела, но в любом случае подчеркиваем, что ровно девять часов утра восемнадцатого июля – крайний срок для того, чтобы владельцы освободили и покинули свое жилище с тем, чтобы соответствующие службы могли приступить к сносу здания.
С уважением,
Грегори Грей, представитель Государственного управления Общественной безопасности и Защиты населения
Гарольд глубоко вздохнул и аккуратно свернул бумагу. Беспокоило его вовсе не то, что ожидало их с Мэри-Роуз на пороге завтрашнего дня. Он знал, что письмо послужило лишь ключом, отомкнувшим проклятый ящик Пандоры. Канув в забвение, он удерживал в себе всю боль и страдания их прошлого, того прошлого, которое они много лет назад похоронили в стенах этого дома. Теперь же, подобно остову ушедшего под лед корабля, оно вновь является в мир и плывет, распространяя тоскливый запах скорби и разложения.
Он в последний раз бросил взгляд на конверт. В глубине души внезапно всколыхнулась волна неконтролируемой злости, и Гарольд не раздумывая порвал письмо. Он стоял и с безразличием наблюдал, как клочки бумаги, словно осенние листья, опускаются на пол. В этот миг раздался глухой взрыв. Странный, ослепительно яркий желтый свет сочился сквозь щели ставен, а дом содрогался под ногами. Никогда прежде Гарольду не доводилось испытывать ничего подобного, но что было причиной этого, он прекрасно знал.
Молния
В утес ударила молния.
Впоследствии, когда Гарольд уже был способен восстановить ход событий, он вспомнит, что на тысячную долю секунды его парализовал накативший ужас, а в голове барабанным боем грохотало слово «молния». Очнувшись, но еще не придя в себя от оглушающего грома, он рванулся вниз по лестнице; свет во всем доме мигнул и погас.
– Рози! – взывал сеньор Грейпс, скачками преодолевая ступеньки. – Рози! Откликнись, прошу! Скажи что-нибудь!
Он понимал, что кричит во всю мощь, но голос звучал будто издалека, приглушаемый пронзительным непрекращающимся звоном в ушах.
Гарольд забежал в столовую, но ничего не увидел. Весь первый этаж был погружен во тьму, под ногами хрустели битое стекло и обломки дерева.
– Рози? – снова закричал он, на ощупь ведя рукой по стене коридора в сторону кухни.
Ничего. Он абсолютно ничего не видел и не слышал. Пока нетвердым шагом Гарольд брел на кухню, звон в ушах понемногу утих. Наткнувшись на стол, он замер, и в этот миг до него издалека донесся слабый голос:
– Гарольд, я здесь!
– Рози! – воскликнул он, роняя стул. – Где ты?
Гарольд выбрался из кухни, и тут перед ним вспыхнул свет, на мгновение ослепив его.
– Прости, – промолвила Мэри-Роуз.
Когда Гарольду удалось снова открыть глаза, перед ним стояла Мэри-Роуз с зажженным фонарем.
– Я искал тебя повсюду! Где ты была? – Гарольд засыпал жену вопросами.
– Я была в столовой, – отвечала она сдавленным голосом, словно ей не хватало воздуха. – И я видела свет за стеклом!
– Но… ты в порядке?
– Я чуть не ослепла от вспышки. Это был желтый свет, такой яркий, он залил все вокруг. На моей памяти дом никогда так не дрожал, я думала, он рухнет нам на голову! – Выдержав паузу, она добавила: – Мне послышалось или ты назвал меня Рози?
При этих словах у Гарольда стало легче на душе. Он ощутил неловкость, поскольку даже не заметил, что назвал ее так. Уже давным-давно он не произносил это ласковое имя, а тут вот, неизвестно почему, вспомнил. Гарольд смущенно кашлянул и промолвил:
– Пойду гляну, что там со светом.
Ящик с предохранителями находился в дальнем конце прихожей, около входа. Мэри-Роуз светила ему фонарем; Гарольд открыл дверцу и по очереди стал щелкать рычажками.
– Ничего не получается, – заключил он. – Наверняка молния ударила в столб. Сейчас схожу проверю.
– Не нравится мне эта мысль, Гарольд…
– Можешь пойти со мной, я не стану далеко отходить.
Прихватив пару зонтиков, всегда стоявших наготове у входа, они открыли парадную дверь и вышли на крыльцо. Тут же в уши ударил оглушительный вой бури. Супруги спустились по трем ступенькам лестницы в сад и оказались во власти яростных порывов ветра, задувавшего, казалось, со всех сторон одновременно и пропитанного ледяной влагой. Гарольд взял из рук жены фонарь и подошел к столбу. Даже в этом не слишком мощном свете было очевидно, что ни сам столб, ни провода ничуть не пострадали.
– Наверное, молния ударила дальше. – Мэри-Роуз махнула рукой в темноту. – Видишь, в городе тоже сидят без света.
Гарольд всмотрелся вдаль, где колыхалась непроглядная тьма. Вспышки молний на фоне неба позволяли примерно определить то направление, где в обычное время яркой россыпью переливались огоньки Сан-Ремо-деМар. Но Гарольда это объяснение не удовлетворило, он знал, что для молнии на таком далеком расстоянии гром был слишком силен. Продолжая изучать знакомую панораму, он заметил деревянный остов старой заброшенной верфи, прятавшейся в стороне от их городка. Мало кому из жителей Сан-Ремо было известно, что в этом местечке некогда существовала еще одна верфь, помимо той, что сейчас располагалась рядом с гаванью. Это был дикий клочок земли, надежно защищенный острыми зубьями скал, куда добраться можно было лишь на лодке. Уже во времена юности Гарольда этой верфью перестали пользоваться, и только он позже возродил ее к жизни, чтобы построить единственное судно: свое собственное. Однако уже давно он не ступал на ту сторону острова и даже старался не смотреть в том направлении. Ведь всякий раз, когда случайно его взор падал на полуразрушенный ангар, в его душе открывались раны, которые так никогда и не зажили. Гарольд вновь повернулся к дому на утесе: струи дождя водопадом стекали с крыши. Было невозможно представить, что всего лишь через несколько часов то, что им удалось создать из пепла разбитой мечты, тоже навсегда прекратит свое существование.
– Ну и как там, порядок? – поинтересовалась Мэри-Роуз.
Гарольд кивнул и побрел через сад в обход дома, мучительно вспоминая, что именно он собирался сделать. Внезапно сильный резкий запах заставил его замедлить шаг.
– Чувствуешь? – спросил он.
– Да, странно пахнет… будто какой-то пряностью.
Водя фонарем по сторонам, Гарольд внимательно вглядывался в окружавшую крыльцо темноту, особенно туда, откуда запах доносился резче. По всему саду растеклись огромные лужи, в остальном же ничего необычного не наблюдалось. Супруги шли рука об руку, освещая траву перед собой, как вдруг увидели на газоне нечто непонятное – казалось, даже луч фонаря пропадает в этом черном пятне. Гарольд подошел поближе и, стараясь не высовываться из-под зонта, посветил на газон. Мэри-Роуз встала рядом и, прижавшись к нему плечом, стала вглядываться в непроглядную тьму.
– Ну пожалуйста, пойдем в дом, видишь же, тут ничего…
Она оборвала себя на полуслове. Над черным пятном перед ними курилось легкое марево. У бокового фасада, в том месте, где одна из стальных растяжек уходила под землю, дымилась глубокая яма, заполненная жидкой грязью. Обломки камней, комья земли и обугленные гортензии валялись вокруг кратера, образовавшегося прямо под тросом; сам же стальной стержень не пострадал и по-прежнему надежно крепился к скале над обрывом. Гарольд повел фонарем вдоль ведущего к крыше троса и вдруг заметил, что в верхней точке кровли, там, где к выступу несущей опоры крепятся все шесть стальных растяжек, в небо поднимается струйка дыма.
– Не может быть… – заикаясь, выдавил Гарольд.
Уже не обращая внимания на жену, он бросился, ломая гортензии, туда, где в землю уходила еще одна растяжка. В свете фонаря под ней тоже обнаружилась дыра, быстро заполнявшаяся дождевой водой.
– Что происходит? Я боюсь… – бормотала МэриРоуз.
Гарольд посмотрел на жену и только сейчас с удивлением заметил, что она полностью промокла. Да и сам он насквозь пропитался ледяной влагой.
– Давай пойдем в дом, – промолвил он.
За закрытой дверью грохот бури был еле слышен. На них нитки сухой не было, а разлохмаченные ветром волосы стояли дыбом.
– Все-таки молния попала в дом… – произнес Гарольд, стаскивая мокрые башмаки. – Наверняка ударила в опорную балку, там, где она выступает над крышей.
