Цель – корабли. Противостояние Люфтваффе и советского Балтийского флота

В результате среди кораблей Балтийского флота наиболее сильное зенитное вооружение имели легкие крейсера. В частности, на «Кирове» стояли шесть 100-мм зенитных орудий Б-34, пять 37-мм зенитных автоматов 70-К и пять крупнокалиберных пулеметов ДШК. В то же время линейный корабль «Марат» имел 10 устаревших 76-мм орудий и шесть 37-мм автоматов. Лидеры «Минск» и «Ленинград» были защищены с воздуха куда хуже. Так, на последнем для стрельбы по самолетам имелись только две 76-мм пушки 34-К, два 45-мм орудия 21-К и четыре пулемета. На эскадренных миноносцах «проекта 7» стояли по пять зениток: две пушки 34-К и три 21-К, а также четыре пулемета. На ветеранах Балтики, доставшихся от царского флота, то есть эсминцах типа «Новик», с ПВО дело обстояло совсем худо – они располагали только двумя 37-мм автоматами и четырьмя пулеметами. Такой защитой трудно было отпугнуть даже самых неопытных пилотов бомбардировщиков. «Противосамолетное» вооружение остальных кораблей: канонерских лодок, сторожевиков, минных заградителей, тральщиков и т. п. – обычно состояло из одной или двух «сорокапяток» и пары пулеметов, чего было совершенно недостаточно.

Отдельную проблему представляла собой противовоздушная оборона многочисленных военно-морских баз (ВМБ). На Балтике таковых насчитывалось больше десятка: Кронштадт, Ханко,[2 - По условиям мирного соглашения, подписанного 13.03.1940 г. по итогам советско(финляндской войны 1939–1940 гг., Советский Союз получил в аренду на 30 лет финские порт и город Ханко с правом создания там военно-морской базы.] Таллин, Палдиски, Рига, Вентспилс, Лиепая и еще несколько мелких. Количество сил и средств для их ПВО определялось в зависимости от размеров самой базы, ее географического положения, важности и количества обороняемых объектов. Главную базу Балт-флота, которая тогда была в гавани Таллина, прикрывали два зенитно-артиллерийских полка (ЗенАП), Кронштадт и Палдиски – по одному, а остальные защищали отдельные зенитно-артилле-рийские дивизионы (ОЗАД). Всего к июню 1941 г. в составе войск ПВО КБФ насчитывалось 93 зенитных батареи, имевших 370 орудий всех калибров и 327 пулеметов.

Взаимодействие истребительной авиации с зенитками, прикрывавшими военно-морские базы, проработано не было. Малоэффективная система ВНОС приводила к тому, что данные о приближении самолетов противника приходили с большим опозданием. С внедрением же в систему ПВО флота радиолокационных станций можно сказать, забегая несколько вперед, что вообще вышел настоящий казус.

В июле 1941 г. в 6 км от поселка Логи, расположенного рядом с восточным берегом Лужской губы, была установлена первая РЛС, действовавшая в интересах Балтийского флота. В то время о радиолокационной технике и ее возможностях знали немногие. Из-за высокой степени секретности обслуживающий персонал станции не мог рассказывать о ней даже тем, с кем были связаны по работе. Поэтому информация, получаемая от расчета РЛС, первоначально удивляла дежурных на командных пунктах и в штабах. Боевые донесения шли днем и ночью в любую погоду с интервалом в одну-две минуты. Сообщения, конечно, принимали, но не очень-то верили в них, так как они сильно отличались от привычных данных обычных постов ВНОС.

Вот характерный эпизод в изложении старшего оператора станции Г. И. Гельфенштейна: «В один из июльских дней, ведя наблюдение за воздушной обстановкой, я заметил в районе Пскова большую группу немецких самолетов, ориентировочно 15-25машин. Группа двигалась в нашем направлении. Оператор вызвал КП КБФ и начал передавать донесение». Однако в ответ послышались матерная ругань и обвинения в паникерстве, дескать, откуда можно узнать, что делается в районе Пскова.

Когда Гельфенштейн попытался втолковать непонятливым товарищам ситуацию, на другом конце провода попросту бросили трубку. Через некоторое время 22 истребителя-бомбардировщика Bf-110 чинно прошли над позицией РЛС, и вскоре со стороны Лужской губы послышались взрывы бомб. По воспоминаниям Гельфенштейна, самолеты проходили так низко, что один из них зацепил крылом за мачту корабля и плюхнулся в воду.

