– Нельзя приказать быть свободным, – маловразумительно ответил Звягин.
Джахадзе подумал, разъяснений не дождался и шагнул к дверям.
– Ты знаешь, кто такой Шервуд Андерсон? – окликнул Звягин.
– Пол Андерсон был штангист, – порылся в памяти Джахадзе.
– Я тоже до вчерашнего дня не знал. Жена просветила. Ему было уже сорок лет, и он был владельцем рекламной конторы, когда однажды утром он посмотрел на стены, плюнул на пол, снял с крючка шляпу и вышел, не закрыв за собой дверь. И никогда в жизни в контору больше не возвратился.
– А что с ним стало? – заинтересовался Джахадзе.
– Стал знаменитым писателем. Ладно, езжай спать, у тебя под глазами круги.
– Если б стать знаменитым писателем было так просто, все конторы стояли пустые настежь.
– Картина слишком красивая, чтоб быть реальной. Я тут одному-то конторщику мозги не могу вправить, а ты бросаешься к мировым масштабам.
Он скромничал. Володина жизнь теперь била ключом, и все, как говорится, по голове: мозги вправлялись. Дни складывались в недели, и ни одна неделя не обходилась без происшествий.
Он филонил дома с привычной простудой, полеживал поутру с книжечкой, оставшись один, когда в дверь отчаянно зазвонили.
Прошлепал в трусах:
– Кто там?
– Откройте, ради Бога, скорее, – задыхающийся женский голос.
В дверном глазке – светловолосая девушка, пальтишко запахивает на горле, милая вроде, испуганная вроде… на площадке больше никого нет.
– Пожалуйста, впустите меня, скорее!..
Володя растерянно протянул руку за своим пальто к вешалке, задрапировался им, и отворил. Девушка влетела молниеносно и бесшумно и захлопнула за собой дверь. Нашла взглядом и повернула выключатель.
– Уф-ф… – с огромным облегчением перевела дух она.
– Э-э… вы не объясните, в чем дело?.. – спросил Володя, в меру ошарашенный этим явлением.
– Простите. Сейчас все объясню, конечно, – благодарно произнесла девушка, налаживая дыхание. – Такое вторжение… Ну, бывают в жизни ситуации… понимаешь?..
Он начал понимать, кивнул с превосходством благополучного хозяина над застигнутым грозой гостем, и даже перестал стесняться своих голых ног из-под пальто.
– Ну, как мужчина женщину, вы меня можете понять, наверное?.. Я была… в гостях… ну, у человека… и тут…
Володя сочувственно кивнул и улыбнулся осторожно. Девушка была определенно мила. Лет двадцати пяти, не старше. Глазки карие, ресницы мохнатые, ручки маленькие, – это он рассмотрел уже в комнате, куда они как-то незаметно переместились.
– Вы садитесь, – предложил он, и она села.
– Короче, пришлось удирать, – она состроила комическую гримасу, а сама еще подрагивала. – Простите, – сказала она, – колотит еще. У вас не нашлось бы капельку чего-нибудь выпить?
– Если вас устроит дешевый портвейн… – промямлил Володя.
– Обожаю его как память о студенческих годах.
«Сколько же ей лет?..» Он полез в стенной шкаф и из старой коробки со щетками и кремами извлек завернутую в газету бутылку – заначка профессионала. На кухне открыл ее, нацепил быстро штаны и свитер, прихватил рюмки.
– А можно ударную дозу? – невинно спросила она.
Он улыбнулся, пожал плечами; применили стаканы, и удачно применили, просто сказочно славно день начинался.
– Если уж за знакомство – меня зовут Марина.
– Володя. Что же вы не снимаете пальто? давайте, я повешу в прихожей.
– Меня все еще трясет. Можно, я посижу пока так?
Бутылка кончилась быстро, и Володя воспарил в высокие выси, любуясь красавицей. Если вам доведется пить в обществе, найдите взглядом самую некрасивую женщину и не отводите глаз на протяжении всего времени; в тот момент, когда она покажется вам милой и желанной – встаньте и идите домой: вы пьяны; так гласит древний английский рецепт. Но Марина была в самом деле красива, и ясный блеск глаз, нежный поворот шеи, изысканная впадинка под скулой – все было всамделишным, а не алкогольной иллюзией.
– Вам не жарко? – спросил Володя, невинно желая (кроме естественного гостеприимства, да и невоспитанно, в конце концов, сидеть в гостях за столом – в пальто) увидеть чуть больше, чем позволяла угадывать мохнатая бежевая ткань на жесткой, очевидно, подкладке.
Марина достала из кармана длинную красную пачку, вытащила тонкую коричневую сигарету, душисто пыхнула от поднесенной им спички и просто сказала:
– У меня под ним ничего нет. Не успела.
– А? – идиотски спросил Володя, раскрывая рот набок, как хваченный кондрашкой.
– Хотя и жарко, – улыбнулась Марина, встала, расстегнула пуговицы, глядя ему в глаза, сняла пальто и повесила на спинку соседнего стула.
На ней были чулки и туфли.
Она была безупречна; а все подробности потрясенный Володя пожирал выпученными глазами по отдельности и в совокупности, и чувство реальности покинуло его, а вместо него появилось другое чувство, как нельзя более естественное.
Она села, закинула ногу на ногу и продолжала курить.
– Сейчас я бы с удовольствием выпила кофе, – улыбнулась она.
Володя деревянно кивнул, не своим голосом идиотски сказал:
– Естественно, – хотя что ж тут было естественного, с другой стороны, и, шарахаясь и задевая стены, пошел на кухню. Там он уронил ряд предметов кухонной утвари и сварил кофе.
– Надеюсь, я вас не очень шокирую, – просто и дружественно произнесла Марина, прихлебывая.
– Н-нет, – проблеял он, тщетно изображая, что все в порядке.
– А душ тоже можно принять?
– П-пы-пожалуйста.
Через минуту она высунулась из ванной, где шумел душ: