– Так найти, кто продаст.
– Нашел?
– Не-е. Все говорят – доллары давай. А долларов нет. Откуда в и-тэ-у доллары? На Газгольдерную ездил, в это, как его… Мэ-Мэ-Мэ, из тени в свет, блядь, перелетая… Тоже облом. Говорят, нафиг ваш лес не нужен, за рубли давайте. А рублей-то тоже нет, да и курс на обмен у них там такой, что мама дорогая…
Внезапно Дока осенило:
– Слышь, Сэмэн! Ты это, брата из виду не теряй! Я тебе через день-два всю схему скажу.
Наутро Док вместо больницы поехал на Рублёвку. Веня и Рустик так же, как и в прошлый раз, сидели за столом и плевали в потолок. Прямо с порога, без «здрасьте», Док выпалил:
– Вень! Мы договор заключить можем с горисполкомом Буранска? Или с заводом там каким? Мы же тоже как бы государственные с одного бока? Они нам лес, а мы им компьютеры?
– Ну, в принципе, можем, да, – насторожился Веня, – но только у нас компьютеров нет, и что с лесом делать будем?
– Компьютеры будут, а лес продадим!
– Кому?
– Я знаю кому! – на бегу проорал Док.
Было полдвенадцатого утра. Док выскочил из метро «Кропоткинская» и чуть ли не бегом понесся вниз, в сторону Кропоткинской набережной. Там на углу было здание, принадлежавшее главному управлению по обслуживанию дипломатического корпуса при Министерстве иностранных дел СССР, где сидели представительства иностранных фирм. Док знал там одну финскую фирму – они привозили в больницу реанимационные мониторы. С тех пор у Дока осталась глянцевая визитная карточка директора. Называлась фирма «ФинСовТрейд», что вполне очевидно расшифровывалось как «финско-советская торговля».
Позвонив снизу и пройдя через милицейский кордон, Док поднялся на третий этаж, прошел по изогнутому коридору и вскоре вышел на белую крашеную дверь, ее поверхность украшала табличка с логотипом. На нем вертелся земной шар, а его, в свою очередь, словно кольцо Сатурна или питон, обвивала надпись «ФинСовТрейд».
– Я из сто пятой больницы, – уняв волнение, сказал Док. – Вы нам мониторы поставляли.
– Чт-тто, чтт-то-тт-о не в пор-ряд-дке? – сидевший за столом финн в синем клубном пиджаке с золотыми пуговицами удивленно уставился на Дока из-под полуспущенной титановой оправы дорогих очков. – Нам-м ник-кт-тто от-т в-вас н-не з-з-вон-нил.
– Не, не беспокойтесь, с мониторами все нормально. Я по другому вопросу!
Три недели спустя составы с лесом бодро оформлялись на вывоз выборгской таможней, финские фуры, груженные ящиками с заоблачными по цене компьютерами, столь же бодро пересекали финско-советскую границу в обратном направлении, а Марку Ликконен привез Доку домой на своем белом «вольво» чемодан. В чемодане было семьсот семьдесят пять тысяч американских долларов.
– Мож-жешь н-не счит-тать, у мен-ня как в пан-нки! – довольно улыбался в усы Ликконен.
– Какие панки? – не понял Док.
– Пан-нки – эт-то бан-нк по-ф-фин-н-нски.
Двести семьдесят пять тысяч увез тюремщик из Буранска, пятьсот осталось Доку с партнерами.
– По сто шестьдесят шесть на нос, – сказал Док и смочил пальцы о влажную губку.
– Не, цифра херовая, – возразил Веня. – Давай по сто пятьдесят, а пятьдесят в резерв.
– Как скажешь, – согласился с ним Док.
Общак в пятьдесят тысяч унес Рустик. Больше Док никогда не видел ни его, ни этих денег. По слухам, Рустик начал торговать в розницу бензином – ставил бензовозы на Яузе и Котельнической набережной. Однажды продавец с одного бензовоза сбежал с выручкой за три дня. Рустик поехал торговать сам. Подъехали ребята, невежливые, сказали отдать ключи от бензовоза и гулять. Рустик полез за ключами, но вместо них вытащил из-под сиденья ствол. Ребята оказались проворнее. Ни ствола, ни бензовоза, только Рустик с двумя дырками в груди и одной в голове – в придорожной грязи.
Веня периодически доставал Дока по телефону с какими-то бредовыми идеями. Потом позвонил и сказал, что уезжает в Израиль. Тепло, по-доброму попрощались. На Веню Док зла не держал. Да и на Рустика тоже. Спалился по-глупому, жадность фраера сгубила.
Из больницы Док уволился. В отделение пришел новый заведующий, стал всех шкурить направо и налево. Док прикинул – оставшейся у него на руках суммы, если считать доллар как один к четырем, хватало при той зарплате, что он получал в больнице, на двести восемьдесят восемь и восемь в периоде лет. Док послал надувшегося, как индюк, заведующего по известному из русского народного эпоса адресу и забрал трудовую книжку из отдела кадров.
К тому времени Док был уже год как женат. Жену Док нашел себе странным образом. Посещая время от времени Центральную медицинскую библиотеку на Профсоюзной, он обнаружил в зале журнальной периодики молодую миловидную библиотекаршу с очень приятным голосом. Когда она пришла на первое свидание, Док встретил ее с двумя букетами в обеих руках.
– Это вам, – сказал он, протягивая розы Татьяне.
– А второй? – улыбнулась Таня.
– А этот – для вашей мамы, Танюша.
– Ну так едем, сами и вручите!