Далее Гельфенштейн рассказывал: «После налета на РЛСприехала группа старших командиров флота. Начальник станции „Редут“ лейтенант В. А. Гусев ознакомил их с работой техники. Теперь после предупреждения о налете авиации противника и ознакомления морских начальников с новой техникой отношение к донесениям операторов и лично к ним самим резко изменилось в лучшую сторону, с КБФ налаживалось взаимодействие».

Впрочем, и у самих локаторщиков 72-го отдельного батальона ВНОС, к которому относилась эта станция, не все обстояло благополучно. Система передачи информации была инерционной. Время ее прохождения складывалось из минут, необходимых на кодирование, передачу донесения по телефону или по радио, приема его и ручной записи, корректировки и выдачи оповещения по циркулярной радиосети. В лучшем случае с момента обнаружения самолета до получения данных о нем на командных пунктах истребительной авиации и зенитной артиллерии проходило около трех минут.

После этого еще четыре-пять минут требовалось для поднятия в воздух истребителей. В итоге за время, прошедшее с момента обнаружения цели, последняя могла пролететь 60–70 км и полученные данные сильно устаревали. Учитывая же, что истребители ВВС КБФ, как правило, не имели раций, навести их на бомбардировщик после взлета уже было невозможно. Кроме того, число целей также часто оказывалось ошибочным, причем иногда операторы преувеличивали его в десять раз! Все это значительно снижало эффективность работы первых русских радиолокационных станций.

Либава

Самой западной базой Балтийского флота к июню 1941 г. была Либавская военно-морская база под командованием капитана 1-го ранга М. С. Клевенского, располагавшаяся в незамерзающем порту латышского города Лиепая.

До 1917 г., когда вся Прибалтика принадлежала Российской империи, и сам город также назывался Либава. Однако после краха империи латыши в ноябре 1918 г. объявили о своей независимости и быстренько переименовали город на свой манер. В начале лета 1940 г. организованные просоветскими силами массовые акции привели к тому, что 14–15 июня в странах Прибалтики были избраны законодательные органы власти по советскому образцу. Сначала 17 июня Народный сейм Латвии провозгласил в республике Советскую власть, 21 июля было объявлено о создании Латвийской ССР, которая затем 5 августа 1940 г. была включена в состав Советского Союза. Было ли все это оккупацией, как ныне утверждают в прибалтийских странах, или нет, это предмет отдельного разговора.

Как бы там ни было, но вновь созданную в гавани Лиепаи военно-морскую базу Балтфлота назвали Либавской, желая, видимо, подчеркнуть ее принадлежность. В июне 1941 г. в ней базировались отряд торпедных катеров, четыре корабля охраны рейдов, 4-й дивизион катеров НКВД (погранохрана). Кроме того, там же находились 15 подводных лодок, в том числе шесть неисправных, неисправный эсминец «Ленин» и 19 различных транспортов.

Противовоздушную оборону Либавской базы осуществлял так называемый участок ПВО майора С. С. Могилы, в состав которого входили два отдельных артдивизиона. 84-й ОЗАД старшего лейтенанта В. С. Сороки прикрывал гавань, морской завод и военный городок, а 43-й ОЗАД – сам город и аэродром в городке Гробиня, в 7 км восточнее Лиепаи, на котором дислоцировался 148-й ИАП ВВС Прибалтийского военного округа. С командиром последнего имелась устная (!) договоренность о совместных действиях по отражению возможных налетов. Кроме того, на озере Дурбе, в 25 км северо-восточнее Лиепаи, базировались летающие лодки МБР-2 из 49-й ОАЭ ВВС КБФ.

Еще в 23.37 21 июня на Балтийском флоте была объявлена оперативная готовность № 1, однако никто из командиров и матросов не придал этому особого значения. Дело было в том, что именно в эти дни в Либавской базе проходили учения по местной противовоздушной обороне (МПВО) и введенная «готовность» воспринималась всеми как один из их обязательных элементов. Кроме того, одновременно с этим на подводных лодках отрабатывались приемы ликвидации последствий атак самолетов условного противника. Около 01.00 22 июня командир 84-го ОЗАД старший лейтенант Сорока передал по телефону на свои батареи, что возможна провокация со стороны немцев.

В ночном сумраке в небе послышался гул двигателей совсем не условных самолетов, и находившиеся на постах офицеры стали наблюдать за небом. В 03.30 над Либавской базой на высоте 500–600 метров прошли три двухмоторных бомбардировщика. С земли отчетливо видели черные кресты и свастики на фюзеляжах, однако открывать огонь по самолетам, естественно, не стали.

