Есть и радости, конечно, но они такие скоротечные, такие мелкие и, главное, втягивают вас, приучивают, развивают привыкание к цифрам.
Вы от своих цифр перебрасываетесь к чужим, мечетесь между своими и чужими цифрами.
И они вас убивают – и свои и чужие. Вас убивает сравнение.
А тот, к чьим цифрам присматриваетесь вы, тоже присматривается к чьим-то цифрам.
Ну, казалось бы, ему-то зачем, а тоже не спит, тоже переживает, свои сравнивает, страдает, губами во сне шевелит, проценты, доли во сне делит-вычитает.
Разве успокоится он когда-нибудь?
Когда-нибудь? От чего-нибудь?
Тот, кто ушёл в цифры, разве перейдёт к жизни слов, снов и прикосновений?
Не перейдёт он.
Мир цифр – мир наркотический.
Зависимость обоюдная.
Ты страдаешь от них, они страдают от тебя.
Господи! Да война – это цифры.
Война – это война цифр.
Человеческие крики за цифрами.
Человеческие раны за цифрами.
Кто управляет нами – управляет цифрами.
За цифрами стоят, сидят, лежат больные, здоровые, раненые, озверевшие и ставшие одинокими.
Да он разве видит?
Да он разве расстраивается?
А за кого переживать?
Там же цифра «один» встречается, только когда он говорит о себе.
О всех других пошли нули.
Количество нулей убитых и взорванных.
Эти нули строем идут, в грузовиках едут, в подлодках тонут и даже в театрах аплодируют. Пока…
Пока не загремел мир цифр, все мы стоим, лежим, любим и детей держим в строгости – для следующего поколения цифр.
Как цифры потоком – значит, война, значит, кончились личности, закончились арии, смыслы, метафоры и колыбельные.
Эй, нули, Родина вас зовёт вперёд!
Мы у них
Самая изощрённая фантазия иностранных режиссёров нашу жизнь воссоздать не может: они не знают грязь, покрытую толстым слоем лжи, или ложь, покрытую слоем грязи.
Настороженность и радость при виде того, что плохо лежит.
Или женщин, перетаскивающих рельс.
Или лёгкую немытость под смокингом.
Или грязный «Роллс-Ройс» с мигалкой.
В этом больше смысла, чем в многодневной поездке по Сибири.
Это туалет в огороде. Без задней стенки.
Мол, всё равно к реке выходит, то есть забота об окружающих, не о сидельце.
Как показать нас в виде прохожих, когда мы прохожими не бываем.
Мы ищем! Еду, деньги, справки, документы, одежду, лекарства.
Мы поём то, что наши музыканты заимствуют у них.
Как же их режиссёры выйдут из этого положения?
Что же – они будут показывать свою копию, превращённую в пародию?
Они думают, что мы над ними смеёмся.
А мы не смеёмся – мы так подражаем.
Это у нас такой джип, такой фильм, как у них, такая песня.
Это наше, хотя и ихнее.
Долго поливать грязью, а потом создать такое же, но хуже, и уже окончательно возненавидеть ихнее.
Как это всё показать, раскрыть, понять?
А будто в Советах мы не выкрадывали чертежи, формулы, изделия и, копируя, делали настолько хуже, что сам Сталин орал: не трогайте, копируйте все-все дырки, все трещины, потому что у вас работать не будет.
Так говорил кумир нации её элите…