Так Док в первый же вечер оказался дома у Тани, сидя за столом между Таней и мамой, прямо напротив папы. Цветы сделали свое дело, мама была в восторге. Но вот папа – папа настороженно оглядывал гостя и не знал, о чем с ним говорить. По всем признакам Док понял, что семья тут непростая. Доку нужен был сильный ход. И он его сделал. Хотя, на его месте такой ход сделал бы любой. И вообще говоря, ему просто повезло.
На журнальном столике в гостиной лежали два билета в «Современник» на послезавтра.
– На какой спектакль идете? – невинно спросил Док, пытаясь завязать беседу и нарушить молчание, воцарившееся за столом после первого обмена любезностями. Таня с интересом вскинула очи на Дока – гляди ты, интеллектуал.
– На «Генриха Четвертого», – отвечала мама, – там Гафт в главной роли.
– Да? – еще более невинно подхватил Док. – А я в школе за его партой сидел!
Док соврал. За партой Гафта в его классе сидели противная Загвоздкина и милейший ботаник Слава Мееров. Но, во-первых, это было давно, а во-вторых, надо же было с чего-то начинать разговор. Спектакля Док, естественно, не видел, а вот фильмографию Гафта помнил хорошо.
Несколько лет спустя, случайно встретив Валентина Иосифовича и его жену Ольгу Михайловну прогуливающимися по Арбату в районе Театра Вахтангова, Док пулей сорвался к ближайшему цветочному ларьку, выгреб все его содержимое и нагрузил чету Остроумова – Гафт двумя огромными букетами. Видя удивление на их лицах, удаляясь, почти прокричал:
– Вы все равно не поверите! Вы изменили мою жизнь!
На этот раз он не лгал.
Поскольку медсестер на работе у Дока было достаточно, то с первым сексом он Татьяну не торопил. За три недели до свадьбы она сама вспомнила – что вроде уже пора. Обнаружив на своих пальцах свежую кровь, Док понял, что отступать некуда. Да и не хотел он отступать. Таня была изумительна. Пока шла вся эта канитель с прогулками, театрами, ресторанами и прочими атрибутами жениховства, он успел влюбиться по-настоящему. Вдобавок запах ее тела сводил его с ума.
Через полгода после того, как Док уволился из больницы, у них родился первенец. Док открыл небольшую фирму по наружной рекламе. А тесть, человек скромный, но весьма весомый в определенных кругах, нагрузил фирму зятя приличным объемом работ. О тендерах в те годы не слышали, а если и слышали, то на фирму Дока это распространялось исключительно формально. Был у него и еще один бизнес, вообще закрытый и непубличный. Тесть привел Дока к правильным людям в правильное заведение, и другая фирма Дока стала обслуживать несколько сотен вышек сотовой связи в Москве и ближнем Подмосковье.
Док построил дом на Новой Риге, тогда там было совсем пусто и можно было выбрать участок по вкусу, а не «что осталось после массовой застройки». Татьяна родила дочь. В дела мужа не лезла, своих дел не имела, занималась домом и детьми. Удивительно, но по девкам Док не ходил. После работы спешил домой, валять дурака с детишками и любить жену.
Времена менялись. Однажды Доку предложили деньги за оба бизнеса сразу. Единственное условие – выкуп ста процентов доли. Он не стал сопротивляться. Бери, пока дают, – бизнесы специфические. Иначе отожмут или просто разорят. Док взял деньги. Денег было девять миллионов долларов.
Док никогда не был жадным. Он был умным. Не хитрожопым, а именно умным. Не имело смысла уходить в акции или депозиты. Не имело смысла вкладываться в брюлики и недвижимость на Мальте. Это только кажется, что девять единичек – много. На самом деле – так, детские цацки.
Именно тогда Док познакомился с двумя интересными ребятами, один его лет, другой немного моложе. Паспорта у них к тому времени были уже швейцарские, хотя корни вполне себе русские. Ребята были чистыми банковскими трейдерами, скопившими сколько-то активов и теперь желавшими их виртуозно преумножить. От них он и услышал слово «интернет». Собственно, пользовался-то он интернетом вовсю, но никак не считал русский интернет-рынок достойным внимания. Калька с американского, не более того. Ребята же думали иначе. Они собрались вкладываться в четыре компании. Им было нужно восемнадцать миллионов. У них было одиннадцать и ни центом больше. Когда Док понял, что они не боятся и реально вот «прямо завтра» кинут на банку эти одиннадцать, что были у них практически последними (тот, что помоложе, даже шале свое альпийское заложил, чтобы добить недостающую сумму), его сомнения куда-то растворились. Он положил требуемые от него семь. И стал ждать у моря погоды.
Погода оказалась лётной. «Швейцарцы» были правы. Через три года Док впервые частично вышел в кэш. Подбив итоги, он обнаружил на своих счетах сто восемь миллионов долларов. При этом бо?льшая часть его доли осталась непроданной, а три компании из четырех сидели в устойчивом восходящем тренде. Док понял: это – только начало.
Что такое деньги в этой жизни, он более или менее разобрался. Предстояло ответить на более серьезный вопрос: а он сам – кто такой? Откуда? Куда? Зачем и почему?
Росинант бодро въехал в Пафос и покатился вниз по Димократиас авеню. На кругу у Дебенхамса его подрезал какой-то придурок на чем-то старом и давно не мытом. Док рефлекторно дал по тормозам. Прокачанные тормоза Росинанта сработали мгновенно и мощно. С визгом резины двухтонная гора металла остановилась как вкопанная, и в этот самый момент ему в корму с жутким грохотом въехало что-то, судя по мощности удара, маленькое.