Необоримая стена

Они, схватив свое снаряжение и миномет, бросились обратно, забирая к югу, надеясь на благосклонность к ним судьбы. Но судьба не торопилась благоволить к ним. Не пробежав и трехсот метров, Костя почувствовал, что впереди кто-то есть и с разбегу повалился на землю. Рядом упал и Карпенко, не ожидая от командира такого маневра. Костя осторожно поднял голову и стал прислушиваться. Они упали в молодом, но густом ельнике, который дальше вперед становился еще гуще. Через плотную поросль молодых и пушистых елок ничего не было видно, и рассчитывать приходилось только на слух. Через несколько секунд Костя четко услышал приближение звуков, издавать которые могла только цепь солдат, прочесывающая лес: разговор, хруст веток под ногами, сдержанное покашливание. Враг был совсем рядом, до него было не больше пятидесяти метров.

Костя видел, что боя не избежать, но теперь не было времени на отчаяние и робость. Он быстро, стараясь не шуметь, снял со спины завьюченный лафет, показав знаками Карпенко, чтобы тот делал то же самое. Миномет беспомощно, как погибший товарищ, сполз с их спин на землю. Костя, взглянув на него, понял, что его придется оставить здесь. Ему было до слез обидно оставлять его, но обстоятельства были непреодолимы. Взять его сейчас с собой означало бы погибнуть. Костя не был уверен, что и оставив его, они прорвутся, а уж с ним-то шансов совсем не оставалось. Костя колебался, не зная, что предпринять. Вдруг его осенило, и он торопливо достал гранату. Выдернув чеку, он сунул ее под плиту, найдя ее наиболее подходящей для смертельного сюрприза, аккуратно придавив рычаг. Теперь в душе что-то отпустило, и он отвернулся, тут же забыв о ней.

Карпенко понял – будет бой. Больше ему ничего не требовалось. Он взял винтовку, зарядил ее, не очень беспокоясь о соблюдении тишины. На Костю это произвело ошеломляющее воздействие. Ему показалось, что из листа железа вытащили ржавый гвоздь. Он со свирепым выражением обернулся на Карпенко, но тот не заметил этого, будучи полностью поглощен приготовлением к бою.

– Будь, что будет, – махнул рукой Костя и прижал к щеке холодный приклад винтовки.

Мгновения тянулись в напряженном ожидании. Немцы приближались, не очень заботясь об осторожности, видимо не рассчитывая на сопротивление. Костя уже рассортировал приближающиеся звуки на отдельные источники – солдат, которые их издавали. Он насчитал троих непосредственно напротив себя и Карпенко и еще несколько в отдалении. Судя по всему, их с Карпенко позиция находилась не в середине цепи противника, а на правом ее фланге.

Внезапно цепь замерла. Звуки, издаваемые ей, прекратились. Костя почувствовал, что до боя осталось всего несколько мгновений. Времени не осталось даже на то, чтобы обернуться на Карпенко. Он впился глазами в ельник, который был сейчас единственным их преимуществом и защитой, боясь пропустить момент решающего броска.

Вдруг между елками мелькнула каска. Костя взял ее на мушку и повел, выжидая благоприятного момента для выстрела. Но каска не торопилась выходить из-за ветвей, а, мелькнув несколько раз, пропала. В какой-то момент Косте даже показалось, что это была не каска, а плод его напряженного воображения, и он запаниковал. Ему казалось, что он потерял контроль над ситуацией, и их с Карпенко преимущество сведено к нулю. Он был готов уже выстрелить просто в ту сторону, где мелькала вражеская каска, но что-то мешало ему нажать на курок.

Через несколько секунд напряженной тишины каска показалась вновь и не одна, а вместе с головой, на которую была надета. Голова медленно поворачивалась, не замечая Костю и того, что она находится на прицельной планке с подведенной мушкой, как яблоко в тире.

– Пора, – пронеслась мысль в Костином мозгу. И, как бы в подтверждение ее, слева с оглушительным, как показалось Косте треском, сломался сухой сучек. В ту же секунду почти над ухом у него хлестко ударил выстрел, заставивший его тоже нажать на курок.

В ельнике послышался хруст ветвей и в то же мгновение, заглушая его, загремели выстрелы. Костя прижался к земле. Мысли работали быстро и четко. Он вытащил вторую – последнюю гранату и, выдернув чеку, бросил ее вперед. Прижавшись щекой к прохладной и колючей от сброшенной хвои земле, Костя услышал взрыв и крик, переходящий в стон.

Медлить было нельзя. Костя вскочил и рванулся вперед. Он слышал, как сзади бежит Карпенко, но оглянуться не было времени, он опасался немцев, которые могли оказаться еще на пути.

Немецкие пули резали ельник чуть в стороне, производя много шума и создавая хаос, играющий на руку Косте и Карпенко. Костя чуть не споткнулся о тело распластавшегося на земле немца. Перепрыгивая через него, он машинально отметил, что это был командир.

Пробежав уже метров тридцать и, начиная верить в то, что вырвались, они услышали окрик, из которого поняли только:

– Хальт!

– Влипли, – первое, что пришло Косте в голову.

Он, не целясь, выстрелил в сторону окрика и упал на землю. Карпенко упал рядом, чуть не огрев его прикладом своей винтовки. Немец, на которого они вышли, тоже выстрелил и залег.

– Черт бы побрал этого немца! Теперь нас догонят. Надо с ним быстрее кончать, но как? – лихорадочно соображал Костя. Гранат больше не было, а перестрелка ничего хорошего не сулила, нещадно урезая шансы на прорыв. Показав Карпенко, как всегда жестами, куда бежать и, скорчив при этом свирепую физиономию, так как опасался, что тот не подчинится, Костя мощными, схожими с крокодильими движениями, пополз в сторону немца. Медлить было нельзя. Костя еще не знал, как будет действовать, но знал одно: сейчас надо было сблизиться с немцем для решительного боя и, желательно, не схлопотать при этом пулю.

Карпенко, поколебавшись мгновение, бросился в ту сторону, куда указал командир. Костя с удовлетворением подумал о том, что немец дал Карпенко несколько секунд, так необходимых для того, чтобы скрыться. Слыша, как удаляется Карпенко, производя столько шума, сколько производит напуганный лось, Костя осторожно поднял голову и посмотрел в ту сторону, откуда был сделан окрик. Как только он это сделал, сразу понял, что Карпенко, производя весь этот шум, спасает ему, да и наверное себе жизнь. Немец тоже поднял голову, но все внимание его было поглощено удаляющимся треском ломаемых ветвей.

Костя, не раздумывая, взял его на мушку. Это был тот самый шанс, не использовать который значило бы погибнуть. Костя нажал на курок…, но выстрела не последовало. То ли патрон попался некондиционный, то ли он не перезарядил винтовку. Но разбираться в причинах этого, сейчас не было времени. Если он начнет «клацать» затвором, то немец переключится на него, и кто выйдет победителем из этой дуэли, было не известно. До немца было не более пятнадцати метров – расстояние смешное для винтовки, но слишком большое для ближнего боя.

– Если я сейчас поднимусь, он, как пить дать, меня ухлопает, – Жалея себя, подумал Костя.

Мысль, что немец может промахнуться, прозвучала как-то неубедительно. Ситуация была критической. Костя чувствовал, что мгновения его преимущества тают, как снег на мартовском солнцепеке. Его колебания внезапно оборвала какая-то неведомая сила, подкинувшая его от земли. Скорее всего, это был его ангел, который решил, что тянуть больше нельзя, и придал его телу ускорение мощным пинком. Костя вскочил и бросился вперед. Он успел пробежать уже половину этого расстояния, когда со стороны немца прогремел выстрел. Костя подумал, что он уже убит, только еще не понял этого и бежит по инерции. Но эта инерция все не кончалась и не кончалась. Только оказавшись в метре от немца, он увидел, что тот стрелял по Карпенко.

Для немца было полной неожиданностью появление перед ним еще одного русского. Он стрелял по уже почти невидимой цели, больше для острастки, так как уверенности в том, что он попадет, не было никакой. Когда Константин через две три секунды оказался перед ним, тот как раз выбрасывал затвором своего маузера стреляную гильзу. Рука, передергивающая рычаг затвора дрогнула, патрон перекосило, превратив тем самым карабин из огнестрельного в лучшем случае в холодное оружие, которым он все равно не успел, как следует, воспользоваться.