Несмотря на жару в доме, Мэри-Роуз не могла унять дрожь, а при словах мужа по ее спине вдобавок пробежали мурашки.
– К счастью, тросы заодно сработали как громоотвод, – продолжал Гарольд.
– Как-то меня это не утешает, – пробормотала Мэри-Роуз, стуча зубами. – В такие минуты я начинаю думать, что Мэтью не так уж и неправ. Это место слишком опасно для проживания, надо уезжать отсюда.
При звуке этих слов фонарь выскользнул из влажных ладоней Гарольда, словно его настиг еще один разряд молнии. Лампа грохнулась на пол и погасла, а дом погрузился во мрак.
– Пойду переоденусь, – произнес Гарольд.
Его шаги стихли на лестнице, и Мэри-Роуз осталась в одиночестве; в наступившей темноте еще звучало эхо произнесенных слов. Она наклонилась, нашарила фонарь, зажгла его и отправилась наверх искать Гарольда.
Мэри-Роуз зашла в комнату мужа, но его там не оказалось. На одном окне ставни распахнулись, и сквозь стекло было видно, как яростно бушует темное море под утесом. Она подошла и снова закрыла ставни. Прежде ей нравились шторма, влажный запах ветра, ледяные дожди и гром пляшущих на волнах молний; сейчас же все повергало ее в беспокойство. При свете лампы она осмотрела комнату. Никогда еще собственное жилище не казалось ей таким унылым – пустым, темным, ожидавшим неизбежного сноса. Только массивная кровать хоть как-то заполняла пространство между картонными коробками, приготовленными для переезда.
Она уже собиралась выходить, как внезапно на ум пришла найденная утром фотография. А вместе с ней в памяти всплыли те давние дни, когда в жизни еще не произошли непредвиденные события, перечеркнувшие весь их мир, все мечты и надежды. Мэри-Роуз склонилась над коробкой, куда собственными руками этим утром спрятала старый снимок. Она перебрала всю одежду, но фотография исчезла. Было понятно, кто ее забрал.
Мечта, которая не снялась с якоря
Мэри-Роуз знала, где найти Гарольда. Она поднялась еще на один лестничный марш и оказалась на чердаке.
Едва открылась дверь, как в нос ударил едкий запах горелого дерева. На несущей опоре, столбе, уходящем вверх через крышу, вились вены черных подпалин. Ее охватил страх. Тот застарелый ужас из давних лет, который сочился из каждого уголка опаленной, как эта деревянная свая, души. Мэри-Роуз по скрипящим половицам пересекла немалых размеров комнату и подошла к огромному круглому окну. На фоне стекла в пульсирующем свете молний четко вырисовывался силуэт Гарольда; сверкающие зигзаги низвергались из пелены мрачных туч и с оглушительной силой обрушивались в море. Большинство рыбаков успели предусмотрительно оттащить от берега свои лодки, но корабли и парусники большего размера, зашвартованные в гавани, опасно плясали и кренились в бушующем приливе.
В прибрежных рифах волны напирали еще яростнее, усиленные вихрями воздушных потоков; вода билась в скалы и готова была смести их со своего пути. А всего лишь в нескольких метрах от этого обезумевшего моря гордо стоял, бросая вызов стихии, их дом. Порывы ветра беспрепятственно атаковали сухие лозы и гортензии над обрывом и вырывали их, корень за корнем, из земли, за которую те продолжали цепляться. Ливень нарастал в такт разрядам молний и потоками обрушивался на гладкую черепичную кровлю, упругими струями стекая по скатам.
Мэри-Роуз вплотную подошла к Гарольду и краем глаза заметила, что в его руке зажата та фотография, которую она безуспешно искала в коробке.
– Я сожалею о своих словах… – прошептала она. – Ты ведь знаешь, я тоже не хочу уезжать отсюда…
Гарольд вздохнул, будто услышанное ввергло его в еще большую тоску.
– Знаю, Рози… – Он помолчал, глядя на ощетинившееся барашками море, кипящее вокруг островка. – Но не спрашиваешь ли ты себя иногда, что было бы с нами без этого дома?
Сеньора Грейпс бросила на мужа удивленный взгляд: эти слова, эта боль и беззащитность, – казалось, они брали начало в столь же давнем прошлом, что и сам дом. Гарольд шагнул к центру помещения и встал у крепкой деревянной колонны, уходящей под свод крыши.
