Черный монастырь. Книга вторая: Беатрис

Теперь же монахи доживали свой век в запустенье, в обветшалых, полуразвалившихся кельях. Остались только самые набожные и самые немощные. А после того как они отдали на переплавку единственный, давно треснувший колокол, монастырь обезмолвел.

Хильбод, как мог, старался поддерживать монастырский дух. Каждый день монахи собирались на общую молитву – единственное, что продолжало объединять этих поникших людей. Некоторые уже не покидали своих келий, другие еще возились на монастырских угодьях, выращивая овощи и фрукты и, конечно, продолжая добывать тонкую белую соль. Но и у них сил оставалось всё меньше.

На утренней заре братья, в своих неизменных черных рясах, собирались у кромки воды и распевали псалмы. Вторившие им птицы сбивали и без того нестройный хор, и монахи путались, сетуя на беспечных пташек и свою собственную нерадивость.

Монастырь продолжал хиреть, однако самое печальное заключалось в том, что вместо монашеского братолюбия всё больше проявлялись такие недостойные мирские качества, как зависть и злословие. На смену былому единению пришло разобщение. Вскоре монахи уже собирались группами, понося «чужих» и превознося «своих». Немощные завидовали тем, кто покрепче, солянщики перемывали кости земледельцам, и все вместе насмехались над отшельником Нисом.

Хильбод всё прекрасно понимал и не раз пытался помирить братьев, вернуть их прежнее единение. К своему огорчению, он видел, что его усилия не только не дают искомого результата, но используются противоборствующими группами в своих корыстных целях.

Монастырь быстро превращался в стоячий омут. Редко чему удавалось нарушить его привычное, полусонное существование, и братья уже с трудом вспоминали те дни, когда они, молодые иноки, истово били себя в грудь, принося монашеский обет смирения, подвижничества и высоких помыслов.

Глава 1

СУМКА

Яркая вспышка молнии выхватила из темноты чрево грота, и через мгновение раздался оглушительный грохот. Поднялся ветер, забросив в пещеру первые капли дождя.

Нис проснулся, когда уже всё небо озарялось всполохами грозы. Какое-то время он продолжал лежать, равнодушно прислушиваясь к стихии. Февральские бури – дело обычное; они так же неизбежны, как июльская жара.

Однако ветер усиливался, и постепенно потоки воды начали заливать пещеру, гонимые яростным, обезумевшим ветром. Нис перетащил деревянный щит, служивший ему ложем, в самый дальний угол, но спасения не было и там. Захлестываемая мощными порывами ветра, вода продолжала прибывать, и вскоре вся пещера наполнилась черной жидкостью. Но и это можно было бы пережить, если бы не новый, мощный поток, который внезапно хлынул в пещеру через расщелину в стене.

Деваться было некуда, и Нис решил, что так угодно Всевышнему. Закрыв глаза, он вслушивался в грозу, держась за выступавший из стены камень. Держаться приходилось всё крепче, поскольку воды набралось уже столько, что щит то и дело всплывал, норовя вырваться из грота вместе с хозяином.

Очередной поток рванул щит с такой силой, что Нис изо всех сил вцепился в спасительный камень. К несчастью, в тот же момент прямо из-под камня ударила новая струя, в результате чего выбитый камень остался у него в руках, а отшельника понесло потоком к выходу.

И тут произошло чудо: зацепившись за какой-то уступ, щит на мгновенье остановился, и Нис успел покинуть свой погибельный плот. Собрав последние силы и цепляясь за ускользающую землю, он кое-как дополз до более высокого угла и свалился в беспамятстве.

***

Очнулся он уже на рассвете. Выбравшись из пещеры, он осмотрелся. Шторм был редким по силе: кругом лежали поваленные деревья, и весь холм был изрыт потоками воды.

Чуть ниже, на огромных валунах, виднелось его бывшее ложе. Нис содрогнулся, представив себе, что он тоже мог бы лежать сейчас на голых камнях, а чайки и коршуны клевали бы его непогребенное тело.

Поблагодарив Господа, отшельник вернулся к гроту. Предстояло придумать, из чего можно было бы соорудить новое ложе. Конечно, он мог бы дождаться Гвен и передать через нее просьбу к Беатрис – хозяйка никогда бы ему не отказала. Но монаху почему-то хотелось обойтись собственными силами.