Командир подводной лодки Л-3 П. Д. Грищенко вспоминал: «Даю команду – „воздушная тревога“. Готовим к бою зенитное орудие. Но никто из командиров подводных лодок, памятуя указание комфлота – „огонь не открывать“, не решается взять на себя смелость и нарушить его. Между тем самолеты третий раз пролетают над нами. Где-то в стороне не то взрывы бомб, не то стрельба из орудий. Все телефоны на пирсах заняты. Звоним во все инстанции, но ответ один: ждите указаний. И мы ждали».

Еще в конце февраля – начале марта 1941 г. самолеты Люфтваффе несколько раз грубо нарушали советское воздушное пространство. По словам наркома ВМФ адмирала Н. Ф. Кузнецова они

летали «с поразительной дерзостью», не скрывая, что фотографируют военные объекты. В итоге разгневанный адмирал приказал всем флотам «открывать огонь по нарушителям без всякого предупреждения». В соответствии с этой директивой 17 и 18 марта зенитной артиллерией над Либавской ВМБ были обстреляны два немецких самолета, а летчики ВВС КБФ на истребителях И-153 «Чайка» даже попытались осуществить перехват нарушителей.

Однако пальбу из корабельных зениток пришлось вскоре прекратить. Сталин, узнав об инициативе Кузнецова, сделал ему строгий выговор и приказал отменить распоряжение. А1 апреля Главный морской штаб направил на флоты директиву: «Огня не открывать, а высылать свои истребители для посадки самолетов противника на аэродром».

Между тем на рассвете 22 июня бомб на Либаву никто не сбрасывал, Ju-88A из 3-й группы 1-й бомбардировочной эскадры «Гинден-бург» (III.Gruppe Kampfgeschwader 1 – III./KG1) прошли над морем для атаки «мирно спящего» аэродрома Гробиня. Объект защищала 503-я зенитная батарея. Ее командир старший лейтенант В. Рябухин так же, как и все, имел приказ огня не открывать. Однако, увидев двенадцать Ju-88, которые в четком строю, словно на параде, заходили на аэродром, он по своей инициативе все же приказал стрелять. Но это уже не могло помешать авиаудару.

Гауптман Герхард Бэкер (Gerhard Baeker), занимавший тогда должность офицера по техническому обеспечению III./KG1, впоследствии вспоминал: «В 02.11[3 - «Rata» (исп. «крыса») – прозвище русского истребителя И-16, данное ему франкистами во время гражданской войны в Испании, которое затем прижилось и среди пилотов Люфтваффе.] мы взлетели, чтобы совершить наш первый вышет на Востоке. Это быша светлая ночь, и горизонт быш ярок от полуночного солнца на далеком севере. Нашей целью быш аэродром в Либаве. Он был занят подразделением истребителей, и так называемые «крысы»[4 - Этот биплан был разработан в 1932 г. в качестве бортового гидросамолета для германских линкоров. Примечательно, что конструкция его поплавков предусматривала использование их для распыления отравляющих газов. Но к счастью, Не-60 никогда не использовался для этих целей, оставшись просто ближним морским разведчиком.] стояли, припаркованные, плотными рядами, служа нам хорошей целью светлой ночью».

На летное поле и стоянки самолетов 148-го ИАП посыпались осколочные бомбы. В результате были уничтожены восемь истре-

бителей, многие другие получили повреждения. При этом ни один из «Юнкерсов» от зенитного огня не пострадал. И все бомбардировщики благополучно вернулись на аэродром около поселка Повун-ден, расположенного в 20 км севернее Кенигсберга.[5 - Ныне соответственно пос. Храброво и г. Калининград.]

Только в 06.00 командир Либавской ВМБ капитан 1-го ранга Клевенский получил из штаба флота телеграмму: «Германия начала нападение на наши базы и порты. Силой оружия отражать всякую попытку нападения противника». И эти «всякие попытки» не заставили себя долго ждать. Вскоре самолеты Люфтваффе совершили первый налет непосредственно на Лиепаю, сбросив бомбы на морской завод «Тосмари» и гавань.

Затем удары повторились. Немецкие самолеты действовали группами по шесть – восемь машин, подвергая бомбардировке военный городок, аэродром и другие объекты базы. Были выведены из строя все линии связи и телеграфные станции. Зенитчики вели насколько возможно интенсивный огонь, а бойцы 841-й батареи даже заявили об одном сбитом «Юнкерсе». В то же время в 09.00 три 1и-88А сбросили бомбы на позиции последней. От взрывов появились убитые и раненые.

Еще 1 апреля 1941 г. в рамках подготовки к операции «Барбаросса» в составе 1-го воздушного флота Люфтваффе было образовано авиационное командование «Остзее» (Fliegerfuhrer Ostsee). Его будущей главной задачей должна была стать охота за советскими боевыми кораблями и транспортными судами на Балтийском море. Возглавил новое командование оберст Вольфганг фон Вилд (Wolfgang von Wild).

К началу войны на Восточном фронте в состав командования «Остзее» входили:

– 806-я бомбардировочная авиагруппа (Kampfgruppe 806 – KGr.806) оберст-лейтенанта Ханса Эмига (Hans Emig), оснащенная бомбардировщиками Ju-88A;

– 1-й эскадрилья из учебно-боевой группы 54-й истребительной эскадры «Грюнхерц» (Erganzungsgruppe Jagdgeschwader 54 – Erg.Gr/ JG54) обер-лейтенанта Эггерса (Eggers), имевшая на вооружении истребители Bf-109E;

– 125-я морская разведывательная группа (Aufklarungsgruppe (See) 125 – Aufkl.Gr. 125) оберст-лейтенанта Герхарда Кольбе (Gerhard Kolbe), в которой имелись гидросамолеты Не-114, Не-60[6 - Этот биплан был разработан в 1932 г. в качестве бортового гидросамолета для германских линкоров. Примечательно, что конструкция его поплавков предусматривала использование их для распыления отравляющих газов. Но к счастью, Не-60 никогда не использовался для этих целей, оставшись просто ближним морским разведчиком.] и Аг-95А;

– 9-я морская поисково-спасательная эскадрилья (9.Seenot-staffel), располагавшая летающими лодками Do-23 и гидросамолетами He-59B.

Первой жертвой самолетов Люфтваффе на Балтике стал ледокольный буксир Клайпедского порта «Перкунас», потопленный утром 22 июня в районе Швентойи. Печальный список был открыт…

Поняв, что началась настоящая, а не условная война, командование Либавской базы начало принимать меры по обороне. Правда, тут-то была допущена типичная для первых лет войны ошибка, основывавшаяся на паническом страхе перед германским флотом. Клевенский решил, что наиболее вероятным является нападение на Либаву с моря. Поэтому тральщик Т-204 «Фугас» был отправлен ставить мины на подходах к базе, а для ведения дозора в море вышли подводные лодки. Командир Л-3 капитан-лейтенант Грищенко получил задание выйти в море и занять позицию в 15 км к западу от Лиепаи. Надо отметить, что эта подлодка по своему назначению была минным заградителем. Она имела надводное водоизмещение 1710 тонн, 10 торпедных аппаратов, два 45-мм и два 100-мм орудия и 20 мин на борту. Субмарины этого типа были самыми крупными в советском флоте. Но в данном случае Л-3 предстояло выполнять несвойственную задачу – несение дозора.

В этот же день началась частичная эвакуация Либавской базы. Сначала в порт Усть-Двинск (Даугавгрива), расположенный в месте впадения реки Западная Двина в Рижский залив, отбыли подводные лодки М-77, М-78 и С-9. Затем в Вентспилс отправился конвой в составе неисправных субмарин «Калев» и «Лембит», танкера «Железнодорожник» и восьми транспортов, которых сопровождал сторожевой корабль МС-218. Последние дошли без помех, а вот «малютки» в 03.36 23 июня в районе маяка Ужава были атакованы немецкими самолетами. Субмарина М-77 сумела уклониться от попаданий, зато М-78 досталось, как говорится, по полной программе, и она затонула. Поспешно эвакуировались на восток и остатки 148-го ИАП, бросив на изрытом бомбами аэродроме большую часть своих машин.

Между тем на самой Либавской базе вечером 22 июня началась настоящая паника, особенно усилившаяся на следующее утро. Большинство командиров предлагали немедленно уходить. Причем боялись не только немцев, которые по слухам уже подходили к городу, но и латышей, которые могли поднять восстание против «русских оккупантов».

