Но Кирш входил в это время в дверь игорного дома, и приятели последовали за ним.
Большая игорная комната была полна народом, и, несмотря на отворенные окна, в ней стоял синий табачный дым, пахло вином и было душно. Окна выходили, разумеется, не на улицу, а куда-то в сад, пустынный и запущенный.
Посреди комнаты стоял большой, обтянутый зеленым сукном стол, и на нем возле счастливцев, которым везло, лежали груды золота и кредиток; проигравшиеся стояли кругом и лихорадочно-воспаленными глазами жадно следили за перипетиями игры, как голодные смотрят сквозь окна магазинов на лакомства, приготовленные для других.
Двое (один из них был старик), видимо, проиграли уже много и ставили на карту последнее, волнуясь и трясясь, не видя ничего кругом и не понимая.
Тут были люди и почтенные, и совсем молодые, и аристократы, и средние люди, но все они, забыв и воспитание, и разницу возрастов и положений, уравнивались каким-то животным чувством страсти, единственно выражавшейся на их лицах.
Один банкомет, бесстрастно и как будто машинально делал свое дело, отрывая карты от приколотой кинжалом к столу колоде и кладя их направо и налево. На лице его была видна только усталость, но глаза внимательно следили за играющими, делавшими ставки, и привычные руки методически загребали проигрыши в банк.
Банк был довольно значительный, и в нем лежала порядочная куча денег.
Разговоров почти не было, слышалось как будто одно общее тяжелое и напряженное дыхание.
Самая крупная ставка была на восьмерке; все, видимо, ждали ее, с нетерпением следя, куда она ляжет: направо или налево?
«Нет! – решил Елчанинов, не спуская взора с Кирша. – Если он вздумает ставить, я его не пущу, так-таки прямо силой и не пущу!»
Им случалось всем втроем бывать в этом доме, но больше для того, чтобы покутить; случалось и поигрывать, но только так себе, без всякой цели, на небольшие и шальные деньги, которые не жалко было оставить.
Теперь, если Кирш задался целью на двадцать пять рублей выиграть двести, выходило совсем другое; положим, он мог и выиграть, но мог и проиграть все двадцать пять рублей, а это, по тогдашнему времени, была, вообще, сумма довольно порядочная, для Кирша же – и очень крупная. На такой риск он не мог и не должен был идти по своим средствам, и Елчанинов твердо решил не допускать подобного безумия.
Восьмерка была бита.
Банкомет потянул бывшую на ней ставку и вдруг, прежде чем Елчанинов мог опомниться, Кирш кинул все двадцать пять рублей на стол, но не на то место, где делали ставки, а под руку банкомета, загребавшего деньги в банк.
– Это что же такое? – спросил банкомет.
– Мой проигрыш! – хладнокровно ответил Кирш.
– Но ведь вы не ставили денег на карту? – еще более удивился банкомет.
– Я поставил мысленно! – громко и отчетливо произнес Кирш, так что все это слышали.
Вокруг стола пробежал говор.
Елчанинов стоял ни жив, ни мертв, чувствуя, что ничего не может сделать. Варгин переминался с ноги на ногу, кусал губы и изумленно оглядывался кругом.
Банкомет пожал плечами, улыбнулся и как бы против воли, подчиняясь блажной фантазии щедрого игрока, положил деньги в банк и продолжал метать.
Следующая дана была дама.
Кирш вдруг протянул обе руки к банку и потащил к себе все, что там было.
– Позвольте! – остановил его банкомет.
– То есть как «позвольте»? – возразил Кирш.
– Ну да! Вы забираете банк?
– Я мысленно шел по банку на даму! – заявил Кирш и решительно потянул к себе деньги.
Кругом заволновались. Послышались возгласы, раздался хохот. Банкомет растерянно оглядел играющих, напрасно ища в них поддержки и сочувствия: право было на стороне Кирша. Банкомет мог не принять его мысленной ставки в двадцать пять рублей, но, раз он принял ее, то должен был и отвечать теперь на другую мысленную же ставку Кирша.
– Как же это так? – начал было он все-таки протестовать.
Но тут уже выступил Елчанинов своей сильной, огромной фигурой.
– Да так, – перебил он, сообразив теперь и поняв, в чем дело, – вы двадцать пять рублей приняли?
Банкомет должен был согласиться, что принял.
– Ну, так и платите теперь! Спорить было нечего.
– Вот так случай! Такого случая не было! – удивлялись кругом.
– И уж, конечно, не будет! – сказал банкомет, убедившийся, что всякие дальнейшие протесты и разговоры будут напрасны.
Кирш же спокойно забрал деньги в карман; у него было не двести рублей, а больше.
Глава XV
Наступил вечер.
У Кирша уже был выработан план действий во всех подробностях.
При предварительном осмотре местности, который он сделал, расставшись со Станиславом, он заметил, что в закоулке, куда выходила стена с калиткой, по другую сторону тянулся довольно ветхий полуразрушенный забор, казавшийся очень удобным для засады. Он ограждал какой-то пустырь, но настолько плохо, что проникнуть по другую его сторону и спрятаться за ним не представляло никакого затруднения.
Кирш, сидя за забором, в вечерних сумерках видел, как несколько человек подошли к калитке, постучало в нее тем «треугольным» ударом, который был уже знаком Киршу, и исчезли за ней. В одном из них Кирш узнал серого человека, виденного им во дворце.
За ними вошла в калитку закутанная с ног до головы женщина. Она приехала в карете, но вышла из нее не у самой калитки, а на углу улицы, где карета осталась, чтобы ждать ее.
Лица этой женщины Кирш не видел, но ему нетрудно было догадаться, что, это – леди Гариссон, так как она, по характеру сношений с маркизом де Трамвилем, очевидно, должна была присутствовать на сегодняшнем таинственном собрании.
Леди Гариссон была последняя. Мирный закоулок погрузился в полную тишину.
Кирш выждал еще некоторое время и решил, что пора и ему действовать. Он выбрался из-за забора, смело подошел к калитке, стукнул в нее раз, потом через некоторый промежуток еще два раза и услышал со стороны сада такой же ответный стук.
Станислав был здесь, а Кирш главным образом боялся, что он, пропустив всех, мог уйти.
– Он жив в сыне! – произнес Кирш, не сомневаясь, что это и были слова пароля.
Щелкнул замок и калитка растворилась.
– Иезус Мария! – воскликнул Станислав, увидев перед собой Кирша. – Может ли это быть, что я вижу пана?
– Я вам сказал, что приду к вам сегодня вечером, – спокойно проговорил Кирш, – и, как видите, исполнил свое обещание, хотя вы и сомневались в этом.