Нис в задумчивости брел вдоль берега, рассеянно глядя на сломанные деревья. Привыкший к окружавшему его пейзажу, он скользил взглядом по знакомым кустам и деревьям, отмечая только изменения – в основном это были нагромождения сломанных веток и причудливые земляные дамбы, созданные за несколько часов мощными потоками воды.

Внезапно его взгляд остановился на странном предмете, застрявшем меж двух огромных камней внизу, у самой кромки воды. Слабые глаза отшельника видели только общие черты: судя по всему, это была то ли небольшая сумка, то ли сверток.

Как ни всматривался Нис, большего ему разглядеть не удалось, а спускаться по практически отвесным скалам не было сил. Оставалось дождаться Гвен и попросить ее об услуге.

***

Гвен появилась немного раньше обычного. По всему было видно, что она торопилась: ее щеки порозовели от быстрой ходьбы, грудь часто вздымалась.

Причина этой спешки была понятна: вдоль всего пути, от крепости до берега, она видела следы ночной бури, и ее богатому воображению уже рисовались самые мрачные картины.

Заметив отшельника рядом с гротом, девушка просияла, но тут же всплеснула руками, увидев, во что превратилось столь знакомое место. Нис решил ей не мешать и терпеливо ждал, пока Гвен обошла весь холм и внимательно осмотрела внутреннее пространство грота.

Когда она показала жестами, что не понимает, куда делся деревянный щит, Нис кивком показал на камни. Девушка осторожно подошла к краю скалы и заглянула вниз.

– Посмотри, – отшельник показал пальцем на застрявший между валунами непонятный предмет. – Что это? Мне отсюда не видно.

Гвен на мгновение задержала свой взгляд на предмете и исчезла. Через минуту она показалась внизу: осторожно ступая по скалам, она медленно пробиралась к большим валунам.

Нис следил за ней сверху, безуспешно пытаясь разглядеть то, что она держала теперь в руках. Хотя их разделяло не более двух десятков пье, даже это расстояние не позволяло старику понять, что именно застряло ночью между камнями.

Гвен снова исчезла, и Нис присел на пологий выступ, ощущая непонятную дрожь в ногах.

Девушка вернулась к гроту, осторожно сжимая в руках кожаную сумку. Простая, почти неотделанная кожа лопнула и в двух местах была рассечена глубокими трещинами. По ее виду Нис сразу же понял, что сумка угодила в воду.

Он осторожно принял сумку из рук Гвен и положил ее себе на колени. Дрожь охватила все его тело, сердце колотилось. Гвен заметила волнение старика и медленно погладила его ладонь.

Это нежное прикосновение возымело свое действие: старик успокоился, несколько раз глубоко вздохнул и раскрыл сумку.

Глава 2

НАМОКШИЙ ПЕРГАМЕНТ

– И где ее леший носит?

Беатрис стояла посреди перекрестка, уперев руки в бока. Гвен отсутствовала уже полдня. Хотя заданный хозяйкой вопрос ни к кому конкретно не относился, на ее зычный голос тут же откликнулся проходивший мимо Ерин:

– Я ж тебе сколько раз говорил, хозяйка: не пускай ты девицу на берег. – Ерин никогда не скрывал своего скептического отношения к дружбе Гвен и отшельника. – Неровен час, тронется старик от своего одиночества – что тогда с немой будешь делать?

Беатрис угрюмо посмотрела на Ерина, махнула рукой и побрела в кузницу.

Сидмон жмурился на солнце, запрокинув голову и упираясь своими длинными руками почти в самые торцы обтесанного бревна, приспособленного у входа для «посиделок».

– Что горюешь, хозяйка? – спросил он, не открывая глаз. – Вернется твоя красавица, не переживай. Вон буря какая прошла – небось, помогает там прибраться.

Беатрис присела на бревно, гладко стесанное сверху и превращенное в подобие скамейки.

– Спасибо, кузнец. Ты всегда меня утешаешь.

Сидмон встал, сладко потянулся и взъерошил густые волосы.

– Пришли ее ко мне, когда вернется: у меня для тебя кое-что имеется.

Кузнец исчез в кузнице, и вскоре оттуда стало доноситься привычное постукивание и позвякивание. Хозяйка еще немного посидела, рассеянно слушая эти звуки и пытаясь понять, над чем работает Сидмон, а затем, чтобы отвлечься, начала обходить территорию каструма. Тихий солнечный день постепенно согревал тело, а за ним начала оттаивать и душа. Беатрис подумала, что Сидмон прав, и что Гвен никуда не денется.