Немецкие бомбардировщики продолжали время от времени совершать налеты на город, сбрасывая бомбы на зенитные батареи, госпитальный городок, морской порт и стоявшие в нем корабли. Зенитчики вели заградительный огонь, в то же время наспех созданные отряды моряков и курсантов училища ПВО вместе с частями 67-й стрелковой дивизии вели бои на подступах к городу. Летающие лодки МБР-2 из 43-й отдельной эскадрильи ВВС КБФ пытались бомбить наступающие немецкие войска, но кроме смеха у пехотинцев эти тихоходные колымаги ничего не вызывали. Впрочем, в 19.00 немецкие части уже вышли на берег озера Дурбе, и оставшимся лодкам пришлось перелететь на Кит-озеро около Риги.

Днем 23 июня штаб Либавской ВМБ получил из штаба флота предварительное распоряжение, в соответствии с которым при явной угрозе захвата флотского имущества и кораблей требовалось их уничтожить. Исполнители, решившие, что час «икс» уже настал, немедленно приступили к действиям. Вскоре город и окрестности сотряс грохот поистине чудовищных взрывов, каких еще свет не слыхивал. Это взлетели на воздух склады, на которых хранились 2500 глубинных бомб, 7000 морских мин, 100 торпед и 11 000 тонн топлива! В порту были уничтожены ремонтирующийся эсминец «Ленин» и пять подводных лодок, еще четыре судна были затоплены. Наибольшую инициативу проявил командир «Ленина» капитан-лейтенант Ю. А. Афанасьев, утверждавший затем, что получил от командира базы капитана 1-го ранга Клевенского устный приказ о подрыве кораблей.[7 - Позднее Клевенский отказался подтвердить отдачу такого приказа, и посему Афанасьев был расстрелян по приговору военного трибунала.]

В то же время катера 4-го дивизиона НКВД в панике удрали с базы, полагая, что немцы уже ворвались в город. За ними без приказа покинули порт и «эвакуировались» мелкие боевые корабли во главе с тральщиком «Фугас».

24 июня обстановка еще более ухудшилась. Зенитчики вели огонь уже не только по самолетам Люфтваффе, но и по немецкой пехоте. Казалось, судьба базы решена, но тут в духе первых дней войны открытым текстом пришла радиограмма наркома ВМФ Кузнецова: «Лиепаю не сдавать!» Это грозное распоряжение было по мере возможности доведено до личного состава всех частей и соединений. Однако обстановка вряд ли способствовала поднятию боевого духа. На складах и в порту продолжали взрываться боеприпасы, догорали спешно уничтоженные корабли, над городскими кварталами то и дело проносились самолеты противника, а затем открыла огонь и германская артиллерия.

Утром 25 июня Лиепая была окружена. В то же время авиаудары продолжались. Над городом бушевало пламя, горели склады горючего, жилые дома, административные здания. Зарево пожаров поднималось над крышами, зловещими бликами металось над гаванью, каналами и улицами. Воздух настолько пропитался дымом и смрадом от горящего флотского имущества, что стало трудно дышать. В то же время в зенитных батареях и войсках стала ощущаться нехватка боеприпасов. Это и неудивительно, если учесть, что только 841-я батарея за два дня расстреляла более 500 снарядов. Из-за потерь личного состава в расчетах остались по одному-два человека. Судьба раненых тоже была незавидной. Их отвозили в военно-морской госпиталь, а он также подвергался ударам авиации.

Подводная лодка М-83, находившаяся в дозоре западнее Лиепаи, никаких кораблей не обнаружила, но зато 26 июня сама была обнаружена немцами и вскоре атакована с воздуха. Командир субмарины капитан-лейтенант П. Шалаев успел отдать приказ о срочном погружении, но близкие разрывы бомб вывели из строя перископ. После этого «малютка» в надводном положении направилась в Лиепаю, но при заходе в порт была обстреляна артиллерией. После этого экипаж вывел лодку на мелководье и, заложив взрывчатку, покинул ее. Прогремевший вскоре взрыв означал, что за три дня войны Балтийский флот потерял уже восьмую субмарину!

Днем 26 июня наконец пришел приказ от командующего флотом вице-адмирала Трибуца об оставлении Лиепаи. Войска должны были прорываться по суше, а командование Либавской базы – уходить морем на торпедных катерах. В 03.00 27 июня окруженныедвумя колоннами отправились в путь. В составе одной из них двигались бойцы 84-го и 43-го ОЗАД с двумя зенитками. Командир 841-й батареи Ф. К. Тимашков вспоминал: «По приморской дороге на север двигался пестрый людской поток. Шли военные и гражданские, старики, женщины и дети. Над дорогой на высоте 100–150 метров летали немецкие самолеты, расстреливая идущих из пулеметов». Вскоре был разбит трактор и повреждена прицепленная к нему зенитка. Затем вышел из строя и второй тягач. Лишившись транспорта, зенитчики подорвали последние пушки и пошли далее налегке. В конце концов остатки 84-го артдивизиона во главе со старшим лейтенантом Сорокой достигли города Кулдига и соединились с находившимися там частями Красной Армии. Однако они были в числе немногих, которым удалось это сделать…