– Что было бы, если бы эта главная свая, – он поднял голову к закопченной колонне, – по-прежнему служила мачтой? И пол, по которому мы ходим, оставался частью палубы? И если бы мы никогда не снимали с корпуса судна иллюминаторы, чтобы установить их в подвале?
Мэри-Роуз ощутила, что горе мужа передается ей самой и увлекает в скрытые мглой дали – туда, куда ей так не хотелось возвращаться.
– Конечно, я спрашивала себя… – с трудом выговорила она, словно эти слова ранили ее горло. – Но что нам оставалось делать? Мы поступили так, как должно.
– Да… А что сейчас от всего этого останется? Что останется от того, за что мы боролись все эти долгие годы? От того единственного, что помогло нам выстоять?
Гарольд снова подошел к жене. Стук дождя по стеклу усилился и превратился в оглушительный назойливый гул, словно в окно бились тысячи разъяренных пчел.
– Меня не пугает перспектива провести остаток дней взаперти в комнатушке без окон, вдали от моря… Пугает меня лишь мысль о том, что мы лишимся последней памяти о тех днях. Единственного, что осталось от него.
Еще одна молния обрушилась на остров, и весь дом содрогнулся от крыши до самого основания. МэриРоуз задрожала; на миг ей показалось, что буря бушует не снаружи, а в самом центре этого старого чердака. Трясущейся рукой она погладила Гарольда по лицу, встретив его взгляд. Его глаза, в которых не осталось и следа глубокой синевы, покраснели. В них читалась одна только боль.
– Мне тоже страшно… – вымолвила Мэри-Роуз прерывающимся голосом, чувствуя, как лицо заливают слезы. – Но пока мы живы, пока мы вместе, воспоминания не умрут. Мы должны их сохранить.
Гарольд опустил глаза и снова посмотрел на снимок в своих трясущихся руках: старая верфь, три человека улыбаются на фоне недостроенного корабля.
– На самом деле, Рози, я пытаюсь… Каждый раз, ложась спать и гася лампу, я слышу эхо той грозовой ночи. С беспощадной ясностью я вновь проживаю те события. Я помню каждую секунду, каждую мелочь, каждый звук. – Дом вздрогнул от очередного удара молнии. Гарольд помолчал и продолжил: – Но когда я пытаюсь вспомнить его лицо, когда хочу рассмотреть его улыбку и глаза сквозь этот пронзительный желтый свет, я понимаю, что его черты стали менее четкими, чем накануне, что его голос и смех превращаются в шепот, заглушаемый шумом дождя. И вот тогда мне становится по-настоящему страшно. Я боюсь забыть. Забыть о том времени, когда мы были счастливы и имели мечту.
Я боюсь осознать, что наш старый дом, который завтра будет разрушен, – это единственное, что позволяет нам удерживать его рядом.
Гарольд оторвался от фотографии и посмотрел в заплаканные глаза жены. Оба рыдали, глядя друг на друга и едва осмеливаясь дышать. Они даже не замечали, что по крыше молотит град, а неистовые молнии рассекают небо и заливают чердак холодным призрачным светом.
– Мне очень жаль, что я не смог дать тебе ту жизнь, о какой мы так страстно мечтали, – продолжал Гарольд, – что нам не дано было вместе пережить великие приключения, что наши мечты не сбылись. Ты заслуживала счастья.
Мэри-Роуз обняла мужа.
– Мы оба заслуживали счастья, – шепнула она.
Две бури
Супруги Грейпс вскоре отправились спать. Ужинать им совсем не хотелось, так что они просто приняли по таблетке снотворного, которое врач выписал Мэри-Роуз, и улеглись в постель. Несмолкающий шум грозы, казалось, заполнял опустевшие комнаты дома. Сквозь этот рокот еле пробивались тяжелые вздохи хозяев и тиканье часов с маятником в столовой.
Сад, раскинувшийся всего в нескольких метрах ниже их спальни, на глазах белел, словно под сильнейшим снегопадом. Град пулеметными очередями молотил по лужам и ручьям, разбегавшимся по участку; он калечил сухие виноградные лозы и трепал в клочья гортензии, за которыми так заботливо ухаживали. Похожие на шрамы глубокие ямы под стальными растяжками превратились в полные воды колодцы.