Эвакуация по морю оказалась не легче. В 03.30 27 июня два торпедных катера № 17 и № 47, на борту которых находились командир и штаб уже бывшей Либавской ВМБ, вышли в море и взяли курс на Вентспилс. Последним горящий порт через полчаса покинул грузопассажирский пароход «Виениба» тоннажем 288 брт[8 - Для боевых кораблей обычно указывается водоизмещение, а для транспортных судов – тоннаж в брутто-тоннах (брт), т. е. вместимость их внутренних грузовых помещений.] с ранеными и гражданскими лицами. Над палубой подняли флаг Красного Креста, надеясь, что он спасет от атак авиации. Судно сопровождали торпедные катера №№ 27, 37 и 67. Около 06.00, когда «Виениба» шла курсом на север, внезапно появились германские самолеты, которые сбросили на судно бомбы и обстреляли из пулеметов. Поняв, что судно тонет, капитан резко повернул к берегу, но, не дойдя до него несколько миль, «Виениба» ушла под воду. Успевших выпрыгнуть за борт немецкие самолеты нещадно расстреливали из пулеметов до тех пор, пока у них, вероятно, не кончился боезапас. В итоге уцелела только одна шлюпка с 15 моряками. Торпедный катер № 27 до последнего вел огонь по противнику, пока сам не был потоплен.

Начальству тоже не повезло. В районе маяка Ужава торпедные катера №№ 17 и 47 были атакованы немецкими торпедными катерами. В результате «сорок седьмой» был потоплен, и только одному катеру с капитаном 1-го ранга Клевенским удалось оторваться и уйти в сторону эстонского острова Сааремаа (Эзель). Так трагически окончилась судьба Либавской военно-морской базы.

Охота продолжается

Уже 25 июня 1941 г. дивизии Вермахта подошли к следующему пункту базирования Балтийского флота – порту Вентспилс, который уже несколько дней бомбили самолеты Люфтваффе. Эвакуация из него также проходила в спешке, на причалах бросали все, что не успели взорвать: флотское имущество, орудия, мины и прочее.

27 июня Вентспилс последними покинули пароходы «Амга» и «Марта» тоннажем по 1414 брт. Им удалось благополучно достичь острова Сааремаа и высадить там военных моряков. Затем суда отправились в Таллин, но 29 июня в районе пролива Соэла-Вяйн, разделяющего острова Сааремаа и Хиума (Даго), были атакованы и потоплены немецкими самолетами.

Части Вермахта быстро продвигались на север и северо-восток, одним за другим захватывая места базирования Балтийского флота. 27 июня они вышли к Западной Двине, и командующий КБФ дал указание об эвакуации Прибалтийской военно-морской базы, располагавшейся в Усть-Двинске. В тот же день легкий крейсер «Киров» и пять эсминцев покинули Рижский залив и перешли в пролив Муху-Вяйн (Моонзундский пролив), между материком и островом Муху (Моон), и встали на рейде порта Куйвасте, на юго-восточной оконечности острова. Позднее к ним присоединились и другие корабли, в том числе эсминец «Сметливый», плавбазы «Иртыш» и «Смольный», а также семь подводных лодок. Однако над проливом регулярно летали немецкие самолеты-разведчики, и, опасаясь авиаударов, командир отряда легких сил (ОЛС) Балтфлота контр-адмирал В. П. Дрозд решил эвакуировать крупные корабли еще дальше – в Таллин.

Несмотря на то что война шла уже две недели, отдельные флотские командиры, вероятно, продолжали мысленно находиться еще в мирном времени. Так, 9 июля подводная лодка С-6, только что вернувшаяся из похода в Поморскую бухту, встала на якорь в одной из бухт Сааремаа. Ее командир капитан-лейтенант В. Ф. Кульбакин, видимо, расслабившись после похода, разрешил команде купаться. Утрата бдительности привела к тому, что плескающиеся матросы не заметили приближавшийся немецкий самолет. В 13.35 в ходе пулеметного обстрела лодка получила повреждения, трое моряков погибли, а еще семь, в том числе и командир, получили ранения.