В городке град тоже бесчинствовал, уничтожая все на своем пути: бил стекла витрин, оставлял вмятины на кузовах припаркованных машин, срывал созревшие плоды с деревьев. Лишь несколько дряхлых стариков в Сан-Ремо смогли вспомнить грозу, бушевавшую здесь однажды и по силе не уступавшую нынешней. Та буря разразилась тридцать пять лет назад: дом на утесе еще не был построен, сеньоры Грейпс, совсем юные, жили в маленькой съемной квартире в центре Сан-Ремо; Гарольд работал на верфи, а Мэри-Роуз в цветочном магазинчике. Так же, как и сегодня, в тот далекий день тридцать пять лет тому назад гроза зародилась над морем в разгар сияющего утра, когда аромат цветов из открытой двери цветочной лавки плыл над улицами всего города.
– Ты опоздал, – бросила молоденькая Мэри-Роуз парнишке лет восьми, вихрем ворвавшемуся в магазин. – Отец уже, наверное, заждался.
– Извини, мама, – ответил мальчуган, подходя к прилавку.
Мальчика звали Дилан. Его взъерошенные волосы были того же каштанового цвета, что и у матери, а большие ярко-синие глаза он явно унаследовал от отца. Мэри-Роуз отложила букет, над которым работала, и с улыбкой вышла из-за прилавка.
– Иди сюда и поцелуй мамочку.
Дилан скорчил гримасу – кажется, он предпочел бы нагоняй, но все же подставил матери щеку.
– Ладно, не буду тебя задерживать, – промолвила Мэри-Роуз, возвращаясь за прилавок и доставая сумку из-под кассового аппарата. – На ужин у вас камбала, пойдет? – Она передала сумку сыну. – Скажи отцу, чтобы все съел сам, а то я знаю, что нередко он использует мою стряпню как наживку для рыбы…
Дилан поразился, что матери и это известно. Он взял сумку и бегом направился к двери.
– Ничего не забыл? – поинтересовалась Мэри-Роуз.
Уже стоя на пороге, Дилан обернулся и увидел в ее руках пустую банку из-под варенья. Глаза его округлились, он подскочил к прилавку, схватил банку, чмокнул мать в щеку на прощанье и, наконец, выбежал из лавки.
– До вечера, мама! – прокричал он, исчезая за углом.
Часы с боем в столовой дома на утесе начали мелодичный перезвон. Стрелки добрались до полуночи:
наступил день, когда супругам Грейпс официально было предписано покинуть дом, где они прожили последние тридцать пять лет. И в тот миг, когда отзвучал последний удар часов, цепь случайных обстоятельств, стронутая разрядом молнии, пробудилась и качнула маховик неотвратимых событий.
Со стороны шести ям под опорами, наполненных водой и ледышками градин, раздался сухой треск, и тут же, словно кто-то вытащил пробку из ванной, эти колодцы начали стремительно осушаться. Смолк последний хлюпающий звук, и в уже совершенно сухих ямах обнаружились новые глубокие отверстия. Затем с еще одним щелчком, почти незаметно, вокруг побежали тонкие извилистые трещины, которые на глазах становились все шире от питавшей их дождевой воды. Весь участок покрылся ветвистым узором расселин – они соединялись на подступах к главному фасаду. Земля жалобно скрипела и лопалась, а трещины змеились все дальше и дальше, беря дом в кольцо.
В конце концов трещины достигли края обрыва, на миг воцарилась тишина, а затем словно из самых недр земли донесся оглушительный треск; фундамент дома вздрогнул с мучительным стоном; этот звук раскатился эхом по всему утесу и затерялся вдали, у старой верфи, где тридцать пять лет назад, перед бурей, молодой Гарольд спокойно дожидался своего сына.
Позвякивание посуды и стеклянной банки известило Гарольда о приближении мальчика. Дилан с кошачьей ловкостью лавировал в потоке потных строителей, выходивших через огромные ворота верфи. Рабочий день у всех заканчивался; у Гарольда он тоже подходил к концу, но именно сейчас начиналась другая смена:
отец с сыном нетерпеливо предвкушали ее с самого утра. Дилан добежал до мола, где отец ждал его, сидя в маленькой лодке, забитой досками и строительными инструментами.
– Пап, прости, что опоздал, – выкрикнул Дилан, запрыгивая в лодку.
– Ничего страшного. – Гарольд сильной рукой взъерошил волосы мальчику.